– Я имею в виду, – сконфузился Фастус, – что если его снова поймают, то я лично позабочусь, чтобы он не сбежал.
Слова Фастуса лишь усилили опасения Прекларуса. В течение всей долгой трапезы его не покидало скверное предчувствие. В воздухе витала тревога, нагнетаемая скрытой неприязнью, которая проскальзывала во взглядах хозяина и других близких друзей Фастуса.
Как только позволили приличия, Максимус Прекларус принес свои извинения и откланялся. Вооруженные рабы понесли его на носилках по темным улицам Кастра Сангвинариуса, где на каждом шагу ему мерещилась неведомая опасность. Когда он наконец был доставлен к дому и слез с носилок, то с недоумением обнаружил, что входная дверь приоткрыта, хотя его никто не встречал.
Дом был странно молчалив и безлюден. Ночной фонарь, зажигаемый перед входом, когда какой-либо член семьи отсутствовал, не горел.
Помедлив на пороге, Прекларус сбросил с плеч плащ, высвобождая руки, толкнул дверь и вошел внутрь.
В пиршественном зале дворцового сановника, позевывая от скуки, томились гости, не смея уйти раньше находившегося здесь в качестве гостя императора Сублатуса.
Ближе к ночи явился офицер с вестью для Сублатуса, и тот выслушал его, не скрывая удовлетворения.
– Мне доставили очень важное известие, – заявил император хозяину дома, – которое заинтересует благородного сенатора Диона Сплендидуса и его супругу. Уведи гостей и оставь нас втроем.
Когда все ушли, он обратился к Диону Сплендидусу.
– Вот уже долгое время ходят слухи, Сплендидус, – начал он, – что ты мечтаешь о пурпурной мантии.
– Это ложь, Сублатус, и тебе это известно, – ответил сенатор.
– У меня есть основания считать иначе, – резко возразил император. – И ты знаешь, какая кара ожидает изменника.
– Если цезарь задумал меня уничтожить по личным или каким другим мотивам, то наш разговор излишен, – сказал Сплендидус с достоинством.
– Но у меня совсем другие намерения, и для их осуществления ты мне нужен живой, – произнес Сублатус.
– Неужели?
– Да, – подтвердил Сублатус. – Мой сын хочет жениться на твоей дочери Дилекте, и я его в этом поддерживаю. Таким образом мы объединим две наиболее могущественные семьи, и появится уверенность в будущем империи.
– Однако Дилекта уже помолвлена с другим, – заявил Сплендидус.
– Максимус Прекларус?
– Да.
– Так знай, она не выйдет за Максимуса Прекларуса, – жестко сказал император.
– Почему?
– Потому что Максимус Прекларус должен умереть.
– Не понимаю, – произнес сенатор.
– Может, если я скажу тебе, что белый варвар по имени Тарзан задержан, ты поймешь, почему Прекларус должен умереть? – саркастически осведомился Сублатус.
Дион Сплендидус отрицательно покачал головой.
– Сожалею, но я не понимаю цезаря.
– А я убежден, что ты прекрасно все понимаешь, – продолжал император. – Впрочем, это не имеет значения, ибо воля цезаря такова, чтобы на отца будущей императрицы не легло ни малейшей тени подозрения. Итак, я повторю то, что ты наверняка уже знаешь. Мой сын Фастус присутствовал при задержании варвара. Один из твоих рабов вызвался переводить для Максимуса, который подстроил побег и приютил беглеца в собственном доме. Сегодня вечером его наконец схватили, как и Максимуса Прекларуса. Оба арестованы и находятся в тюрьме под Колизеем. Сомневаюсь, чтобы ты все это время был в полном неведении, однако не стану тебя наказывать, если ты дашь мне слово, что Дилекта станет женой Фастуса.
– История Кастра Сангвинариуса не знает такого случая, чтобы наши дочери не были вольны выбирать мужа по собственному усмотрению, – молвил Дион Сплендидус. – Даже сам цезарь не может приказать свободной женщине выйти замуж против ее воли.
– Все верно, – подтвердил Сублатус. – Потому-то я и не приказываю, а только советую. Сублатус поднялся на ноги.
– Со-ве-тую, – повторил он, однако его тон говорил совсем о другом. – Благородный сенатор и его супруга могут вернуться домой и обдумать то, что здесь было сказано. Через пару дней Фастус придет за ответом.
При свете факела, освещавшего темницу, Тарзан разглядел прикованных к стене узников – одного белого и нескольких негров. Среди последних он увидел Лукеди, но тот был настолько подавлен, что едва взглянул на Тарзана.
Ближайшим соседом человека-обезьяны оказался белый, который с момента появления нового узника вплоть до ухода тюремщиков, унесших с собой факел, с любопытством разглядывал новичка, но хранил при этом молчание.
Находясь в доме Максимуса Прекларуса, Тарзан носил обычно набедренную повязку из леопардовой шкуры, а в присутствии Фестивиты из уважения к ней надевал тогу и сандалии. В тот вечер, собираясь выйти с Мпингу, он набросил на себя тогу, однако в схватке, предшествующей его пленению, тогу с него сорвали, так что вид Тарзана вызвал интерес у товарищей по заключению.
Как только тюремщики ушли, белый пленник заговорил.
– Уж не ты ли тот самый белый варвар, слухи о котором проникли даже во мрак и тишину тюрьмы? – спросил он.
– Я Тарзан из племени обезьян, – ответил Повелитель джунглей.
– Тот самый, который на руках вынес императора из дворца и опозорил его охрану? – воскликнул белый. – Клянусь прахом моего знатного отца, Сублатус не оставит тебя в живых.
Тарзан промолчал.
– Говорят, ты скачешь по деревьям, словно обезьяна, – продолжал собеседник. – Как же ты попался?
– Меня предали, – отозвался Тарзан, потрясая кандалами. – Если бы не наручники, я бы им не дался. Но кто ты? За что тебя упекли в тюрьму цезаря?
– Это тюрьма не цезаря, – возразил белый. – Этот тип, занявший императорский трон, никакой не цезарь.
– Кто же тогда цезарь?
– Только император Востока имеет право называться цезарем, – сказал белый.
– Насколько я понимаю, ты не из Кастра Сангвинариуса, – предположил человек-обезьяна.
– Верно, – подтвердил собеседник. – Я из Каструм Маре.
– Почему ты оказался в тюрьме?
– Именно поэтому.
– Разве это преступление?
– Видишь ли, наши города, Каструм Маре и Кастра Сангвинариус, враждуют друг с другом. Мы в постоянном состоянии войны. Время от времени наступает перемирие, когда между
