НеМир

Рэд вскакивает, хватая меня за руку:

— Бэмби, постой.

Я резко вырываю свою руку, и зло рычу (ну, это я преувеличиваю — у меня на самом деле никогда не получается рычать):

— Не трогай меня.

Мой муж явно не знает, куда ему девать свои руки:

— Так будет лучше для тебя.

— Слушай, я же не спрашиваю тебя о тебе, о Вилене, о том, что не имеет ко мне отношения… Я же спрашиваю о себе… Какое ты имеешь право решать за меня, что мне можно знать о себе, а что нет? Позволь мне напомнить тебе, что я — человек, а не домашний питомец.

— Я никогда этого не забывал.

Я театрально закатываю глаза:

— Но обращаешься ты со мной именно так.

— Бэмби, ты — несправедлива…

Вилен отвлекает наше внимание на себя:

— У-ф-ф, простите, что вмешиваюсь. Но… Рэд…, — нет, вы такое видели, чтобы Вилен (Вилен!!!) аккуратно подбирал слова, — я думаю, что… Бэмби права… по-своему права.

Я хмыкаю:

— Растешь в моих глазах, — и перевожу взгляд на мужа, — Рэд, твой брат понимает, что мне нужно это знание не из праздного любопытства. Пойми и ты — у меня вообще нет знаний о себе и о том, кто я и откуда. Что любая, известная тебе, деталь из моего прошлого может стать для меня отправной точкой для восстановления этих знаний.

Мне хочется утешить мужа, настолько у него сейчас неуверенный (во мне? в себе?) вид, но я пересиливаю себя и остаюсь на месте. Он почти умоляет:

— Бэмби, я не могу… Любимая, я не хочу…

До меня, кажется, доходит:

— Ты не можешь рассказать мне, потому что боишься, что я не вынесу правду… И ты не хочешь, чтобы я вообще когда-то вспомнила о своем прошлом…

Он кивает:

— Да.

Так, мы пойдем другим путем. Надеюсь, моего женского арсенала хватит, чтобы переубедить мужа:

— Ребята, я действительно устала. Рэд, проводишь меня? Вилен, до завтра.

Как же мне нравятся ощущения от воды, струящейся по моей коже… Я всегда принимаю душ дольше, чем ванну. На мне уже давно не осталось и следа от мыла, но я продолжаю крутиться под сильными струями воды.

Ну, Бэмби, что делать будем? Значится так, выходишь из душа и ложишься спать… Нет, не хочу… Ну ладно, не спать… но ложишься в свою кровать и… читаешь ту книгу, которую тебе вчера так любезно предоставил Вилен… Нет, я хочу к Рэду (это я так мысленно капризничаю)… Хочешь к Рэду, или хочешь Рэда? (это я так сама себе язвлю)… И где же твоя гордость? Он же не сказал тебе ни слова с тех пор, как вы вышли от Вилена… Стоял, как истукан в сторонке, молча наблюдая, как ты заходишь в ванную… Да, с наличием у меня женского арсенала я погорячилась… Вот кто меня тянул за язык с ним пререкаться?… Надо было сделать вид, что меня устраивает его «нет»… Женщина должна быть покладистой и бесхарактерной… Должна… но я же не виновата, что не подпадаю ни под одно из этих требований… И что теперь?… Он меня разлюбит?… Он решит, что не нужна ему эта головная боль в виде требовательной жены с тонкой внутренней организацией? (опять язвлю)… И что? Наша песня хороша — начинай сначала? Я буду вести жизнь домашней зверушки, а Рэд будет шляться по проституткам?

Слышу звук открывающейся двери. Хорошо, что я положила полотенце на бортик, а не оставила его на крючке. Благодаря этому, успеваю завернуться в него, отстранившись от воды.

Шторка уходит в сторону… Рэд не выпускает ее из руки (должно быть, на тот случай, чтобы задернуть ее по первому моему требованию — или мне просто хочется расценивать это именно так)… Я что-то медленно соображаю… Мне же надо сказать что-то приличествующее моменту, я же издаю лишь жалкое «привет» (вообще-то, это было скорее «п-п-рив-вет» заикающегося по жизни человека). Рэд (в данный момент к эпитету любимый присоединяю бесцеремонный) продолжает смотреть мне в глаза. Ну почему по моему лицу все так легко читается, а по его лицу понять вообще ничего невозможно? Я говорю очередную глупость:

— Прости, я увлеклась — вечно забываю, что у нас здесь одна ванная.

Не ванная, а целый комплекс сантехнического оборудования с душем, мини-бассейном, унитазом и огромным, монструозного вида, умывальником.

Выключаю воду и поспешно поднимаю ногу, чтобы вылезти из душевого поддона:

— Все-все, я уже закончила — душ свободен.

Рэд, наконец, открывает свой рот:

— Бэмби, я хотел присоединиться.

— А-а-а… как мило…

Это я сказала? Ой… кто-нибудь, дайте мне машину времени — я хочу забрать свое как мило назад (это я мысленно простонала).

Рэд ухмыляется (хорошо еще, что не насмешливо), и легко подхватывает меня за талию, чтобы поставить перед собой:

— Но, я, кажется, опоздал.

— А-га.

Нет, ну я закончу, наконец, со своими идиотскими репликами?

Рэд обнимает и целует меня. Чем глубже поцелуй, тем сильнее он прижимает меня к себе. Ему явно мешает моя рука, поддерживающая края полотенца. Он пытается снять с меня мою руку, но я не даю ему такой возможности.

— Любимая, почему? — спрашивает, и начинает исследовать губами местечко возле мочки уха.

А-х-х как хорошо… так хорошо, что у меня в прямом смысле подгибаются коленки:

— Здесь много света.

Рэд спрашивает:

— И что? — Возвращается к тому же местечку.

Мне не удается сдержать тихие постанывания, но, сквозь них, мне удается промямлить:

— Ты… не… получишь… эстетическое наслаждение… поверь…

Он слегка зарычал и спросил:

— Бэмби, твоя кровать… она — больше и ближе, да?

С каких это пор мой муж задает вопросы, подразумевающие очевидные ответы?

— Да.

…Как оказалось, вся соль вопроса была в его многозначительном «да».

Я понимаю это, когда, после моего однозначного «да», он медленно берет меня на руки, медленно несет к кровати, медленно укладывает на нее (напоминаю ему: «Рэд, свет») и медленно, прежде чем выключить его, раздевается передо мной (бесстыдник, но, должна признаться, красивый безупречный бесстыдник)…

На этом все медленно закончились. Потом все было быстро, захватывающе и несдержанно…

В то время, как все мои усилия направлены на то, чтобы восстановить свое дыхание, Рэд, не прерываясь, целует мою шею, щекочет ее языком, покусывает мне мочки ушей. Потом, отрывается и очень нежно говорит: