матерью? Ведь даже у самых отчаянных повес наступает такое время, когда они начинают подумывать о семейном очаге. Почему бы ей не стать той самой женщиной, с которой Ник соединит свою жизнь навсегда?
И она приняла решение, диаметрально противоположное тому, к которому пришла всего лишь несколько часов назад: за него стоит бороться! Если Ник сам пожелает расстаться с ней, ну что же, будь что будет, но она не сделает со своей стороны ничего, что облегчило бы ему этот шаг. Она любит Ника и будет добиваться его во что бы то ни стало!
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В понедельник, едва начался рабочий день, Трина, сморщив недовольно нос, всунулась в дверь кабинета Холли.
– Кое-кто желает тебя видеть, но может, ты занята?
Холли подняла голову от бумаг. Сегодня первое июня, необходимо составить план культурно- просветительных мероприятий на следующий месяц, но в голову ничего не идет. Голова занята другим – мыслями о том, выйдет ли у нее что-нибудь с Ником и не повредила ли история с Санни кампании по сбору средств для пристройки, а если повредила, то насколько и что ждет в таком случае Санни? Тем не менее она уловила ехидные нотки в голосе Трины.
– О чем это ты? Кто там?
– Их величество собственной персоной всемогущий Рейнольдс Дж. Фурд.
– Ах вот как! Направь его сюда. – В былые времена Холли в такой ситуации схватила бы зеркальце и стала прихорашиваться, но это время прошло. Интересно, зачем он явился? Приют он ненавидит, внутрь заходил только один раз, после чего заявил, что там пахнет как от музейных мумий. Рейнольдс величественно прошествовал – не вошел, а именно прошествовал – в кабинет. Он был одет в дорогой костюм цвета маренго, расчесанные на прямой пробор волосы были немного взбиты, чтобы лицо не казалось таким узким. – Рейнольдс, какая неожиданность! – Холли вежливо улыбнулась. К сожалению, я знаю, что ты вовсе не такая важная птица, какой хотел бы казаться, подумала она. Она сознавала, думать так нехорошо, но зато как приятно! – Садись, пожалуйста. Чем я могу быть тебе полезна?
Он сел – нога на ногу.
– По сути дела, дорогая, я пришел ради тебя. Жест доброй воли, так сказать, в память о прошлом.
О Боже, что за счастье привалило, хоть бы поскорее узнать, в чем дело!
– А именно?
Рейнольдс поддернул безукоризненно отутюженные брюки.
– Как тебе известно, я вхож в самые высшие круги Алленбурга. Недавно мне посчастливилось познакомиться с одним членом Городского совета, и он…
– Что хочет Чемберс?
– Сразу берешь быка за рога? – Рейнольдс поднял одну бровь. – Ну что же, я отвечу на откровенность откровенностью. Колби Чемберс хочет оградить свою гордость. Ему кажется, что твоя деятельность в пользу проекта пристройки к приюту может оказаться более эффективной, чем он полагал.
От радости сердце в груди у Холли подскочило. Неужели Рейнольдс пришел для того, чтобы сообщить, что депутат Колби капитулирует? И она слишком серьезно отнеслась к этим отвратительным звонкам по телефону?
– Ты хочешь сказать, что Колби Чемберс знает – победим мы.
– Лично я очень серьезно сомневаюсь в том, что вы хотя бы приблизитесь к победе. Тем не менее твои страстные воззвания о помощи приюту некоторых людей волнуют. Депутат Колби полагает, что ты выставляешь его в невыгодном свете.
Холли втайне возрадовалась: раз Чемберс обеспокоен, это добрый знак.
– Речь может идти исключительно о свете прожекторов, которые он сам на себя направляет. Если он при этом производит невыгодное впечатление, то в том его вина.
– Спорить с тобой – ниже моего достоинства. Достаточно сказать, что депутат видит в тебе символ тех, кто выступает против него. Не будь тебя, он бы спокойно сидел и ждал, пока граждане Алленбурга решат судьбу пристройки к приюту. Как это, смею добавить, и предполагалось с самого начала.
– Ты словно забываешь, что «с самого начала» эту кашу заварил не кто иной, как сам депутат Колби. А сейчас он что, намерен отказаться от своих посягательств на участок Чемберса? Иными словами, согласен не использовать смехотворное решение суда о двухмесячном сроке сбора средств для пристройки?
– Мне казалось, что ты считала отведенный судом срок даже чересчур большим, – насмешливо сверкнул глазами Рейнольдс. – Если мне не изменяет память, ты объявила, что наберешь необходимую сумму в два раза быстрее.
– Очень возможно. – Холли сложила руки. – Ты не поверишь, сколько чеков сыплется на нас.
На самом деле те несколько чеков, что она получила, являлись платой за участие в банкете, но стоит ли при таком дефиците времени вдаваться в детали?
– Значит, ты считаешь, что мне следует прекратить заниматься сбором средств?
– Именно. И не только сбором средств. Колби Чемберс будет полностью удовлетворен лишь в том случае, если ты вообще не будешь иметь никакого касательства к проекту приютской пристройки. И я его понимаю. Молодая привлекательная женщина страстно борется за пристройку. Твое присутствие искажает общую картину.
– Конечно. Еще скажи, что я морочу людям голову. А я и не знала, что ты все еще считаешь меня привлекательной, – не удержалась она.
– Я всегда был о тебе такого мнения. Все наши проблемы состояли в том, что вечно ты выбирала не ту цель, – с обидой в голосе проговорил Рейнольдс.
А главной целью, разумеется, должен был бы стать ты, подумала Холли, но, не желая продолжать спор, ничего не сказала вслух. Быть может, ей и следовало бы отойти от конфликта вокруг проекта пристройки, но ведь не по просьбе же Чемберса и его приспешников! Девушка поднялась из-за стола.
– Очень приятно было поговорить, но у нас обоих наверняка есть более важные дела. Беги к депутату Колби и доложи ему: то, что он затеял, – пустой номер. Раз я решила заняться сбором денег, то не отступлюсь от своего.
– Даже если это будет стоить жизни собаке? – поинтересовался Рейнольдс с хитрым видом.
– Что?! – Холли положила руки на стол и перегнулась вперед. – Что тебе известно о Санни?
– Только то, что я читал в газетах. Поверь мне, никто никогда не узнает о нашем разговоре, но, поскольку я имею определенное влияние на Колби Чемберса, я мог бы попытаться уговорить его пойти на мировую.
– При чем тут мировая? Проклятье, Рейнольдс, Санни ничьих цыплят не убивал. Чемберс имеет на него зуб с того дня, как бедный пес решил поиграть с его зонтиком. Ты знаешь об этом грязном деле куда больше, чем хочешь показать.
– Я, повторяю, черпаю сведения из газет. В них-то я и вычитал про куриные перышки, фигурирующие в качестве вещественных доказательств. А ведь, как известно, нет дыма без огня.
Последней фразой Рейнольдс выдал себя с головой.
– Так это ты звонил на радиостанцию?! – вскричала Холли, пристально глядя в глаза Рейнольдсу.
Рейнольдс пожал плечами и даже не попытался отрицать свою вину, но, если бы и попытался, Холли бы все равно не поверила: голос он смог изменить, но этой высокомерной манерой произносить слова обладал только Рейнольдс Дж. Фурд – и никто больше. Странно, что она не узнала его сразу.
Зато сейчас она нашла разгадку еще одного ребуса.
– В аптеке, – сказала она с горячностью, – я проговорилась тебе о моем интервью в «Кроникл». Ты знал, на какое время оно назначено, и выпустил Санни, чтобы подставить меня. Да, да, это ты, конечно, подложил мне свинью, а Санни выставил душителем кур. Ты, Чемберс и Улисс Полк! – Она стукнула кулаком по столу. – Вы образовали тройственный союз, чтобы погубить Санни.
– Ах, Боже мой, что это мы так разнервничались? – съехидничал Рейнольдс. – Я не состою ни в каком «союзе», просто я довольно хорошо знаю советника и могу его понять.
Холли вдруг почувствовала страшную усталость, ей надоела эта игра.
– Хорошо, Рейнольдс, чего ты хочешь? Зачем ты, собственно, пришел?
Рейнольдс поднялся, на его лице было неприятное выражение.
