— Где этот долбанный санитар? — начал он с порога, — Стою как придурок у машины, тут Маузер идет. Говорит, что век меня бы не видел, а не то, чтобы к себе вызывал….А чего это ты на коленях стоишь? — спросил Берик у Мухина, и осекся, уставившись на пузырящийся труп на столе.
Тело шло пузырями, и быстро таяло, истекая прозрачной слизью. В воздухе к запаху формалина примешивался острый запах сероводорода.
Надо сказать, что адамиты, как именовали себя жители реальности № 000326, не имеют никакого отношения ни к минералу адамиту, названному так по фамилии французского минералога Ж.Ж. Адама, ни к одноименной секте, проживающей на острове у реки Люшниц, и уничтоженной в 1421 году Яном Жижкой. Единственное сходство адамитов с адамитами-секстантами заключается в том, что они тоже считали своим прародителем непосредственно Адама, а всех остальных жалкими подобиями его потомков. С этими потомками, многочисленное племя адамитов воевало веками, пока окончательно не уничтожило всех. По времени, это фундаментальное событие приходилось на начало нашей эры. Правда, существовало предание, что одно непокорное воинственное племя горцев все-таки выжило. При помощи своего вождя- шамана Яма-то и его «священного камня» племя покинуло этот мир и переселилось в другой. Некоторые исследователи шутили, что священный камень бес сомнения относился к группе цианидов, и шаман попросту отравил своих соплеменников. И останки племени до сих пор покоятся где-то в закрытой пещере в горах.
Другие же исследователи утверждали, что «священный камень» не что иное, как частица пра- материи, из которой произошла вселенная, и перенос действительно состоялся. Так это или нет, неизвестно, поскольку у сторонников той и другой версии никаких доказательств никогда не было.
Все эти версии Хантера не особо заботили, во-первых, потому что он был стопроцентным адамитом. А во-вторых, его сейчас гораздо больше беспокоило то, что он опять столкнулся носом к носу с этим настырным патанатомом. Когда он оказал воздействие на подвернувшегося санитара, заранее придав лицу сходство с начальником экспертизы, ему и в голову не пришло, что патологоанатомов может быть больше, чем один. Поэтому зайдя в прозекторскую, увидеть Мухина, он никак не ожидал. А теперь мучительно думал, а не зря ли он оставил свидетеля в живых? Не послушается? Шум поднимет? Тем более, второй труп подряд бесследно исчезает. Но с другой стороны, пропажа трупа это одно. А вот если к этому присовокупить убийство патологоанатома на рабочем месте, то уже совсем другое дело. Можно было конечно попытаться стереть анатому память, но на всякое внушение необходимо время. А времени не было. В любую минуту могли зайти люди. Появились бы новые свидетели.
Так или иначе, Хантер все-таки выполнил то, зачем приходил. На повестке дня оставался еще один вопрос, главный вопрос: «Кто убил адвоката?» Для решения этой проблемы Хантер уже встретился на нейтральной территории с начальником автоинспекции и забыл в его джипе пакет на заднем сидении. Руководитель УВД оказался более осторожным, сам на встречу не пришел, но прислал шестерку с мигалкой. Из ведомственного автомобиля вылез человек гражданской наружности и забрал потертый дипломат Хантера, оставив взамен почти такой же на вид дипломат, набитый старыми газетами. Словом, эти периодические издания обошлись Хантеру в круглую сумму.
Теперь следовало ждать результатов. Только вот помощи ждать не приходилось. Из центра намекнули, что у них форс-мажор и обещанный ранее исполнитель не приедет. Что может быть форс- мажорней, чем прорыв реальностей, пусть произошедший и в заштатном городишке Хантере представить не мог. Тогда он сам попытался связаться с Эфратом, чтобы узнать, почему тот не приедет? И что там, черт возьми, происходит? Эфрат не отзывался. Мобильник упорно молчал. И это молчание вызывало недоумение.
Обдумывая, что это может означать, Хантер заправил полный бак в автомобиле, а так же прикупил еще две двадцатилитровые канистры и отправился на дачи. Нет. До дачного поселка было не так уж далеко, каких-то пятьдесят километров. Канистры были нужные ему для других целей.
Прибыл Хантер на место, когда уже стало темнеть. Оставив, машину в десяти метрах от деревянного мостика, он извлек канистры из багажника и неспешно отправился к мосту. Моросил мелкий дождь. Настил моста был влажный и грязный. А не мало ли я взял? Подумал Хантер, щедро поливая доски с комками грязи и следами протекторов проехавших по ним автомобилей. Следовало еще спуститься под мост и основательно полить опоры. Спускаться не хотелось. Размокший слой желтой глинный скользил под ногами. И Хантер буквально съехал вниз верхом на канистре, как на санках. Ничего, что она теперь вся в грязи. Тащить её назад он не собирался. Полив бензином старые толстые и относительно сухие бревна, он стал карабкаться назад. Цепляясь руками за хрупкий и ломающийся камыш, густо растущий на крутом берегу.
— Черт! — сквозь зубы произнес Хантер, все таки измазав помимо туфлей и штанины брюк.
Поднялся наверх он запыхавшийся и злой. На этой чертовой планете, в этой чертовой реальности, где Земля крутится, чуть ли не в два раза быстрее, а гравитация буквально плющила тело, и два сердца не всегда помогали. Второе сердце было специально искусственно выращено, для компенсации нагрузок этого мира. Так же как и дополнительная желудочная железа, чтобы переваривать эту варварскую пищу, годную разве только для собак.
Отдышавшись, он достал сигареты, щелкнул зажигалкой прикуривая. А прикурив, бросил зажигалку на мост. Пламя нехотя, но уверенно поднялось над мостом. А вскоре загудело. Это от огня занялись опоры. Хантер курил и смотрел на огонь и дым, поднимающийся над мостом. В клубах дыма ему на миг померещились всадники, передвигающиеся на каких-то диковинных животных, то ли на верблюдах, то ли на страусах. Они беззвучно пролетали над клубами дыма и растаивали в сером хмуром небе.
Михалыч гладил супругу по голове неожиданно мягкой и горячей рукой, и её плач постепенно затихал. Она словно забылась на его груди. А Михалыч смотрел в окно, и думал, как же непроста эта простая жизнь. Вот вроде, опостылели они друг другу, видеть друг друга не могут. А скажи ему сейчас, что она умрет, так ведь он же от тоски взвоет и умрет следом. И так было грустно на душе, словно это произойдет завтра или послезавтра. Что слезы сами собой катились по щеке. А за окном накрапывал мелкий дождик, полируя до блеска желтеющие листья яблони, да все плыли и плыли серые дождевые тучи. А между ними проплывали черные всадники на верблюдах. Чего? Изумился Михалыч.
— Зоя, ты глянь что делается-то! — сказал он супруге, разворачивая её к окну.
Она повернулась.
— Петя горит что-то! Неужто дача чья?!
И вправду, из-за яблони за окном поднимались клубы дыма.
«Вон басмачи скачут!» — хотел было крикнуть Михалыч, но басмачей уже видно не было, а клубы дыма все увеличивались.
— Чего стоишь? — отшатнулась от него Карповна, — Давай участковому звони! Поджог! Не иначе!
— И то верно! — согласился Михалыч, — Где твоя мобила?
— Да вон на тумбочке лежит!
— Ты сама звони, а я побегу! Тушить надо! — крикнул он уже с веранды, в спешке никак не попадая ногой в сапог.
— Связи нет! — донеслось из комнаты.
Но Карповне уже никто не ответил. Михалыч бежал уверенной рысью по направлению к пожару. Какая сволочь посмела? — Думал он, осторожно передвигаясь по скользкой дороге. Ноги то и дело пытались расползтись. Под ногами чавкало. Налипшие на сапоги комья отлетали в разные стороны. Чья это может быть дача? Неужели Сидоркиных? Если это они, то сами алкаши виноваты. В том году баньку по пьяни спалили. А теперь еще и домик. А если не Сидоркиных? Там дальше профессора дача. Вот шуму-то будет. Мужик нудный, со свету сживет. Скажет, недоглядел сторож, с него за домик и деньги взять надо. А откуда у Михалыча деньги? Если он в руках больше пятисот рублей и не держал никогда. А вдруг там банда? Дом
