намерения. А вот донцы не захотели мне помощь дать против поляков, а вместо того пошли морем на Крым. Как же мне поступить прикажешь, ведь я сейчас в союзе с ханом?
Хмельницкий уже изрядно выпил, и его понесло:
— Если его царское величество будет стоять за донцов, — горячился гетман, — то я вместе с крымским царем буду наступать на московские украйны.
Неронов, ничуть не смутившись такими речами, спокойно ответил:
— Донцы ссорятся и мирятся, не спрашивая государя, а между ними много запорожских казаков, о том тебе ведомо. Тебе же, гетман, — с укоризной продолжал царский посланник, — таких речей не только говорить, но и мыслить о том негоже. Вспомни, царское величество с посланцами польскими по их присылке не соединился на казаков.
Зарвавшийся гетман притих, ссутулился, и Неронов, значительно посмотрев на него, напомнил:
— Вспомни, когда в смутное ваше время, в городах Украйны хлеб не родился, саранча поела, и соли за войною привоза не было, государь хлеб и соль в своих городах вам покупать позволил. Да и все Войско Запорожское пожаловал, с торговых людей ваших, которые приезжают в наши порубежные города с товарами, пошлин брать не велел: это великого государя к тебе и войску Запорожскому большая милость и без ратных людей!
Гетман опустил голову, сделал покаянный вид и повинился:
— Перед восточным государем и светилом русским, виноват я, холоп и слуга его, такое слово выговорил с сердца, потому что досадили мне донские казаки. Государева же милость, — Хмельницкий посмотрел в глаза Неронову, — ко мне и всему Запорожскому Войску большая — в хлебный недород нас с голоду не морил, велел нас в такое время прокормить, и многие православные души его царским жалованьем от смерти освободились. А донцам мы мстить не будем и с ханом крымским их помирим.
Прощаясь с Нероновым, Богдан оправдывался, что у него союз с ханом на то время, пока с Польшей не замирятся, и если ему не устоять перед ляхами, то он с Войском Запорожским на царскую милость надеется. Отступит от проклятых ляхов в его, царского величества, сторону, а в иные государства переходить мысли у него нет.
И добавил:
— Хан обещал, что если московский царь примет Войско Запорожское к себе, то и он со всей крымской ордой перейдет под руку Москвы.
Царский посланник посмотрел на него скептически, понимая, что Хмельницкий перебрав вина, несёт уже невесть что.
Конечно, гетман сознавал, что Зборовский договор вряд ли будет одобрен сеймом, а, следовательно, грядет новая война. Исход ее может быть для него неудачным, потому и стремился заручиться поддержкой Москвы на случай поражения.
Хмельницкий попал в сложное положение и вынужден был хитрить и вести двойную игру: идти на всякого рода компромиссы и с турками и, особенно, с татарами. Москва в то время ещё не была готова к решительному шагу — присоединению Войска Запорожского к Московскому государству.
— Иди, чего встал, — татарин чуть дотронулся до Николая, не решаясь толкнуть его сильнее.
— Да вот, любуюсь на горы Крымские, в красивом месте живёте.
— Любуйся, любуйся, скоро уж не придётся любоваться.
— А что так, в дальние края отправлять будете?
— Это уж куда Великий хан решит, мне поручено только привести вас.
Путники замолчали. Марциан шёл впереди Николай за ним, а позади татарин. Узкая тропинка позволяла идти только друг за другом. Шли медленно, руки у пленников были связаны за спиной.
«Если бы умертвить хотели, давно бы это сделали, — думал Потоцкий, — уже почти два года они с Марцианом в татарском плену пребывают».
Вскоре показался Бахчисарай. Поляки прошли сквозь большой сад ко дворцу. У входа татарин предложил им подождать, перекинулся несколькими словами со стражей и предложил войти в помещение, видимо, служившее хану приёмной.
— Подождите теперь здесь, — бросил он пленникам и исчез за дверью.
Вскоре полякам развязали руки, два рослых стражника, с кривыми саблями на боку, распахнули створки дверей, и поляки очутились в большой зале, сплошь покрытой персидскими коврами. Кроме хозяина дворца, в комнате находились ещё несколько человек. Хан указал рукой на большие мягкие подушки и что-то произнёс по-татарски.
— Великий хан предлагает вам садиться, — произнёс переводчик, который сидел сбоку от хана.
— Вы — храбрые воины, и мы оказали вам честь, обращаясь с вами, как с достойными людьми. Сегодня за вас заплатили выкуп, и мы отпускаем вас на родину.
— Интересно, — вставил Потоцкий, — почему это два года за нас не могли заплатить выкуп, а сейчас заплатили?
— Сумма, которую давал за вас король, была недостаточной для таких храбрых и мудрых военачальников. Сейчас нашёлся человек, который доплатил недостающее.
— И кто же этот щедрый даритель?
— Я не могу раскрыть его имя, пусть это будет для вас тайной и сюрпризом. Сейчас вас проводят до Перекопа, там передадут вашим людям, и вы будете свободны.
— Мы благодарим Великого хана, — то ли искренне, то ли с насмешкой ответил Потоцкий.
Король сдержанно принял бывших пленников, но возвратил им их должности: Николай Потоцкий стал коронным гетманом, а Марциан Калиновский — коронным обозным.
Они так бы никогда и не узнали, кому были обязаны своим освобождением, если бы на заседание сейма не прибыли делегаты от казаков. Они привезли с собой послание от запорожского гетмана, в котором содержались условия, необходимы для сохранения Зборовского договора.
Одним из условий было требование выдать в качестве заложника князя Иеремию Вишневецкого. Он будет проживать в своём имении, но военного отряда иметь не должен, покидать имение сможет, только предупредив заранее.
Эти казацкие требования переполнили чашу терпения шляхты. Польский Сенат и посольская изба 24 декабря 1650 года единодушно отказались от принятия статей Зборовского договора, а также дополнительных условий, выдвинутых казаками.
В составе казацкой делегации присутствовал полковник Пётр Дорошенко. Это был старый и «значный» — заслуженный казак. В коридорах сейма встретил он Николая Потоцкого, с которым был знаком уже много лет.
— Поздравляю тебя с вызволением из плена и назначением коронным гетманом.
— Благодарю. Теперь опять в бою будем встречаться?
— Судя по сегодняшнему сейму этого не избежать.
— Жаль, война уже длится третий год, а конца не видать.
— Ты, небось, сидя в плену у хана, соскучился по коню да сабле? Благодари батьку, а то бы до сих пор там торчал.
— Что? Какой батька, Хмельницкий что ли?
— Он самый. Это он за тебя выкуп внёс.
— С чего это он вдруг раскошелился за врага своего выкуп вносить?
— А уж это только ему ведомо.
На этом и расстались.
Лютую злобу затаил коронный гетман Потоцкий на запорожского гетмана Хмельницкого. Такого унижения от презренного «схизматика», которого он пару лет назад приказал схватить за подготовку к бунту, знатный и самолюбивый польский аристократ стерпеть не мог. Но сила пока была не на его стороне.
И никто так и не узнал, что хитроумный Богдан сделал всё, чтобы не допустить назначения Иеремии Вишневецкого коронным гетманом. Он знал заранее, что в таком случае войну наверняка проиграет. Не было в Речи Посполитой равного князю Иеремии по воинскому таланту, храбрости и решительности. Выкуп из плена Николая Потоцкого решал эту проблему. Однако недолго торжествовал Богдан Хмельницкий.
Народ и не думал повиноваться своим панам, как это было прописано в Зборовском договоре, и