усилий.
На более тонком уровне выбор и отбор включают также и отказ. Ум какое-то время концентрируется на чем-то одном. Прежде чем вы сможете сказать: 'Мне это нравиться, вы вынуждены отказаться от всех остальных возможностей. Ни ум, ни эмоции не относятся нейтрально к боли и страданиям: они боятся и отвергают их. Эта привычка всегда производить выбор и отбор забирает много энергии, потому что ваш ум постоянно должен быть начеку, постоянно следить за тем, чтобы больше не повторилась эта боль, разочарование, одиночество и множество других болезненных переживаний. Где же взять место молчанию?
Без молчания нет места волшебнику. Без молчания невозможно по-настоящему понять жизнь, внутренняя структура которой едва уловима, подобно еще не распустившемуся бутону розы. Если смертный обратился за советом к волшебнику, значит, он заметил, что волшебник не живет в вечном страхе, как он сам. Волшебник принимает и даже использует все, что бы ни случилось.
— Как вам удается добиться такого спокойствия ума? — спрашивает смертный. И волшебник отвечает:
— Загляни в себя, там ты найдешь только спокойствие.
Так что первый шаг в мир Мерлина — просто осознать, что этот мир существует, и этого достаточно. Когда вы будете сидеть над этим уроком, ваш ум может воспротивиться, заявляя 'Нет!' на любое утверждение о том, что существует другая приемлемая точка зрения, путь, который отличается от его собственного пути. К этой волне сомнений, беспокойства, скуки, скептицизма, презрения — любая реакция возможна — могут присоединиться и ваши эмоции. Не сопротивляйтесь этим чувствам. Это просто старый, привычный путь поиска и выбора. Путем отрицания ваш ум напоминает о собственной значимости, потому что годами он верой и правдой служил вам, не подпуская неприятные вещи. Вопрос в том, действительно ли срабатывала его тактика? Ум может преуспеть в том, чтобы сделать вас разумным, хорошо соображающим человеком, но он плохо приспособлен для того, чтобы принести вам счастье, удовлетворение, душевный покой.
Мерлин не спорит с умом. Все споры порождаются мыслями, а волшебник не думает. Он
Урок 2
Каждое утро юный Артур спускался к лесному озеру, чтобы умыться. Как и любой мальчик, он не слишком любил это делать. Его отвлекала болтовня рыжих белок, стрекотание сорок и все, что казалось ему куда интереснее воды и мыла.
Мерлина не слишком беспокоила грязь, которая собиралась на лице Артура, шее и прочих местах. Но однажды волшебник наконец воскликнул:
— У тебя за ушами я мог бы выращивать фасоль! Мало того, что ты проводишь у озера не больше минуты, но делай там хоть что-нибудь за это время.
— Я боялся тебе признаться, Мерлин, — сказал Артур, опустив голову, — но когда я склоняюсь над водой, я не вижу своего отражения. Я не вижу, где мыть, и даже не вижу, как я выгляжу.
К удивлению мальчика, когда он поднял глаза, то увидел, что Мерлин смотрит на него с восхищением.
— Возьми, — сказал он, протягивая мальчику как награду большой изумруд (потом Артур любил заставлять прыгать по воде этот камушек). — Я думал, причина твоего непослушания в утрате невинности, но теперь вижу, что я ошибался. Не имея отражения, ты не имеешь представления о самом себе. Только тогда, когда тебя не отвлекает представление о самом себе, ты можешь сохранять состояние невинности.
Невинность — наше естественное состояние, раньше оно было всеобъемлющим. Когда мы обращаем взгляд на себя, то, даже пытаясь быть абсолютно честными перед собой, мы видим образ, создававшийся слой за слоем в течение многих лет, и все эти слои тесно переплелись между собой. Линии и морщинки, которые с годами появляются на лице человека, рассказывают историю его радостей и печалей, побед и поражений, идеалов и переживаний. И на этом лице почти невозможно увидеть что-либо еще.
Волшебник видит себя всюду, куда бы он ни посмотрел, потому что он смотрит непредвзятым взглядом. Его не затемняют суждения, ярлыки, определения. Волшебник просто знает, что у него есть
Не имея никаких постоянных определений для вещей, волшебник всякий раз видит их сызнова. Его объектив чист от пыли, так что мир сверкает новизной. Та же тихая мелодия звучит во всем: 'Это ты'. Бог мог быть бы определен как Тот, Кто смотрит вокруг и всюду видит только Себя; поскольку мы существуем в Его воображении, наш мир — это тоже зеркало.
Такая точка зрения, присущая волшебнику, людям кажется очень странной, потому что их интересы направлены совсем на другое. Их очаровывают вещи, которые они видят вокруг, и какую бы вещь они ни увидели, они тут же стремятся дать ей имя, а потом уже использовать. Имена даны всем животным и птицам. Растения выращиваются для использования в пищу или для удовольствия. Земли существуют для того, чтобы их исследовать и покорять.
Ни к чему этому Мерлин почти не проявляет интереса. Волшебники часто не знают названий большинства обычных вещей, таких, как дуб, лань или созвездие. Но волшебник может часами смотреть на сучковатый дуб, на кормящую самку лани или на ночное небо, и каждый момент его созерцания будет всепоглощающим.
Смертным тоже хотелось бы обладать таким всепоглощающим вниманием. В ответ на вопрос о том, в чем секрет такого свежего, очарованного взгляда на мир, Мерлин говорит: 'Вы утратили целомудрие, непредвзятость. Навесив на все вещи ярлыки, вы уже не замечаете, что вместо вещи, на которую вы смотрите, вы видите ее ярлык'. Проиллюстрировать это довольно легко. Если в лесу встречаются два незнакомых рыцаря, они немедленно начинают искать эмблему или знамя, которые скажут им о том, друг или враг встретился на пути. Как только знаки опознаны, но только после этого, рыцари могут действовать. Друг обнимет друга, пригласит его на пир, на дружескую беседу. А если встретился враг, с ним можно только вступить в бой.
Эта одержимость мечеными вещами, по словам Мерлина, — работа ума, и только его. Ум не может реагировать, не пользуясь ярлыками. Мы носим в своих головах миллионы ярлыков, и наш ум пробирается сквозь них со скоростью света. Эта скорость поразительна, но никакая скорость не может спасти нас от
