Тут на еду не хватает, а вы «прислуга»! Хи-хи!
— Тут? — лаконически спросил черный, указывая на дыру в кабинет.
— Добавочная, 13 1/2, под конторой моего учреждения, — скороговоркой ответил хозяин.
Черный немедленно шагнул в полутемный кабинет. Через секунду в кабинете с грохотом рухнул таз, и я слышал, как черный, падая, ударился головой об велосипедную цепь.
— Вот видите, товарищи, — зловеще сказал хозяин, — я предупреждал: чертова теснота.
Черный выбрался из волчьей ямы с искаженным лицом. Оба колена у него были разорваны.
— Не ушиблись ли вы? — испуганно спросил хозяин.
— А... бу... бу... ту... ту... ма... — невнятно пробурчал что-то черный.
— Тут товарищ Настурцына, — водил и показывал хозяин, — тут я, — и хозяин широко показал на Карла Маркса. Изумление нарастало на лицах трех. — А тут товарищ Щербовский, — и торжественно он махнул рукой на Л. Д. Троцкого.
Трое в ужасе глядели на портрет.
— Да он что, партийный, что ли? — спросил второй серый.
— Он не партийный, — сладко ухмыльнулся хозяин, — но он сочувствующий. Коммунист в душе. Как и я сам. Тут у нас все ответственные работники живут, товарищи.
— Ответственные, сочувствующие, — хмуро забубнил черный, потирая колено, — а шкафы зеркальные. Предметы роскоши.
— Рос-ко-ши?! — укоризненно ахнул хозяин, — что вы, товарищ?! Белье тут лежит последнее, рваное. Белье, товарищ, предмет необходимости. — Тут хозяин полез в карман за ключом и мгновенно остановился, побледнев, потому что вспомнил, что как раз вчера шесть серебряных подстаканников заложил между рваными наволочками.
— Белье, товарищи, — предмет чистоты. И наши дорогие вожди, — хозяин обеими руками указал на портреты, — все время указывают пролетариату на необходимость держать себя в чистоте. Эпидемические заболевания... тиф, чума и холера, все оттого, что мы, товарищи, еще недостаточно осознали, что единственным спасением, товарищи, является содержание себя в чистоте. Наш вождь...
Тут мне совершенно явственно показалось, что судорога прошла по лицу фотографического Троцкого и губы его расклеились, как будто он что-то хотел сказать. То же самое, вероятно, почудилось и хозяину, потому что он смолк внезапно и быстро перевел речь:
— Тут, товарищи, уборная, тут ванна, но, конечно, испорченная, видите, в ней ящик с тряпками лежит, не до ванн теперь... вот кухня — холодная. Не до кухонь теперь. На примусе готовим. Александра Ивановна, вы чего здесь в кухне? Там вам письмо есть в вашей комнате. Вот, товарищи, и все! Я думаю просить себе еще дополнительную комнату, а то, знаете, каждый день себе коленки разбивать — эт-то, знаете ли, слишком накладно. Куда это нужно обратиться, чтобы мне еще одну комнату дали в этом доме? Под контору.
— Идем, Степан, — безнадежно махнув рукой, сказал первый серый, и все трое направились, стуча сапогами, в переднюю.
Когда шаги смолкли на лестнице, хозяин рухнул на стул.
— Вот, любуйтесь, — вскричал он, — и это каждый Божий день! Честное вам даю слово, что они меня доконают.
— Ну, знаете ли, — ответил я, — это неизвестно, кто кого доконает!
— Хи-хи! — хихикнул хозяин и весело грянул: — Саша! Давай самовар!..
Такова была история портретов, и в частности Маркса. Но возвращаюсь к рассказу.
...После супа мы съели бефстроганов, выпили по стаканчику белого «Ай- Даниля» винделправления, и Саша внесла кофе. И тут в кабинете грянул рассыпчатый телефонный звонок.
— Маргарита Михална, наверно, — приятно улыбнулся хозяин и полетел в кабинет.
— Да... да... — послышалось из кабинета, но через три мгновения донесся вопль:
— Как?!
Глухо заквакала трубка, и опять вопль:
— Владимир Иванович! Я же просил! Все служащие! Как же так?!
— А-а! — ахнула кузина, — уж не обложили ли его?!
Загремела с размаху трубка, и хозяин появился в дверях.
— Обложили? — крикнула кузина.
— Поздравляю, — бешено ответил хозяин, — обложили вас, дорогая!
— Как?! — кузина встала вся в пятнах, — они не имеют права! Я же говорила, что в то время я служила!
— «Говорила», «говорила»! — передразнил хозяин, — не говорить нужно было, а самой посмотреть, что этот мерзавец домовой в списке пишет! А все ты! — повернулся он к кузену, — просил ведь, сходи, сходи! А теперь, не угодно ли: он нас всех трех пометил!
— Ду-рак ты, — ответил кузен, наливаясь кровью, — при чем здесь я? Я два раза говорил этой каналье, чтоб отметил как служащих! Ты сам виноват! Он твой знакомый. Сам бы и просил!
— Сволочь он, а не знакомый! — загремел хозяин. — Называется приятель! Трус несчастный. Ему лишь бы с себя ответственность снять!
— На сколько? — крикнула кузина.
— На пять-с!
— А почему только меня? — спросила кузина.
— Не беспокойся! — саркастически ответил хозяин, — дойдет и до меня и до него. Буква, видно, не дошла. Но только если тебя на пять, то на сколько же они меня шарахнут?! Ну, вот что — рассиживаться тут нечего. Одевайтесь, поезжайте к районному инспектору — объясните, что ошибка. Я тоже поеду. Живо, живо!
Кузина полетела из комнаты.
— Что ж это такое? — горестно завопил хозяин, — ведь это ни отдыху, ни сроку не дают. Не в дверь, так по телефону! От реквизиций отбрились, теперь налог. Доколе это будет продолжаться? Что они еще придумают?!
Он взвел глаза на Карла Маркса, но тот сидел неподвижно и безмолвно. Выражение лица у него было такое, как будто он хотел сказать:
— Это меня не касается!
Край его бороды золотило апрельское солнце.
Комментарии. В. И. Лосев
Московские сцены
Впервые — «Литературное приложение» к газете «Накануне». 1923. 6 мая. С подписью: «Булгаков Мих». Перепечатаны с разночтениями в сб.:
Печатается по тексту «Литературного приложения» (№ 51) к газете «Накануне».
Булгаков довольно часто в своих рассказах и фельетонах описывал обстановку и «жанровые сценки» из жизни своих приятелей, знакомых и даже родственников. После этого нередко возникали всевозможные неприятности и даже ссоры, так как «герои»
