вокруг меня скрывают улыбки, и я сама едва могла стереть с лица выражение торжествующего презрения.
— Мой муж просил меня напомнить вам, что мистер Мэгсон известный мятежник и чрезвычайно опасный человек, — после паузы продолжала я. — Предполагается, что он может скрываться среди цыган, и вас просят сообщить о появлении табора в округе.
Они кивнули. Я выждала некоторое время и вернулась в карету. Я чувствовала себя страшно усталой и обессилевшей. Я мечтала поскорее отправиться домой и улечься в кровать. Горничная разожжет камин, и я смогу до вечера следить за языками пламени и сгущающимися за окном сумерками. Я мечтала оказаться как можно дальше от этой холодной земли и преданных своими хозяевами людей.
— Мисс Джулия! — послышался чей-то голос.
Я оглянулась. Джордж уже убрал ступеньки, но тоже помедлил и приоткрыл дверь, чтобы я могла видеть того, кто позвал меня.
Это была старая миссис Мерри.
Я отшатнулась, будто боялась, что она ударит меня. Всю свою жизнь мне было знакомо это лицо, круглое и морщинистое, как печеное яблоко. Но после ужасной смерти ее единственного внука оно изменилось, глубокие борозды пролегли вокруг глаз и рта, сделав его трагическим.
Она стояла впереди толпы и смотрела на меня, сидевшую на высоком, обитом розовым шелком сиденье нашей фамильной кареты. Эта богатая обивка появилась взамен старой, в пятнах крови после убийства мамы и Джона. Я показалась себе принцессой из сказки, слушающей старую колдунью.
— Да, миссис Мерри.
На ее старческом лице появились слезы, такие легкие, какие бывают у стариков. Но я знала, что плачет она не по своему внуку и не из-за себя. Она плакала по мне. Она жалела меня.
— Береги себя, сердечко, — тихо произнесла она голосом, полным сочувствия.
Несколько людей, слышавшие ее слова, одобрительно кивнули, они смотрели на меня, будто бы не они, а я была жертвой.
— Мы все надеемся на лучшее. Нас предали сквайр и власть знатных людей. Но хотя ты и сама из богатой семьи, ты находишься в опасности. Ты — женщина, и тебе приходится слушаться своего хозяина, так же как нам приходится слушаться нашего.
Я подумала о том, как Ричард обращается со мной, как он жесток, несмотря на мою былую преданность и любовь. И как жесток оказался ко мне мир условностей, велевший мне выйти замуж за отца моего ребенка.
— Я ненавижу его, миссис Мерри, — сказала ей я. — И хочу его смерти.
Она кивнула, и на ее лице не выразилось удивления.
— Да, — сказала она. — Я понимаю. Но не трать свое мужество на ненависть к нему. Береги себя, дорогая девочка. Собери для себя свое мужество и думай о ребенке.
— Я не хочу, чтобы в Вайдекре был еще один сквайр, — возразила я. Мой голос зазвучал громче, и несколько человек остановились и стали прислушиваться. — Я не хочу быть матерью сквайра. Я не хочу дать моему ребенку власть над землей и над людьми. Я не сделаю этого.
— Мир был бы лучше, если бы богатые отказались править нами, — согласилась миссис Мерри. — Экр готов работать вместе со своими хозяевами, но его предают снова и снова.
Я опустила голову. В этот раз их обманули мои высокие надежды, мои яркие планы и не сдержанные обещания. Все, что окружало их, моя любовь к земле и моя любовь к Ричарду — все шло им во вред.
— Я должна идти, — несчастным голосом сказала я.
Миссис Мерри отступила назад, и Джордж, храня непроницаемое выражение лица, закрыл дверь. Я опустила стекло и выглянула наружу.
— Что я могу сделать? — спросила я ее. — Как я могу остановить это?
Она подняла голову, и наши глаза встретились. И я с удивлением увидела, как счастье расцвело на ее лице.
— Как? — повторила она. — Вам ничего не надо делать, мисс Джулия. — (Джордж сидел на месте, нарядный в своей красивой ливрее, и изо всех сил напрягал слух, как мне показалось.) — Все сделает Ральф. Ральф возвращается домой.
— Что?.. — начала я.
Но тут лошади резко рванули с места, и какой-то человек бросился к миссис Мерри, чтобы успеть оттащить ее подальше от высоких колес экипажа. Он увидел мое изумленное лицо, озаренное надеждой, и усмехнулся. Прежней усмешкой Экра, такой свободной и равной.
Это была усмешка заговорщиков, чьи надежды наконец начинают сбываться. Карета подскакивала на неровной дороге, и я облокотилась на шелковые подушки Ричарда. Я чувствовала, что тоже улыбаюсь, и мне стало легче.
— Что тебе сказали в Экре? — требовательно спросил Ричард.
Он встретил меня у ворот, сразу же подав руку.
— Ничего, — ответила я. Я позволила ему проводить меня к дому, но помедлила, когда он открыл дверь гостиной. — Я хотела бы отдохнуть у себя, Ричард. Я очень устала.
Он направился к лестнице, но тревога не покидала его.
— Ты передала им то, что я просил?
— Да, — ответила я.
— И что они сказали?
— Ничего.
— Ты ни с кем не говорила наедине? Никто не упоминал о приходе цыган на общественную землю? Кто-нибудь расспрашивал о Ральфе? Например, Нед Смит? Он всегда был особенно близок с ним.
Я вопросительно приподняла брови. Разумеется, я вела себя нагло и знала это. Но во мне родилась храбрость, у меня появилась причина для этого, потому что я узнала, что часы отсчитывают начало нового времени для Экра. Что скоро этот час пробьет и вся прежняя жизнь разлетится на куски. Два события наступали одновременно: ребенок у меня в животе начинал шевелиться, чтобы проложить себе путь в жизнь, и Ральф тайными тропами пробирался из Лондона сюда, чтобы дать нам свободу.
— Я ни с кем не говорила наедине, — отвечала я, начав загибать пальцы на каждый вопрос Ричарда. — Никто не говорил, что цыгане прибыли на общественную землю. Но так как они обычно появляются перед Рождеством, то, я думаю, они должны прибыть со дня на день. Никто не спрашивал о мистере Мэгсоне. Нед Смит был там вместе с остальными, но он ничем не интересовался.
Ричард грубо схватил меня за руку.
— Что за черт вселился в тебя? — Он пристально изучал мое посветлевшее лицо и явно ничего не мог понять. — Кто-то рассказал что-то, придавшее тебе сил. Кто-то научил тебя смотреть на меня этими наглыми глазами. Кто-то попытался заставить тебя забыть, что я могу сделать с тобой.
Он замолчал и смерил меня взглядом, по-прежнему изо всех сил сжимая мою руку. Я чувствовала, как захрустели мои кости, и едва смогла подавить стон боли.
— Никто. Я потеряла свой страх, потому что вижу, как боишься ты. Я вижу, как ты трясешься при одной мысли о возвращении Ральфа. При одной мысли о том, что он идет сюда за тобой.
Я замолчала. Ричард побелел, и его хватка внезапно ослабла. Моя рука болела нещадно, но сердце пело от радости.
— И я думаю, что ты прав. Если Ральф действительно направляется домой, то он не забудет свести с тобой некоторые счеты. Я хорошо его знаю. — Мой голос звучал почти сладко. — И хочу сказать, что если бы я была на твоем месте и вправду предала бы Ральфа, то я скорее предпочла бы лежать в фамильном склепе, чем находиться здесь. Это единственное место, где ты мог бы быть в безопасности, Ричард.
Ричард уронил голову и уставил глаза в пол. Я секунду посмотрела на него и стала подниматься по лестнице. Я чувствовала, как он с ненавистью провожает меня взглядом, и шла, высоко подняв голову. Но, едва оказавшись у себя в комнате, я поспешила закрыть за собой дверь и бессильно прижалась к ней.
Я могла бесстрашно смотреть в лицо Ричарда, когда он был охвачен паническим приступом страха, но без храбрости, сообщенной мне старой хрупкой женщиной, мое положение было незавидно. Ребенок тяжелым камнем лежал у меня в животе, и это делало меня чрезвычайно уязвимой.
