разведке района Дебице, который в июле 1944 года еще находился в 50 км от линии фронта.
В то же время по линии наркомата авиационной промышленности Шахурин получил от Сталина указание подготовить группу советских специалистов, которые должны изучить все, что будет найдено на этом полигоне еще до того, как там появятся английские специалисты.
Сразу по горячим следам войны после освобождения в район предполагаемого полигона была направлена первая экспедиция в составе военной разведки, подчиненной генералу И.А. Серову. Из нашего института в эту группу были включены Ю.А. Победоносцев,
М.К. Тихонравов и несколько их непосредственных технических помощников. Они довольно долго «прокопались» в Польше под усиленной охраной. Уже после того как наша группа проработала в Польше около недели, туда прибыли английские специалисты и в том числе представитель английской разведки, имевший детальную карту местности. На карту были нанесены координаты мест старта и многочисленные точки падения ракет.
Тихонравов, вернувшись, рассказывал, что наши военные разведчики ездили по полигону, пользуясь указаниями англичан, и их карта ни разу не подводила. Английская агентура давала точные данные.
Обращения Черчилля к Сталину имели для нашей дальнейшей деятельности во многом поистине решающее значение. Если бы не его письма, наша армия победоносно прошла бы по этим польским болотам и лесам, не вникая в то, чем тут занимались немцы.
А с помощью англичан были быстро обнаружены и впервые попали в наши руки настоящие детали ракет А-4. Правда, тогда мы этого индекса еще не знали.
В первые дни после доставки ракетных трофеев из Польши в Москву в НИИ-1 они были по чьей-то мудрой команде засекречены от советских ракетных специалистов, вероятно, столь же строго, как секретились в Германии от английских шпионов. Иногда невозможно было понять логику наших секретных служб.
Все детали были размещены в большом актовом зале института, куда доступ получили только начальник института генерал Федоров, его заместитель по научной части наш «патрон» генерал Болховитинов и заместитель по режиму. Даже Победоносцева и Тихонравова, которые все это видели в Польше, грузили в самолет и привезли с собой, вначале не пускали.
Но постепенно здравый смысл начал брать верх. A.M. Исаев, затем я, Н.А. Пилюгин, В.П. Мишин и еще несколько специалистов были допущены к осмотру секретного немецкого оружия.
Войдя в зал, я сразу увидел грязно-черный раструб, из которого торчала нижняя часть туловища Исаева. Он залез с головой через сопло в камеру сгорания и с помощью фонарика рассматривал подробности. Рядом сидел расстроенный Болховитинов.
Я спросил:
— Что это, Виктор Федорович?
— Это то, чего не может быть! — последовал ответ.
ЖРД таких размеров в те времена мы себе просто не представляли.
По рассказам Тихонравова, доставившего этот двигатель из польского болота, его местонахождение тоже было указано на карте английской разведки. Англичанин, который привел их к этому болоту, сказал, что координаты места были переданы резидентом, который, в свою очередь, получил их от польских партизан. Невдалеке нашли разорванные алюминиевые баки, куски наружной стальной оболочки и белые лоскуты колючей стекловаты. Не все удалось извлечь из болота. Взрывом компонентов топлива детали ракеты раскидало по окрестностям.
Англичане очень интересовались уцелевшими остатками радиоаппаратуры и приборов системы управления. Они набрали несколько больших ящиков всевозможных деталей для срочной отправки их в Англию через Москву. По прибытии английских ящиков в Москву нам предложили в ночь до передачи их английской миссии осмотреть содержимое, что я, Пилюгин и еще двое инженеров и проделали в Хорошевских казармах.
Возглавляемая Болховитиновым группа, в состав которой вошли Исаев, Мишин, Пилюгин, Воскресенский и я, получила задание реконструировать по найденным обломкам общий вид ракеты, принцип управления и основные характеристики. Через год, работая уже в Германии, я убедился, что в основном мы правильно реконструировали ракету и это сильно облегчило нашу дальнейшую деятельность.
В самом начале 1945 года из Польши поступили сведения о каких-то новых интересных деталях, найденных в районе все того же испытательного полигона.
На этот раз начальник института генерал Федоров решил сам возглавить поисковую экспедицию. Он взял с собой ведущего специалиста по радиосистемам моего сотрудника Романа Попова. В его группу вошел и ведущий специалист по пороховым ракетным снарядам полковник Л.Э. Шварц.
Они вылетели из Москвы 7 февраля 1945 года на «Дугласе». Под Киевом самолет попал в туман, по- видимому, потерял ориентацию и врезался в землю. Все пассажиры и экипаж — всего двенадцать человек — погибли. Для меня особенно болезненной была потеря замечательного радиоинженера Романа Попова. С его гибелью мы фактически прекратили работы по радионаведению на цель ракетного самолета- перехватчика.
В эти первые месяцы 1945 года мы составили для себя первое приближенное представление о ракете А-4, но еще не представляли истинных масштабов производства и результатов боевого применения этого «оружия возмездия».
Особый интерес у работавших с нами в НИИ-1 специалистов военно-воздушных сил вызывали вопросы надежности ракеты — беспилотного, полностью автоматически управляемого летательного аппарата. Но ответ на эти вопросы мы получили только в Германии.
В декабре 1944 года Каммлер выпустил обзор надежности ракет А-4. В войсковые части за рассмотренный им период было доставлено 625 ракет. Из них 87, или 12,3%, были сразу возвращены заводу из-за дефектов в системе управления. Из оставшихся 538 были пущены 495. Из этого числа 44 пуска зарегистрированы как неудачные. При этом на отказы по вине системы управления приходилось 41%, двигательной установки — 13%, пожары в хвостовой части — 13%, взорвались на старте 2,9%. Таким образом, из 625 явно непригодными к пуску были 131 ракета. Немцы не располагали данными об авариях и разрушениях ракет на нисходящем атмосферном участке. По нашему последующему опыту пусков ракет А-4 в Капустином Яре в 1947 году аварии на этом последнем участке траектории должны составлять не менее 15-20%. Следовательно, надо считать, что до цели дошло не более 400 ракет, т.е. менее 63% выпущенных заводом «Миттельверк».
Несмотря на столь низкую надежность и безусловно конечную низкую эффективность Фау-оружия, никто из руководителей вермахта и рейха не решался доложить Гитлеру о необходимости увеличения расходов на авиацию и сухопутные вооружения за счет сокращения усилий по созданию ракетного оружия. Наоборот, работы в Пенемюнде по совершенствованию А-4 и новым, захватывающим воображение проектам разворачивались с новой силой, несмотря на приближающееся неизбежное поражение.
Согласно показаниям германского министра вооружений и боеприпасов Шпеера, сделанным им Международному военному трибуналу в Нюрнберге, в производственно-техническом и экономическом отношениях война была проиграна еще в начале лета 1944 года. Общее производство было уже недостаточным, чтобы удовлетворить все потребности, связанные с войной. «Немцы не могут без боли вспоминать о том, к каким изумительным достижениям пришли их исследователи, инженеры и специалисты во время войны и как эти достижения оказались напрасными, тем более, что их противники не могли противопоставить этим новым видам оружия ничего, что могло в какой-то степени равняться с ними».
Не стоит жалеть немецких ученых и инженеров по поводу того, что они не успели и их «достижения оказались напрасными». Хотели они того или нет — они ускорили поражение Германии, отвлекая на перспективные разработки большие средства у крайне истощенного общегерманского военно- экономического производственного потенциала. Были у них и еще более интересные проекты.
В свое первое посещение Пенемюнде в мае 1945 года Алексей Исаев с группой сотрудников нашего НИИ-1 ворошили всякий мусор, пытаясь найти хоть какие-нибудь остатки ракетной документации.
Все поиски были безуспешными. Но неожиданно один из сотрудников, отлучившийся к какой-то куче дров «по нужде», как рассказывал Исаев, издал вопль и вернулся с тонкой книжицей — отчетом. По диагонали слегка подмоченной обложки шла красная полоса и страшная надпись «Streng Geheim» — «Строго секретно». Организованная тут же коллективная экспертиза установила, что этот документ является
