оранжевому солнцу, чем планета голубого солнца.
Рисунки и чертежи, чрезвычайно понятные, имели последовательность, дополняя один другой.
Вероятно, подобные случаи были предусмотрены, и все эти листы с картами и рисунками были специально изготовлены для снаряжавшейся экспедиции, для облегчения объяснений с обитателями других миров.
Развернули большой широкий лист с восемью плоскошариями. Серебристые области обозначали воду, — мы узнали это по жесту в сторону моря.
Меньшая по размерам планета имела только небольшой клочек суши, скорее островок среди сплошного мирового океана планеты, чем материк. Он имел коричневую окраску. Но три обширных причудливых очертания темно-зеленого цвета, пятна с расплывчатыми краями среди сплошного океана, являлись загадкой.
Недоумение рассеивал дополнительный цветной рисунок. Густые джунгли ярко-зеленых растений странных форм, скорее трава, чем деревья, но трава колоссальных, подавляющих размеров, подымаясь прямо из воды со дна на страшную высоту, вздымалась вверх над поверхностью вод зеленоватого оттенка. Лодка ли, лист ли большой на воде, у основания выходивших из воды стеблей с сидящими двумя большеглазыми человеческими существами, давали представление, насколько громадна высота морских джунглей.
Развернувший лист молча, но красноречивым жестом обвел кругом и заостренной металлической спицей нарисовал на таблице рядом с кружком планеты другой, почти равного диаметра, как сравнение величины нашей Земли с размерами этой планеты.
На втором, таком же широком листе, восемь плоскошарий показывали карту поверхности планеты голубого солнца, обитателями которой были они. Тончайшая геометрическая сеть шестиугольными ячейками покрывала все карты на обоих листах. Но здесь кроме суши, воды и сетки имелось множество и других обозначений, и первым бросалось одно, опоясывающее шар посредине, точно обхватывая тонким браслетом, — это золотая нить, обвивавшая планету вокруг по экватору несколько раз через моря и сушу.
Красные пятна, зеленые пространства, желтые полосы, черточки, точки, квадратики и кружки разной окраски и размера ярким пестрым узором покрывали сушу и местами море. Прямые тонкие линии разного цвета на воде и пунктирные на суше… Глаз открывал все новые и новые знаки. Все это ждало пояснительных рисунков, понятны были только серебристые извивы рек.
Рядом посыпались сухие, щелкающие удары, точно два больших пустых ореха часто бились один о другой.
Врагин выпрямился, как бы опомнившись.
— Слушайте, — заговорил он быстро, бросая отрывистые фразы. — Ночью взвился аэростат к границам атмосферы. Шар — вместо мачты беспроволочного телеграфа. Возможно — не первый. Возможно и в прошлые ночи. На дюне — звездчатая антенна. Этот, в шлеме, работает у аппарата. Они зовут кого-то из бездны мирового пространства. Значит, они не одни. Они торопятся связаться. С теми, другими, которые мчатся со скоростью света и, — разве можно сказать уверенно — нет, — еще быстрее, мчатся в немых глубинах межзвездных пустынь. Они торопились связаться, чтобы не разделило невообразимо громадное, недосягаемое даже для их волн пространство. Они не намерены остаться здесь, на нашей Земле, освещенной пылинке, висящей в черной пустоте бездны. На пылинке, к которой пристали лишь на краткий миг своего чудовищного полета и случайно потерпели аварию. Их жест с песком означает путь сквозь звезды. Нежные, разноцветные искры в антенне — ответ. Каждую минуту можно ожидать их появления. Тех, которые отвечали, сейчас. Слышали голоса?! Которым сейчас шлют ответ.
Сигналы! Может быть направляющие!
Под влиянием прежней мысли он схватился за голову.
— Наш долг перед человечеством, перед мировой культурой, не потерять связи, не упустить возможность… Исключительный случай, быть может, — один в тысячи лет. Всю силу мозга сосредоточим на этом. В 10 минут надо найти решение. Отойдем, здесь невольно будем отвлекаться.
Он почти насильно потащил меня от лагеря. Мы молча дошли до брошенных одеял. Врагин сел и отвернулся. Аппарат молчал. Через полминуты погас прожектор. Земная ночь окружила нас, окутала мраком, мерцала звездами…
И вот я увидел, как на фоне темно-синего неба над нами край облака, закрывшего луну, закрутился вдруг, будто захваченный сильным воздушным вихрем или верхним концом смерча, и разорвался в клочья.
Фейерверком посыпались искры на дюне, взметнулся клуб голубого пламени и дюна почернела. Аппарат в лагере щелкнул пять раз подряд, оборвался и смолк. Высоко вверху над самыми головами резким правильным кружком зачернело небольшое облако. Не двигаясь с места, не теряя правильности очертаний и густоты, оно быстро увеличивалось в диаметре.
Едва успел я понять, что оно камнем падает вниз, сейчас, через секунду упадет на нас, как что-то громадное гигантским черным кругом нависло над лощиной в десятках метров над землей. Медленно, плавно и бесшумно опустилось еще ниже и неподвижно замерло в воздухе. Поняв, я следил, затаив дыхание.
Большой овал белого света с минуту лежал на песке вокруг нас. Столб прожектора мигнул, дрогнул, погас. Снизу луч другого прожектора поднялся вертикально и, опершись во что-то непроницаемое, осветил плоскую, ровную, движущуюся поверхность металла.
Из мрака выступил громадный, медленно и беззвучно вращавшийся на подобие граммофонной пластинки, диск размером с арену большого цирка.
Узкий сноп лучей нижнего прожектора белым кружком лежал на самом центре его, далеко не охватывая всей площади металла, и только рассеянный и отраженный свет неясно вырисовывал в густой тьме остальную часть диска до самых краев и ребро громадной окружности, полуосвещенной громадой нависшее над нами.
Потом корабль эфира опустился еще ниже и плоским обширным сводом повис в воздухе саженях в трех над землей.
Ровная поверхность металла вверху и слегка волнистая площадь слабо освещенного песка внизу, образовали обширную, но узкую щель; свет прожектора в центре как бы столбом поддерживал низкий, плоский потолок.
Мы побежали к лагерю.
Прожектор освещал центральную часть нижней стороны корабля.
В самом центре продолжавшего свое медленное вращение диска чернело отверстие круглого люка в широкой выпуклой оправе белого полированного металла. Неподвижность рамы указывала на вращение только наружной оболочки корабля.
Пока Врагин, жестикулируя, пытался что-то объяснить двум, молча следившим и пытавшимся понять его большеглазым обитателям далекого мира, я наблюдал незнакомую, непривычную деятельность.
Из люка, на двух тонких стержнях-трубках, опустилась клеточка лифта. Едва один в шлеме вошел в нее, как клеточка взлетела и нырнула в черный люк. Вслед за тем в люке показался и медленно стал вылезать большой клубок перепутанных металлических суставов, вылез, вяло разжался в огромную кисть руки, за кистью все также лениво показался локоть. Точно наверху, проснувшись, потягивался циклоп. Полуразжатые пальцы висели в аршине над землей. Внезапно ожив, рука поднялась, повернулась в согнувшемся локте, вытянулась, протянулась над головами под самым сводом, металлическая кисть осторожно опустилась на два крайних тюка, металлические пальцы сжали тюки, как ястреб цыпленка, и в одно мгновение исчезли с добычей в люке.
Один отправился на дюну — конечно, снимать антенну. Все говорило о скором отправлении.
Низко над головой, далеко расходясь во все стороны и теряясь в полумраке, прямым ровным потолком медленно вращалась матовая поверхность металла.
Мгновениями мысль, боязливая человеческая мысль, вспыхивала и когтистым страхом вцеплялась в сердце.
