песне, но не стал настаивать. Запись проходила на «Мелодии», и звукорежиссером был наш старый друг Саша Докшин. Сережа приглашал меня приезжать в студию в процессе записи, но я не вникал в происходящее, а просто ждал своей очереди.
Часть семнадцатая
Была зима, мы ждали больших перемен в нашей семье. Я уже достаточно хорошо представлял себе, что такое домашние роды. Я прочел несколько книг, а по субботам мы с Леной вместе ходили в бассейн, где с будущими мамами они занимаются гимнастикой и дыхательными упражнениями. Нет более умилительной картины, нежели много беременных женщин. Это настолько умиротворяюще на меня подействовало, что я даже решился пойти с ней и в баню. У меня давно сложилось неприятие бани как способа времяпрепровождения. Ещё с Армии, но там это было вызвано необходимостью. Раза два я за компанию сходил в баню на Фонарный, куда ходили мои дружки. Там был бар с телевизором, до тошноты пахло жареной курицей, вокруг со знанием дела парились мужики, которые матерились и пили пиво и водку. Разделять их радость я не мог. Когда же мы пришли в эту баню, я был совершенно очарован царившей там атмосферой. «Колыбелька» арендует два этажа простой районной бани, которая не имеет никакого специального интерьера и сервиса. Всё немножко привычно убого, но это никого не смущает. Там две парилки, два детских бассейна и один глубокий. Это не похоже на семейные бани, поскольку все приходят в купальниках. Девушки накрывают большой импровизированный стол, составленный из того, что удалось найти, и весь вечер пьётся чай. Каждый раз приходит около пятидесяти семей с детьми и будущие родители. Мамочки с животиками проходят осмотр, а потом идут в большой бассейн заниматься гимнастикой. Остальные весь вечер купаются с детьми или просто пьют чай, чередуя это с умеренной парилкой. Все помогают молодым мамам с новорожденными, и более опытные родители занимаются гимнастикой с детьми. Появление на свет каждого нового ребёнка для всех праздник. И почти каждый раз справляется чей-то день рождения. Я сразу ощутил, что попал в ту среду, которой мне по жизни не хватало. И постепенно почувствовал вкус и к парилке, и к бане как таковой, но всё равно самым главным было ощущение, которое ты там получаешь, и твой собственный настрой, когда ты просто собираешься туда пойти.
И вот, когда я находился в этом блаженном состоянии, меня ждала подножка. Когда я без особых дел брел по Загородному проспекту, то сделав шаг в сторону, поскользнулся на мраморных ступеньках магазина и упал на локоть. От удара о ступеньку у меня выбило левое плечо. Пока я ждал скорую помощь, я чуть не потерял сознание от боли. Меня отвезли в больницу, где под наркозом плечо вправили, и я немного пришёл в себя. Но снимок показал отрывной перелом кортикальной пластинки большого бугорка, и меня на месяц заковали в гипс. Ко всему прочему оказался порван локтевой нерв, и два пальца потеряли чувствительность. Это была катастрофа. Я оказался абсолютно беспомощен и речь ни только не шла о том, что я не приму участие в записи, и даже не о том, что я больше не смогу играть на виолончели, а вообще смогу ли я владеть рукой.
Я обратился за помощью в Первый Мед (Медицинский институт) к Артуру Ахметсафину, крупному специалисту в области неврологии, который уже давно курирует всех нерадивых музыкантов. Он сделал мне повторный снимок и сказал. что в лучшем случае на восстановление уйдет год. Ничего поделать в этой ситуации было нельзя. Это оказалась одна из самых неприятных травм, которая могла произойти с музыкантом. Сережа Щураков тоже очень расстроился. На середину марта была намечена поездка в Москву, где он хотел, чтобы мы с Васей Поповым играли в две виолончели. Мы уже один раз так попробовали, и получилось симпатично. Это значительно обогащало звук группы. Но об этом пока следовало забыть. Меня ждало куда более значительное событие.
В середине февраля у нас с Леной родилась дочь Екатерина. Конечно же мы рожали дома, при помощи её подруг акушерок Лены Ермаковой и Лиды Шендеровой. Этот был самый значительный и самый прекрасный день моей жизни. Я был немного возбужден и страдал от собственной беспомощности и от того, что именно в этот день, к которому мы так долго вместе с Леной готовились, я оказался наполовину выключен. Но к тому моменту, когда приехали девушки, установили бассейн, и мы стали спокойно готовиться к родам, у меня наступил полный покой. В самые радостные моменты моей жизни я всегда слушал «Beatles». И конечно же и в этот торжественный день я поставил свою любимую пластинку «Help!», а потом «Beatles For Sale» и «Beach Boys» – «Pet Sounds». Лена была так прекрасна, как может быть прекрасна женщина в этот самый важный период своей жизни – момент родов. Радостное возбуждение заставило меня забыть о собственной боли и о неудобствах, связанных с гипсом. Через несколько минут после рождения девочки, когда она погрузилась в первый сон, девушки помогли мне снять гипс, и положили её ко мне на грудь. Я плакал слезам счастья – радость ожидания, помноженная на радость рождения это то, что может постичь только женщина. Но для мужчины ничто не сравнимо с той радостью, которую он испытывает, когда ощущает тепло и дыхание своего ребёнка в первые минуты его жизни. Вся предыдущая жизнь со всеми её перипетиями отошла в прошлое. Наступило настоящее.
Первые дни я почти не выходил из дома. На Лену легла двойная нагрузка. Чтобы отправить меня в магазин или гулять с ребёнком, ей надо было сначала одевать меня. Но постепенно я приспособился все делать одной рукой и пытался её разгрузить. Единственно, что пока я не мог купать девочку и заниматься с ней гимнастикой. Но уже с третьей недели, мы с Леной и Катей стали ходить в баню. Мы снимали гипс, и я, кое-как придерживая руку, мог самостоятельно греться и мыться, но чтобы облиться холодной водой, мне нужно было просить кого-нибудь из друзей, благо туда ходят «маркшейдера». У Егорыча с Любой тремя неделями раньше родился сын Ваня, а у Ефра с Ольгой дочери Ксюше было уже полгода. Примерно столько же было Рюрику, сыну Олега Шавкунова и Натальи. И мы все регулярно встречались в бане.
Дома я тоже снимал гипс и, повязывая руку платком, привыкал к своему состоянию. Такие вынужденные остановки в жизни обычно настраивают на философский лад. И, как-то размышляя над своей жизнью, я вдруг почувствовал импульс написать воспоминания для того, чтобы окончательно освободиться от бремени прошлого. Я в этом не имел никакого опыта, но решил попробовать, правда делать это одной рукой оказалось не так удобно, но постепенно и на компьютере я приспособился печатать одной рукой.
Уже в конце февраля я стал пробовать заниматься на виолончели. Это трудно было назвать игрой. Пальцы были, как сосиски, и я с трудом нажимал на струны. Но день ото дня я стал замечать, что к ним постепенно возвращается чувствительность. Но ускорить физические процессы очень трудно. Нервы восстанавливаются с определенной скоростью. И хотя я ещё долго не чувствовал пальцы, я приноровился регулировать нажатие на струну и более-менее разыгрался Через некоторое время, несмотря на то, что я ещё не мог подымать плечо, я попытался присоединиться к оркестру. За это время в оркестре появился новый виолончелист Володя Юнович. Сережа всё-таки решил сделать струнную группу и планировал поехать в Москву в расширенном составе. Даже если бы я был в лучшей форме, мне пришлось бы нелегко с ним сыгрываться. Но он оказался очень приятным человеком и очень меня поддержал. У нас совершенно разный звук, но при синхронной игре это дает интересный эффект.
Часть восемнадцатая
Я вышел на свободу. Я почувствовал, что не хочу больше ничему учиться, не хочу соответствовать ни чьим-то требованиям, ни чьей-то форме. Я больше не музыкант. Если когда-нибудь я встречу кого-нибудь, с кем мне будет легко, может быть я и смогу сыграть несколько нот. Но я не буду этого искать. Если этого не произойдет, то ничего страшного. Я могу больше не играть. Я даже могу больше не слушать музыку. Все чаще я ловлю себя на мысли, что предпочитаю тишину.
