– Кот, – сообразил Борменталь и выскочил за ним вслед. Они понеслись по коридору в переднюю, ворвались в неё, оттуда свернули в коридор к уборной и ванной. Из кухни выскочила Зина и вплотную наскочила на Филиппа Филипповича.
– Сколько раз я приказывал – котов чтобы не было, – в бешенстве закричал Филипп Филиппович. – Где он?! Иван Арнольдович, успокойте, ради бога, пациентов в приёмной!
– В ванной, в ванной проклятый чёрт сидит, – задыхаясь, закричала Зина.
Филипп Филиппович навалился на дверь ванной, но та не поддавалась.
– Открыть сию секунду!
В ответ в запертой ванной по стенам что-то запрыгало, обрушились тазы, дикий голос Шарикова глухо проревел за дверью:
– Убью на месте…
Вода зашумела по трубам и полилась. Филипп Филиппович налёг на дверь и стал её рвать. Распаренная Дарья Петровна с искажённым лицом появилась на пороге кухни. Затем высокое стекло, выходящее под самым потолком ванной в кухню, треснуло червиной трещиной и из него вывалились два осколка, а за ними выпал громаднейших размеров кот в тигровых кольцах и с голубым бантом на шее, похожий на городового. Он упал прямо на стол в длинное блюдо, расколов его вдоль, с блюда на пол, затем повернулся на трех ногах, а правой взмахнул, как будто в танце, и тотчас просочился в узкую щель на чёрную лестницу. Щель расширилась, и кот сменился старушечьей физиономией в платке. Юбка старухи, усеянная белым горохом, оказалась в кухне. Старуха указательным и большим пальцем обтёрла запавший рот, припухшими и колючими глазами окинула кухню и произнесла с любопытством:
– О, господи Иисусе!
Бледный Филипп Филиппович пересёк кухню и спросил старуху грозно:
– Что вам надо?
– Говорящую собачку любопытно поглядеть, – ответила старуха заискивающе и перекрестилась.
Филипп Филиппович ещё более побледнел, к старухе подошёл вплотную и шепнул удушливо:
– Сию секунду из кухни вон!
Старуха попятилась к дверям и заговорила, обидевшись:
– Что-то уж больно дерзко, господин профессор.
– Вон, я говорю! – Повторил Филипп Филиппович и глаза его сделались круглыми, как у совы. Он собственноручно трахнул чёрной дверью за старухой. – Дарья Петровна, я же просил вас.
– Филипп Филиппович, – в отчаяньи ответила Дарья Петровна, сжимая обнажённые руки в кулаки, – что же я поделаю? Народ целые дни ломится, хоть всё бросай.
Вода в ванной ревела глухо и грозно, но голоса более не было слышно.
Вошёл доктор Борменталь.
– Иван Арнольдович, убедительно прошу… Гм… Сколько там пациентов?
– Одиннадцать, – ответил Борменталь.
– Отпустите всех, сегодня принимать не буду.
Филипп Филиппович постучал костяшкой пальца в дверь и крикнул:
– Сию минуту извольте выйти! Зачем вы заперлись?
– Гу-гу! – Жалобно и тускло ответил голос Шарикова.
– Какого чёрта!.. Не слышу, закройте воду.
– Гау! Гау!..
– Да закройте воду! Что он сделал – не понимаю… – приходя в исступление, вскричал Филипп Филиппович.
Зина и Дарья Петровна, открыв дверь, выглядывали из кухни. Филипп Филиппович ещё раз прогрохотал кулаком в дверь.
– Вот он! – Выкрикнула Дарья Петровна из кухни.
Филипп Филиппович ринулся туда. В разбитое окно под потолком показалась и высунулась в кухню физиономия Полиграфа Полиграфовича. Она была перекошена, глаза плаксивы, а вдоль носа тянулась, пламенея от свежей крови, – царапина.
– Вы с ума сошли? – спросил Филипп Филиппович. – Почему вы не выходите?
Шариков и сам в тоске и страхе оглянулся и ответил:
– Защёлкнулся я.
– Откройте замок. Что ж, вы никогда замка не видели?
– Да не открывается, окаянный! – испуганно ответил Полиграф.
– Батюшки! Он предохранитель защёлкнул! – вскричала Зина и всплеснула руками.
– Там пуговка есть такая! – выкрикивал Филипп Филиппович, стараясь перекричать воду, – нажмите её книзу… Вниз нажимайте! Вниз!
Шариков пропал и через минуту вновь появился в окошке.
– Ни пса не видно, – в ужасе пролаял он в окно.
– Да лампу зажгите. Он взбесился!
– Котяра проклятый лампу раскокал, – ответил Шариков, – а я стал его, подлеца, за ноги хватать, кран вывернул, а теперь найти не могу.
Все трое всплеснули руками и в таком положении застыли.
Минут через пять Борменталь, Зина и Дарья Петровна сидели рядышком на мокром ковре, свёрнутом трубкою у подножия двери, и задними местами прижимали его к щели под дверью, а швейцар Фёдор с зажжённой венчальной свечой Дарьи Петровны по деревянной лестнице лез в слуховое окно. Его зад в крупной серой клетке мелькнул в воздухе и исчез в отверстии.
– Ду… Гу-гу! – что-то кричал Шариков сквозь рёв воды.
Послышался голос Фёдора:
– Филипп Филиппович, всё равно надо открывать, пусть разойдётся, отсосём из кухни.
– Открывайте! – сердито крикнул Филипп Филиппович.
Тройка поднялась с ковра, дверь из ванной нажали и тотчас волна хлынула в коридорчик. В нём она разделилась на три потока: прямо в противоположную уборную, направо – в кухню и налево в переднюю. Шлёпая и прыгая, Зина захлопнула в неё дверь. По щиколотку в воде вышел Фёдор, почему-то улыбаясь. Он был как в клеёнке – весь мокрый.
– Еле заткнул, напор большой, – пояснил он.
– Где этот? – спросил Филипп Филиппович и с проклятием поднял одну ногу.
– Боится выходить, – глупо усмехаясь, объяснил Фёдор.
– Бить будете, папаша? – донёсся плаксивый голос Шарикова из ванной.
– Болван! – коротко отозвался Филипп Филиппович.
Зина и Дарья Петровна в подоткнутых до колен юбках, с голыми ногами, и Шариков с швейцаром, босые, с закатанными штанами шваркали мокрыми тряпками по полу кухни и отжимали их в грязные вёдра и раковину.
Заброшенная плита гудела. Вода уходила через дверь на гулкую лестницу прямо в пролёт лестницы и падала в подвал.
Борменталь, вытянувшись на цыпочках, стоял в глубокой луже, на паркете передней, и вёл переговоры через чуть приоткрытую дверь на цепочке.
– Не будет сегодня приёма, профессор нездоров. Будьте добры отойти от
