маршировала шведская гвардия.
Отступать! Немедля отступать всем на тот берег! —
Сорвался на крик Аникита Иванович. В тот миг, как согласно докладывали потом военному суду и Головин и
фон Швейден, Аникита Иванович впрямь был похож на безумного, столь явственно он почувствовал при виде шведской обходной колонны непременную гибель своей дивизии. Словно услышав его приказ: «Отступать! Немедля всем отступать!» — из ретраншемента к тыльному посту первым промчался генерал-поручик Чамберс, за ним поспешал верный Васька. Однако и на сей раз выручил Головин со своими копорцами. Перейдя с левого берега ручья на правый, они первыми с фланга атаковали походившую колонну шведов. Шведская гвардия сбила копорцев, но их атака задержала шведов, а на правый берег ручья успел уже перейти Тобольский полк. Оградившись рогатками, сибиряки отбили две атаки шведских гвардейцев и прикрыли последний мост, по которому один за другим отходили полки дивизии Репнина. Отошли нарвцы, Рязанский и Вятский полки. Последними отходили батарея Когана и Ростовский полк. Только тогда шведские гренадеры бросились в повторную атаку. Они ворвались уже было на батарею, когда отходивший последним Ростовский полк развернулся и бросился в контратаку, спасая пушки. Шведов с батареи выбили, но оставшихся лошадей хватило лишь на то, чтобы увезти легкие полковые пушки. Тяжелые гаубицы пришлось бросить, и впоследствии военный полевой суд поставил это главной виной Репнину и его офицерам. Сам Аникита Иванович до конца находился среди тобольцев. Под ним убило лошадь, пулей сорвало шляпу. Когда убило верного дончака, Репнин машинально снял зачем-то с лошади седло и с непокрытой головой побрел в рядах последней роты тобольцев, прикрывавших спасенные пушки. Оглянувшись, он увидел, как ростовцы Мякинина отбили еще одну атаку шведских гренадер на том берегу, но сами отступали уже не к мосту, а сначала к столь неудачливому ретраншементу, а оттуда — в дальний лес, шедший до самого Могилева. Аникита Иванович проводил прощальным взглядом сей отрезанный от дивизии полк и с обманутой надеждой устремил свой взор на вершины холмов, с которых по диспозиции должны были обрушиться на шведов драгунские полки фон дер Гольца. Но ни драгун, ни самого фельдмаршал-лейтенанта на тех холмах Аникита Иванович не узрел. Потому как драгунские полки явились на поле баталии токмо через два часа после ретирады дивизии Репнина.
В ночь со второго на третье июля фельдмаршал-лейтенант фон дер Гольц и другой русский кавалерийский генерал — принц Гессен-Дармштадтский бодрствовали отнюдь не оттого, что поджидали неприятельскую атаку, а потому как занимались единственно важным, по их понятиям, делом: играли в карты. Хотя царь Петр и приказал по армии, дабы офицеры не проигрывали в карты больше рубля, знатные иноземцы на русской службе тот царев запрет на себя не распространяли, и ставки в игре, что велась в шатре принца Гессен-Дармштадтского, были очень высоки. Шатер принца принадлежал в свое время какому-то турецкому сераскеру, принц тот шатер отбил в лихой кавалерийской атаке еще в те времена, когда служил в армии австрийского цезаря под знаменами Евгения Савойского. И вот теперь шатер, обтянутый изнутри мосульским шелком, стоял в штабе русской кавалерийской дивизии на берегах безвестной белорусской речки Бабич.
— И куда злодейка-судьба не забрасывает рыцарей шпаги...— вслух размышлял принц, сдавая очередную карту.— Ведал ли я год тому назад, когда под небом прекрасной Италии сражался против знаменитого французского маршала Вобана, что фортуне будет угодно забросить меня на границы Московии? Нет, ежели бы не карты, решительно можно было бы сойти с ума от бесчисленных перемен в моей злосчастной судьбе:
«Говори, говори...— посмеивался про себя фон дер Гольц, который сорвал крупный выигрыш и оттого был весел и доволен жизнью.— Карты-то тебя и сгубили, мой принц! А ты туда же — фортуна!» И фельдмаршал-лейтенант вытянул из колоды туза.
Нет, давно ему так не везло в карты, как в эту благословенную ночь! И оттого артиллерийскую канонаду, что началась вверх по реке, командующий всей русской кавалерией на левом фланге фельдмаршал-лейтенант фон дер Гольц воспринял довольно равнодушно.
— Не разведать ли нам, что означает та дальняя пальба? — предложил принц. Карта принцу в ту ночь решительно не шла, и он рад был поводу на время прервать игру, дабы снова поймать улыбку фортуны.
— Не беспокойтесь, мой принц! — Фельдмаршал-лейтенант решительно отклонил предложение принца Гессен-Дармштадтского направить на выстрелы одного из его адъютантов, хотя бы Романа Корнева.
— Малый он смышленый и к тому же лихой кавалерист!
— Попридержите вашего смышленого малого! — распорядился фон дер Гольц. — Стрельба на том фланге — сущие безделки! Вечор на военном совете у фельдмаршала Шереметева командующий артиллерией генерал Брюс обещался поутру поджечь своими тяжелыми пушками Головчино, чтобы выкурить шведа в чистое поле. Отсюда и столь ранняя канонада...— И Гольц весело покрыл валета дамой.
Вот почему, когда посланный за сикурсом поручик Жеребцов на бешеном аллюре примчался в штаб командующего кавалерией, фельдмаршал-лейтенанта фон дер Гольца в штабе он не застал. Прапорщик был, однако, человек молодой, предприимчивый и не вернулся тотчас к Репнину, а помчался далее, в штаб дивизии принца Гессен-Дармштадтского, что прикрывала дорогу на Могилев. Уже совсем рассвело, когда лихой прапорщик разыскал наконец штаб принца и спрыгнул с лошади у роскошного турецкого шатра. Здесь толпилась целая куча важных офицеров, поскольку съехались вместе два штаба. Но никто из этих важных офицеров не решался войти в шатер и прервать важное занятие своих господ, хотя артиллерийская канонада вовсю разгоралась и явственно слышна была уже и ружейная перестрелка.
Жеребцов войти в шатер, однако, не убоялся, распахнул полог и предстал перед генералами как раз в тот момент, когда к фон дер Гольцу снова пришли козыри. Он наотмашь сдернул треуголку и доложил просьбу Репнина о немедленном сикурсе. Однако генералы из речи прапорщика не поняли ни слова, поскольку оба ни слова не понимали по-русски. Кликнули толмача. Роман быстро вошел в шатер и перевел генералам просьбу Репнина.
— Да добавь еще, что там люди гибнут! — гневно сказал Жеребцов.— На нашу дивизию, почитай, вся шведская армия навалилась, а они тут в карты режутся!
— Ну, насчет карт я, пожалуй, переводить не стану! — отказался Роман.— А насчет того, что фельдмаршал-лейтенант обязан секундовать вашу дивизию, обязательно добавлю! — И Роман врезал-таки правду-матку.
«Секундовать! Я обязан секундовать какого-то Репнина в тот самый миг, когда на руках у меня все козыри! — выругался про себя фон дер Гольц.— Но, с другой стороны, военный совет у фельдмаршала Шереметева действительно обязал меня секундовать князя! Что ж делать? А вот что...» И фельдмаршал-лейтенант принял поистине соломоново решение. Он приказал Роману вместе с поручиком Жеребцовым скакать к генералу Инфланду, конная дивизия которого стояла в версте от позиции Репнина, и передать ему приказ атаковать шведа с фланга. Затем Роман должен был доставить приказ генерал-поручику Ген-скину, что стоял со своими драгунами за оврагом, подать сикурс Инфланду. Сам же командующий кавалерией вернулся к карточному столу и доиграл-таки партию. Только сняв выигрыш и пересыпав золотые с карточного стола в широкие карманы своего кафтана, фон дер Гольц со своим штабом на бешеном аллюре помчался на поле баталии, приказав дивизии принца идти следом.
Дивизия Инфланда, стоявшая влево от злополучного ретраншемента Репнина, оказалась в роли театрального зрителя, расположившегося в первых рядах. С холма, где восседал на могучем жеребце генерал, с утра закованный в рейтарские доспехи, он видел и переход шведами реки Бабич, и отход русских за ручей, и сражение у мостов, и отступление дивизии Репнина к лесу. Однако на все предложения штабных русских офицеров ударить во фланг шведской пехоте этот бывший прусский генерал отвечал сухо и надменно: «У меня нет приказа моего командующего фельдмаршал-лейтенанта фон дер Гольца. Без приказа нет атаки!»
И продолжал без движения восседать на своем бранденбуржце даже тогда, когда шведы отрезали Ростовский полк и отбросили его сперва к ретраншементу, а затем к лесу.