НеМир

В результате, мое тело оказалось покрыто невероятно приятной на ощупь материей. Платье «в пол» облегает меня, подобно лайковой перчатке, и лишь ниже колен его покрой относительно свободный. При этом, сделав несколько шагов, мне пришлось признать, что этого вполне достаточно, чтобы не сковывать мои движения при ходьбе. Я захожу в ванную комнату и снимаю с крючка зеркало, затем ставлю его на диван. Отхожу на несколько шагов назад, чтобы получить возможность увидеть себя в полный рост. Лиф платья пошит таким образом, что поддерживает мою грудь, как если бы на мне был надет мой любимый бюстгальтер. Мысль об этой, так необходимой моей пышной груди, детали нижнего белья, заставляет меня тут же вспомнить об отсутствии на мне такового вообще. Интересно, почему, я не вспоминала о лифчиках — трусиках все эти дни, зато сейчас остро ощутила их необходимость? Поразмыслим над этим как-нибудь в другой раз. А ведь, если задуматься, у меня в файле мозга, сохраненном как «на потом», накопилось уже немало подобных вопросов. Скоро придется себе на них либо отвечать, либо удалять… либо архивировать. Так, девочка-Бэмби, не отвлекайся. Ах да, верх платья целомудренно декольтирован квадратным вырезом, рукава доходят до середины кисти. Нет, но из чего же все-таки сшито это платье? Каждая деталь кружева исключительна по своей форме (по крайней мере, на данный момент мне не удается найти ни одного идентичного узора), и на ощупь они напоминают мягчайшей выделки кожу. Каким образом они прикреплены к основе платья? Не ниткой — это точно. Может, каким — то клеем? Скорее всего…

Я немного поправила волосы, показала себе язык, покрутилась перед зеркалом, и, напоследок, пригладила платье вниз по бедрам.

Когда мой осмотр был закончен, вернулся Вилен, держа в одной руке туфли, а в другой — куски золотой и черной ткани.

Его глаза немного расширились при виде платья, но я поспешно отвожу свой взгляд, так что мне это, скорее всего, показалось. Он подходит ко мне и ставит передо мной туфли. Я, не наклоняясь, засовываю в них свои ступни, и, осознав, что это не туфли, а, скорее кожаные тапочки, недовольно поджимаю губы (они с братом что, не знают выражение «в гробу и в белых тапках»?).

Вилен стал тут же извиняться, заметив недовольство на моем лице:

— Бэмби, мне показалось, что тебе будет тяжело ходить в туфлях. А так, все равно под платьем никто не увидит, во что ты обута, зато ноги не устанут. Ты же еще не полностью окрепла.

Вот он — настоящий мужчина, который думает только об удобстве. Бэмби, расслабься, какая разница, во что ты одета-обута? Ты так серьезно отнеслась к не туфлям на своих ногах, как будто эта шутовская, воображаемая ими, церемония будет происходить на самом деле.

Затем Вилен откладывает в сторону черную ткань, и протягивает мне золотую:

— Это — одна из моих парадных накидок — на изготовление новой, специально для тебя, не хватило бы времени. Я распорядился ее немного укоротить. Давай посмотрим, насколько хорош мой глазомер.

Он заходит мне за спину и защелкивает на уровне моей впадинки между ключицами красивую позолоченную застежку (она же не может быть золотой, ведь так?). Я посмотрела вниз, чтобы лучше рассмотреть ткань накидки. Нет, она не золотого цвета. Она замысловато вышита золотыми нитками. Я скосила взгляд в сторону зеркала и увидела, что издалека рисунок узора представляет собой изображение сказочных по своей красоте птиц. Очень необычная техника шитья… Оп-па, а я что-то в этом понимаю… Может, я по профессии, выражаясь словами Вилена, швея-модистка? Так-с, где мой файл? Сохраняю в тебя еще один вопросик.

Вилен так и стоит у меня за спиной, его руки лежат на моих плечах:

— Бэмби, тебе нравится? — и, не дожидаясь проявления реакции с моей стороны, продолжает, — Честно говоря, я уже не уверен, что принял правильное решение, когда отказался от предложения Рэда.

Потом отходит от меня, и берет в руки черную ткань:

— Не смотри так на меня, я тоже не в восторге от этой традиции надевать на невесту похоронный саван. Но это только до тех пор, пока вас официально не объявят мужем и женой.

Я руками отталкиваю этот саван, и Вилен пускается в объяснения:

— Бэмби, успокойся. Против традиций не попрешь, ясно? Здесь принято подчеркнуть этим предметом тот факт, что ты как бы умираешь для своей семьи, своего дома, своих родителей и рождаешься для своего мужа. Конечно, тебе будет немного неуютно под ним — ты же ничего не будешь видеть. Но ты не бойся, я все время буду держать тебя за руку, и не дам тебе упасть, или наткнуться на какое-то препятствие.

Мой мозг начинает яростно сигнализировать SOS — это не вписывается ни в какую схему никакого лечебно терапевтического эксперимента. Псих не может быть настолько разумным, чтобы придумывать для своих фантазий подобные… традиции.

Вилен, видя изменения в выражении моего лица, паникует:

— Бэмби, пожалуйста, успокойся. Ты же вела себя так хорошо. Сейчас не время для такого нерозумного поведения. Пожалуйста, не разрушай наши планы и возьми себя в руки.

А что он сделает, если я начну бегать по комнате, вопя во все горло? Нет, мне совсем не улыбается усложнять свое, и без того запутанное, положение.

Вилен видит резкую смену моего настроения, медленно накидывает мне на голову саван, который, судя по шорохам при соприкосновении с полом, длиннее, чем накидка.

Потом он ощупью находит под ним мое правое предплечье, сжимает его и жестко говорит:

— Идем… И, Бэмби, без фокусов. На кону, без преувеличения, наша жизнь.

Мы недолго шли по коридору, потом спустились по лестнице на два пролета и оказались, судя по количеству воздуха, на улице. Вилен сделал еще несколько шагов и сказал мне поднять повыше ногу. Раз уж я решила вести себя как марионетка, то нечего гадать, зачем меня просят сделать то или иное движение — надо слепо подчиняться указаниям. Я чувствую на своей талии вторую руку Вилена. И автоматически, ощутив опору под правой ногой, поднимаю левую. Мой кукловод подталкивает меня, и слегка разворачивает, пока я не почувствовала, как что-то упирается мне под колени. Я подчиняюсь его словам: «Присядь, пожалуйста», — и тут же ощущаю, что пол и сиденье подо мной аккуратно поднимаются. Вилен присаживается рядом, приобнимает меня за плечи и хвалит: «Хорошая девочка, так держать».

То, в чем мы находимся, стало двигаться, слегка покачиваясь в такт… чего?… неужели шагов? Судя по ощущениям и звукам снаружи (я чувствую, что мы внутри чего-то), нас кто-то несет.

Как только мы остановились, Вилен поднял меня и вывел наружу. Мои тапочки оказываются на чем- то мягком, напоминающем ковер. Мы идем, и я слышу тихий гул множества голосов, раздающийся со всех сторон.

Мои мысли застыли. Они не могут ни о чем думать, ничего анализировать, они не способны выдвигать какие-либо предположения по поводу происходящего со мной в данный момент.

Все, на что способен мой разум — это фиксировать сигналы слуха и обоняния. И еще, я полностью концентрируюсь на своей осанке, стараясь держать спину максимально прямо (смех, да и только — но вот мне, почему-то, совсем не смешно).

— Бэмби, сейчас будет лестница в пять ступенек, — тихо сказал Вилен, немного сбавляя темп, и, убедившись в том, что я нащупываю первую ступеньку, вздыхает с облегчением.

Я начинаю мысленно призывать свои серые клетки: «Сволочи помороженные, что же вы так себя ведете? А ну думать быстро!!! Или вы хотите, чтобы я это делала за вас?». А в ответ тишина…

В помещении, в которое меня ввел Вилен, немного душновато.

Мы все шли и шли, затем поднялись на три ступеньки.

Поддаваясь давлению на свое предплечье, делаю поворот на девяносто градусов и мгновенно ощущаю неуютный вакуум полной тишины. Пальцы Вилена слегка сжались, как бы напоминая «без глупостей», и сразу после этого, он отпускает мою руку. Я перестала ощущать его рядом с собой и так испугалась, что чуть не заорала во всю глотку. Хорошо, что услышала громкий мужской, абсолютно незнакомый мне, голос позади себя. Это помогло мне взять себя в руки и осознать, что меня не оставили неизвестно где совершенно одну. Этот голос продекламировал нараспев: