Глава 6
ОПРАВДАН СВОЕЮ КРОВЬЮ
Он больше не приходил в дом, как и обещал. Более того, два месяца он прятался в пещере, лишь изредка решаясь выходить по ночам, чтобы поохотиться, ибо английские солдаты, расквартированные в Комаре, по–прежнему прочесывали окрестности. Они выезжали в дневное время маленькими, по восемь — десять человек, патрулями, рыскали по округе, суя повсюду свой нос, прибирая все, что могли, к рукам и уничтожая то, что не могло им пригодиться. И все это с благословения английской короны.
У подножия холма, в недрах которого он скрывался, проходила тропа, протоптанная с незапамятных времен оленями. Разумеется, только очень глупый олень появился бы близ лаза в пещеру, откуда тянуло человеком, но когда ветер дул в правильном направлении, Джейми случалось приметить на тропе маленькую группу рыжих оленей или, высунувшись поутру наружу, обнаружить на земле свежий олений след.
Это могло быть даже полезным, поскольку доказывало тем, кого могло занести на тропу, что эта местность безлюдна, хотя в такую глухомань никто особо не совался. Сейчас ветер дул со стороны пещеры, и на появление оленей рассчитывать не приходилось. Джейми лежал на земле у замаскированного утесником и рябинами лаза, где в ясные дни сквозь растительный покров пробивалось достаточно света, чтобы можно было читать. Книг было не очень много, но Джаред все–таки ухитрился провезти тайком некоторое их количество с подарками из Франции.
«Проливной дождь вынудил меня заняться другой работой, а именно проделать в моей новой загородке отверстие для слива воды, которая в противном случае затопила бы всю мою пещеру. Проведя там некоторое время и не дождавшись новых толчков землетрясения, я несколько успокоился, но для поддержания духа (в чем и вправду весьма нуждался) направился туда, где хранил свои скудные припасы, и выпил немного рому, что всегда делал экономно, ибо понимал: когда запас исчерпается, пополнить его будет нечем.
Дождь не прекращался всю ту ночь и большую часть следующего дня, так что высунуться наружу не представлялось возможным, однако благодаря обретенному спокойствию я смог предаться раздумьям…»[4].
Нависавшие над ним кусты шелохнулись, по странице пробежала тень, и он с его обостренными инстинктами моментально уловил перемену ветра, а с ним звук голосов.
Мгновенно вскочив на ноги и схватившись за кинжал, Джейми бережно положил книгу, ухватился за гранитный выступ и подтянулся к узкой, неприметной щели, служившей входом в пещеру.
Внизу, на тропе, запестрело красным, засверкал металл, и это вызвало у него вспышку раздражения. Вот черт! Его не слишком пугало, что кто–нибудь из солдат сойдет с тропы, благо их экипировка и подготовка не слишком годились для ходьбы по бездорожью, даже по обычной вересковой пустоши, не говоря уже о крутых, густо поросших ежевикой склонах вроде этого. Но присутствие англичан так близко означало, что он не может покинуть пещеру до наступления темноты. Ни тебе воды набрать, ни даже облегчиться. Джейми непроизвольно бросил быстрый взгляд на кувшин с водой, уже зная, что он почти пуст.
Снизу донесся громкий крик, и Джейми от неожиданности чуть не выпустил камень. Солдаты на тропе обступили худощавую фигурку, сгорбившуюся под тяжестью взваленного на плечо бочонка. Надо же, Фергюсу приспичило отправиться в пещеру с емкостью только что сваренного эля именно сейчас! Вот ведь незадача! Что–что, а этот эль пришелся бы ему очень кстати: он уже несколько месяцев не баловал себя таким питьем.
Направление ветра снова изменилось, и Джейми улавливал лишь обрывки слов, но, похоже, тощий французик спорил с солдатами, жестикулируя свободной рукой.
— Идиот! — пробурчал Джейми себе под нос — Отдай его им и удирай, щенок безмозглый!
Один солдат попытался ухватиться за бочонок обеими руками, но маленькая фигурка ловко отскочила назад, оставив вояку ни с чем. Джейми с досады хлопнул себя по лбу. Оно конечно, Фергюс не терпел наглости и самодурства ни от кого, а уж тем более от английских солдафонов, но это могло ему дорого обойтись.
Теперь худощавый парнишка прыжками отступал по тропе, выкрикивая что–то в адрес своих преследователей. Что именно, слышно не было, но наверняка нечто весьма нелестное.
— Дурак! — выругался Джейми. — Бросай бочонок и беги!
Но вместо того чтобы так и поступить, Фергюс, очевидно уверенный в собственной скорости, повернулся к солдатам спиной и оскорбительно повертел перед ними задницей. Англичане, естественно, пришли в ярость, и, несмотря на то что беготня по крутым, скользким после дождей склонам была делом рискованным, нашлись смельчаки, пустившиеся за наглецом в погоню.
Джейми увидел, как их командир поднял руку и выкрикнул какое–то предупреждение. Он подумал, что, может быть, Фергюс пытается отвлечь англичан и увести их за собой, тем более что парнишка продолжал выкрикивать оскорбления, и четверо солдат, видимо понимавших по–французски, бросились за ним, несмотря на приказ командира.
Англичане с криками и бранью ловили мальчика, а Фергюс, не забывая отругиваться, ловко от них увертывался. Ветер завывал, и Джейми даже не понял, показалось ему или он вправду расслышал свист извлекаемой из ножен сабли и звон обнаженного металла. Впоследствии этот предвещавший беду звук звучал в его ушах всякий раз, когда он вспоминал эту сцену — а вспоминал он ее очень долгое время.
Может быть, дело было в какой–то особенности поведения солдат, в напряженности, которая передалась ему в пещере, а возможно, причиной явилось то тягостное, не покидавшее его после Куллодена чувство обреченности, из–за которого все находившееся рядом с ним казалось заразным и таящим опасность, — сказать трудно. Так или иначе, слышал он звук сабли или нет, тело его напряглось, чтобы совершить прыжок, прежде чем он увидел, как серебристая дуга рассекает воздух.
Движение это казалось неспешным, почти замедленным. До такой степени, что Джейми даже поверилось, будто он, метнувшись вниз и оказавшись среди солдат, успеет перехватить руку англичанина и отвратить роковой удар.
Но это, разумеется, было не более чем иллюзией, игрой воображения. Суровый голос рассудка заставил его остаться на месте, хотя для этого ему пришлось вцепиться в скалу — трудно было совладать с порывом, призывавшим прийти на помощь.
Сердце звало его вступить в бой и предпочесть гибель постыдной участи немого свидетеля подобного злодеяния, но разум холодно и упорно твердил, что Фергюс пошел на риск именно ради него, Джейми, а следовательно, если он ввяжется в стычку и разоблачит себя, жертва юноши окажется напрасной.
И он внял голосу рассудка: остался в своем убежище, в то время как клинок с противным стуком ударил по бочонку, из–за которого, собственно, и вышла вся заварушка. Бочонок свалился с мальчишеского плеча, заскакал вниз по склону, плюхнулся в весело журчавшую внизу речушку и был унесен течением.
Неожиданно голоса оборвались, а потом раздался оглушительный вопль. У Джейми подкосились колени, он почувствовал, что вот–вот потеряет сознание. В глазах потемнело, их застила красновато– черная со звездными вспышками и полосками света пелена, но даже в подступившем мраке он отчетливо видел жуткую картину.
Кисть руки Фергюса, маленькой и ловкой руки карманника, лежала на грязной тропе ладонью вверх, словно протянутая в мольбе.
Лишь по прошествии сорока восьми часов, показавшихся ему бесконечными, на тропе ниже пещеры раздался свист Рэбби Макнаба.
— Как он? — без предисловий спросил Джейми.
— Миссис Дженни говорит, что с ним все будет хорошо, — ответил Рэбби.
Его юное лицо было бледным и осунувшимся, он явно не оправился от потрясения и очень переживал за друга.
— Она говорит, что жара или там лихорадки нет. И никакого заражения. Культя… — он запнулся, — чистая.
— Значит, солдаты отнесли его к дому?
