Поднялся общий шум. Но напрасно Голицын с надеждой смотрел на царя, тот отвернулся. Немецкая партия, поддержанная Екатериной и Шафировым, на том совете взяла верх, и решено было немедля отправить к везиру парламентера.
— Ну а коли везир мира не примет, то и впрямь выведем все войска и будем пробиваться вдоль Прута. Борис Петрович, распорядись сжечь лишние обозы! — Отдав приказ, Петр вышел из палатки. Михайло Голицын, махнув рукой, последовал за царем. Он на сем совете остался один при мнении, что можно атаковать и разбить турок. А ведь, как сейчас в том согласны многие историки, он утверждал чистую правду. В турецком воинстве царило в эти утренние часы великое смятение и зрел мятеж. Началось с того, что когда турецкая тяжелая артиллерия открыла огонь, то сразу обнаружились сильные недолеты. Все же попытки турок подвинуть свои батареи поближе к русским окопам вызывали столь меткий и ожесточенный огонь русских, что турецкие пушкари снова откатывали свои орудия назад.
— Стреляют-то они на излете, только баб в обозе пугают! — насмешливо заметил Голицын приседавшему при каждом залпе турецких пушек Шафирову, явившемуся в первую линию, дабы проводить парламентера.
Великий везир тоже видел в подзорную трубу эти недолеты, но оказалось, что и его янычары узрели эту бесплодную стрельбу простым оком. Потому, когда везир приказал янычарам снова идти в атаку, среди воинов аллаха прокатился негодующий гул, а затем из задних рядов закричали Юсуп-паше, привезшему приказ везира:
— Шайтан его возьми, твоего везира! За что он нас приказал послать на верную смерть? Ведь наши пушки бьют попусту и все одно не достают русских окопов!
Юсуп-паша повелел было бунчужному паше схватить крикунов, но тут войско его вдруг сломало строй, и Юсуп со всех сторон был окружен толпой разгневанных янычар. Многие из них выхватили ятаганы и кинжалы и смело кричали своему предводителю:
— Пусть везир сам идет в атаку! У нас вчера каждый третий воин был убит или ранен! Отрубим голову трусливому шакалу! Привык прятаться за наши спины! — А выступивший вперед здоровенный молотобоец Казим (искавший в сем походе новую жену) смело взял под уздцы лошадь Юсуп-паши и громко сказал:
— Иди и скажи своему везиру, что мы не хотим умирать за шведского короля! Нам известно, что у везира есть фирман султана, разрешающий ему заключить с царем мир!
— Якши! — бессильно склонил голову Юсуп,— Я передам везиру ваши угрозы!
Он с трудом выбрался из толпы янычар и во всю прыть понесся к ставке везира.
— Они отказываются идти в атаку, о мой везир! — прохрипел он, соскакивая с лошади.— Боюсь, в рядах янычар после вчерашнего побоища проснулся великий гнев!
Балтаджи Мехмед был мудр и не стал кричать на Юсуп-лашу. Он хорошо ведал, что такое великий гнев янычар. Во время такого гнева многие везиры теряли головы, а султаны троны. Всем в турецком воинстве был памятен недавний страшный мятеж янычар в 1703 году, когда седергесты возвели на трон нынешнего султана Ахмеда, а его царственного брата бросили в темницу. И Балтаджи Мехмед хорошо помнил, что мятеж тот стоил головы знатному и великому везиру Кюпрюлю, семейство которого почти сто лет правило Великой Портой.
Поэтому везир устало махнул рукой Юсупу и молвил спокойно:
— Иди и успокой их сердца. Они не пойдут сегодня в атаку. Вчера они и так хорошо пострадали во имя аллаха. Двадцать тысяч убитых и раненых, двадцать тысяч! Да это и впрямь боле трети моих неустрашимых!
Подступившие к везиру Понятовский и Шпарр посоветовали рыть апроши, чтобы подвинуть пушки поближе к русскому лагерю и приступить к правильной осаде.
— Вы думаете, что русские будут сидеть за своими рогатками, как кролики, пока голод не принудит их сдаться? — сердито спросил везир.— Разве вы не видите этот огромный костер посредине их лагеря? Уверен, они сжигают все лишние повозки и тяжести, чтобы сегодня же прорваться через наши линии. А мои янычары не хотят сражаться!
— Но у вас есть конница, ваши несравненные спаги и татары! — попробовал было спорить Понятовский.
— Мои спаги уже раз отступили перед пехотой русских, а татары Девлет-Гирея просто разбойники, способные только грабить обозы... И зачем только я согласился воевать ради шведского короля! — вырвалось у везира.
И в эту-то минуту прискакал отряд спагов, доставивший русского парламентера. Бравый преображенец Шепелев спрыгнул с лошади и выпрямился перед везиром во весь свой могучий рост.
— Фельдмаршал Шереметев предлагает вам учинить штильштан и начать переговоры о мире!
Кегая-бей, знавший русский язык, перевел радостные для везира слова, и Балтаджи Мехмед стал снова важным и невозмутимым. Молчаливым жестом он указал Шепелеву на вход в свой роскошный шатер.
Из русского лагеря ясно видели, что Шепелева перехватили не татары, а спаги и поскакали с ним к холму, на коем, по всей видимости, находилась ставка везира: оттуда беспрерывно мчались гонцы, там стояли и самые богатые шатры турок. Однако, хотя русский посланец явно попал по прямому назначению, поначалу ничего в действиях турок не изменилось: они по-прежнему рыли окопы, а их пушки даже усилили огонь.
И Петр собрал последний военный совет. Царь был угрюм и сразу согласился с Голицыным: «Лучше и нам всем погибнуть, чем сложить оружие!»
— Пойдем в атаку, прорвемся и двинемся на север подле Прута! Лишние ядра закопать, тяжелую артиллерию с обрыва в реку, наварить и напечь конского мяса в поход. Гвардия пойдет впереди!
Генералы, приглашенные на тот совет (Михайло Голицын, Репнин, Вейде, Долгорукий, фельдмаршал Шереметев и канцлер Головкин), согласно скрепили решение Петра своими подписями. Генерала Януса на тот совет даже на звали.
Пока полки выходили из лагеря и строились, к везиру был послан еще один гонец с письмом от фельдмаршала. Письмо было даже не просьбой о перемирии, а открытой угрозой: ежели везир не даст немедленного ответа, русские войска атакуют по всей линии.
Голицын уже разворачивал гвардию в батальонные колонны, помещая меж них орудия и строя тем подвижные крепости, когда из турецких рядов вылетел всадник, размахивая белым пакетом.
— Да это же Петька Шепелев! Не дал-таки мне, шельмец, атаковать турка! Упустили мы синюю птицу из рук, верную викторию! — сердито сказал Голицын Шафирову.
— Теперь настал мой час, князюшка! — ласково пропел Шафиров.— Когда смолкают пушки, начинают говорить дипломаты!
И, словно услышав Шафирова, турецкие пушки и впрямь умолкли, и над мутным Прутом повисла удивительная после четырехдневной канонады небывалая тишина.
Карл XII назвал эту войну османов с царем Петром божьим провидением, призванным покарать Россию и спасти Швецию. Казалось, фортуна повернулась снова ликом к своему любимцу. Вдохновленный известием о сборе под Адрианополем двухсоттысячной турецкой армии, король собственноручно разработал план военных действий для войск турок и их союзников. По этому плану турецкая армия через Молдавию должна была войти в Польшу. На соединение с ней из Померании должен был выступить двадцатитысячный корпус прославленного своими недавними победами над датчанами генерала Стенбока. Соединившись у стен Варшавы, они совместно должны были низложить и изгнать из Польши короля Августа и вернуть на престол Станислава Лещинского. Затем соединенная
