Дамы и Господа

Какой-то особо предприимчивый монарх застеклил все окна в замке. Серебристые участки лунного света чередовались с квадратами глубокой тени.

Маграт бежала из света в тень, из света в тень по бесконечному коридору. Мимо, как в фильме на ускоренной перемотке, мелькали самодержцы. Король за королем — усы, короны, бороды. Королева за королевой — корсажи, лифы, бородатые ухтыястребы и маленькие собачки…

Вдруг одно изображение (была ли причиной игра лунного света или выражение лица на портрете) пробилось сквозь ее страх и привлекло внимание Маграт.

Этот портрет она видела впервые. Но раньше она так далеко не забиралась — доходившая до идиотизма безвкусица королев навевала на нее тоску. Однако эта…

Эта особа чем-то ее заинтересовала.

Маграт остановилась

Портрет не мог быть написан с натуры. Во время царствования этой королевы, единственной известной краской была синяя, и наносили ее в основном на тело. Но несколько поколений назад правил король Лулли I, который был немного историком и чуть-чуть романтиком. Он исследовал известные факты из ранней истории Ланкра, а там, где фактов не хватало, он, следуя лучшим традициям работы проницательного этнического историка, сделал выводы из вдруг открывшихся, не требующих доказательства истин[29] и экстраполировал известные источники[30]. Именно он заказал портрет королевы Иней Вспыльчивой — одной из основателей королевства.

На ее голове был шлем с крыльями и острым навершием, густые черные волосы сплетались в ужасного вида косы, а в качестве жидкости для укладки явно использовалась кровь. Лицо и тело королевы покрывали спирали синей краски и крови — типично варварская школа косметического искусства. Судя по портрету, Иней Вспыльчивая обычно носила нагрудник размера 3-Д и наплечники с шипами. Наколенники тоже были с шипами, как и сандалии. А еще она была одета в достаточно короткую юбку из модной клетчатой ткани, в которой преобладали кровавые тона. Одна королевская рука покоилась на рукоятке обоюдоострого боевого топора с пикой, другая же гладила руку поверженного врага. Прочие части тела поверженного врага болтались на соснах на заднем плане. Рядом с королевой художник изобразил ее любимого боевого пони по кличке Штык (ныне исчезнувшей горной ланкрской породы, формой и характером напоминающей бочонок с порохом), а чуть поодаль стояла боевая колесница, воплощенная все в той же популярной шипастой технике. Ее колесами можно было бриться. Маграт не отрываясь смотрела на картину. Никто никогда даже не упоминал о таком. Все твердили ей о гобеленах, вышивках, юбках, фижмах и о том, как правильно пожимать руки благородным господам. Но никто ни словом не упоминал шипы.

Какой-то звук донесся с дальнего конца галереи, откуда она прибежала. Маграт подобрала юбки и помчалась дальше.

Позади послышался смех.

Налево по крытой аркаде, потом по темному коридору над кухней, мимо…

Что-то мелькнуло впереди в темноте. Сверкнули зубы. Маграт инстинктивно подняла ножку стула, но вовремя остановилась.

— Грибо?

Кот нянюшки Ягг потерся об ее ноги. Его шерсть была плотно прижата к телу. Маграт еще больше разнервничалась. Это ведь Грибо[31], неоспоримый король кошачьего населения Ланкра и отец большей его части, в присутствии которого волки, поджав хвосты, убегали, а медведи залезали на деревья. И Грибо был испуган.

— Иди сюда, идиот!

Она схватила его за покрытый шрамами загривок, и Грибо забрался Маграт на плечо, по пути распоров ее руку чуть ли не до кости.

Скорее всего, она где-то рядом с кухней, потому что именно эта территория принадлежала Грибо. То были неизведанные, мрачные земли, так сказать, «террор инкогнита», где плоть ковров и кожа балочной штукатурки обнажали каменный остов замка.

За ее спиной прошелестели чьи-то шаги, очень быстрые и легкие.

Если ей удастся добежать до следующего угла…

Грибо, сидящий на ее плече, напрягся как пружина. Маграт остановилась.

За следующим углом…

Без малейших усилий со стороны Маграт ее рука с обломком стула поднялась и чуть отклонилась назад.

Она шагнула за угол и одновременно нанесла колюще-бьющий удар ножкой стула. Раздалось триумфальное шипение, перешедшее в хриплый визг, когда ножка процарапала шею эльфа. Тот отшатнулся. Рыдая от ужаса, Маграт метнулась к ближайшей двери и схватилась за ручку. Дверь распахнулась. Маграт влетела в комнату, захлопнула за собой дверь, нащупала в темноте засов, услышала, как он скользнул на место, и упала на колени.

Что-то сильно ударилось в дверь с другой стороны.

Некоторое время спустя Маграт открыла глаза — а потом задумалась, не понимая, открыла она их или нет, потому что темнота менее темной не стала. У нее сложилось впечатление, что впереди нее — некое свободное пространство. Чего только не было в старом замке… И старые, заброшенные комнаты, и потайные коридоры — все, что угодно… Перед ней могла оказаться яма, могло оказаться все, что угодно. Маграт нащупала наличник, поднялась на ноги, после чего протянула руку туда, где, согласно предположениям, должна была находиться стена.

Там была полка. И свеча на ней. И коробка спичек.

«По крайней мере, — успокоила себя Маграт, стараясь не обращать внимания на бешено колотящееся сердце, — в этой комнате недавно кто-то был». Большинство жителей Ланкра до сих пор пользовалось трутницами. Только король мог позволить себе заказывать спички из самого Анк-Морпорка. У матушки Ветровоск и нянюшки Ягг тоже были спички, только они их не покупали. Им их дарили. Ведьмы редко что-то покупают, обычно им все дарят.

Маграт зажгла огарок свечи и огляделась по сторонам, пытаясь понять, в какой части замка она оказалась.

— О нет…

— Так-так, — сказал Чудакулли. — Знакомое дерево.

— Заткнись.

— Кажется, кто-то утверждал, что нам нужно всего-навсего подняться по склону, — продолжал Чудакулли.

— Заткнись.

— А помнишь, когда-то мы гуляли по этому лесу, и ты позволила мне…

— Заткнись.

Матушка Ветровоск устало опустилась на пень.

— Нас водят по кругу, — констатировала она. — Кто-то решил подшутить над нами.

— Есть одна история, — сказал Чудакулли, — о двух маленьких ребятишках, которые заблудились в лесу, а потом налетели птицы и забросали их листьями. — В его голосе проступила надежда, так из-под кринолина выглядывает носок изящной туфельки.

— Да, ты прав, до такой глупости только птицы и могли додуматься, — фыркнула матушка и потерла виски. — Это все ее проделки. Эльфийские фокусы. Сбивать путников с пути. Она копается в моей голове. В моей настоящей голове. О, у нее есть сила. Она нас направляет. Заставляет бродить кругами. Делает это со мной.

— Может, ты просто задумалась о чем-то, вот и заблудилась чуток, — предположил Чудакулли, все еще не теряя надежды.

— Конечно, задумалась. Сосредоточишься тут, когда ты все время падаешь и несешь всякую чепуху, — рявкнула матушка. — Если бы господин Зазнайка Волшебник не поехал головой и не вспомнил то, чего на самом деле никогда не было, я бы здесь не торчала, а находилась бы в центре событий и знала, что происходит.