придворными и городскими новостями; он всегда привозил с собой в Блуа новую моду, тайну, духи. Он побеждал ее тем, что никогда не просил о свидании, а, наоборот, заставлял упрашивать себя, чтобы принять знаки благосклонности, которых он страстно желал.
Монтале тоже не скупилась на рассказы. От нее Маликорн знал все, что делалось в доме овдовевшей герцогини, и, в свою очередь, создавал из этих сведений такие сказки для Маникана, что, слушая их, можно было умереть со смеху. Маникан передавал их де Гишу, а тот герцогу Филиппу.
Вот в двух словах сеть мелких интересов и интриг, соединявшая Блуа с Орлеаном и Орлеан с Парижем; они должны были привести бедную Луизу де Лавальер в Париж, где ее появление вызвало такие крупные перемены; уходя из комнаты Оры под руку с матерью, она не подозревала, какая необычайная судьба ожидала ее.
Что касается старичка Маликорна – мы имеем в виду орлеанского старшину, – то он разбирался в настоящем не лучше, чем иные в будущем. Когда он ежедневно прогуливался после обеда от трех до пяти часов на площади св. Екатерины, в своем сером платье, сшитом по моде времен Людовика XIII, и в суконных туфлях с большими бантами, ему и в голову не приходило, что это он оплачивал все взрывы смеха, все тайные поцелуи, перешептывания, все эти ленты и сокровенные планы, цепь которых тянулась на сорок пять лье от Блуаского замка до Пале-Рояля.
Глава 32.
МАНИКАН И МАЛИКОРН
Как мы уже сказали, Маликорн отправился к своему другу Маникану, временно удалившемуся от света в город Орлеан. Тот как раз собирался продать последний приличный костюм, который у него остался.
За две недели перед тем Маникан взял у графа де Гиша сто пистолей, совершенно необходимые ему, чтобы приготовиться к походу, то есть к путешествию в Гавр, навстречу принцессе. А три дня тому назад он выудил у Маликорна пятьдесят пистолей в виде вознаграждения за патент для Монтале.
Он истратил все эти деньги, и никаких поступлений больше не предвиделось. Ему оставалось только продать свой прекрасный, восхищавший весь двор костюм из сукна и атласа, вышитый золотом, с золотыми галунами. Но чтобы продать этот костюм, Маникану пришлось лечь в постель.
Вынужденный по меньшей мере целую неделю обходиться без танцев и игр, Маникан пребывал в унынии. Он ждал ростовщика, когда к нему вошел Маликорн.
У Маникана вырвался крик отчаяния.
– Как, – сказал он с непередаваемой тоской, – опять вы, милый друг?
– О, вы весьма любезны, – ответил Маликорн.
– Видите ли, я ждал денег, а вместо этого явились вы.
– А что, если я принес вам деньги?
– Тогда дело другое. Милости прошу, дорогой друг.
И он протянул руку, но не Маликорну, а за его кошельком.
Маликорн сделал вид, что не понял, и подал ему руку.
– А деньги? – спросил Маникан.
– Сначала, дорогой друг, заработайте их.
– А как?
– Нужно встать с постели и немедленно отправиться к графу де Гишу.
– Встать? – удивился Маникан, потягиваясь на кровати. – Ну нет!
– Значит, вы продали всю свою одежду?
– У меня остался один камзол, и даже самый нарядный, но я жду покупателя.
– А панталоны?
– Они перед вами на стуле.
– Ну раз у вас остались панталоны и камзол, надевайте их, велите седлать лошадь – ив путь.
– И не подумаю.
– Почему?
– Но разве вы не знаете, что граф де Гиш в Этампе?
– Нет, я думал, что он в Париже; значит, вместо тридцати лье вам придется проехать всего четырнадцать.
– Вы неподражаемы! Если я проеду в этом платье четырнадцать лье, его уже нельзя будет потом надеть, и вместо того, чтобы продать костюм за тридцать пистолей, мне придется уступить его за пятнадцать.
– Уступайте за какую угодно цену, но мне нужен второй патент на должность фрейлины.
– Для кого? Или у Монтале есть двойник?
– Как вы коварны! Это вы проматываете два состояния: мое и графа де Гиша.
– Вернее, графа де Гиша и ваше.
– Это правда, по месту и почет; но вернемся к патенту.
– Друг мой, к принцессе назначат только двенадцать фрейлин. Я уже достал для вас то, что оспаривали около тысячи двухсот девиц, и для этого мне пришлось пустить в ход всю мою дипломатию…
– Знаю, вы действовали геройски, милый друг.
– Знаете, сколько было хлопот? – сказал Маникан.
– О, мне об этом незачем говорить! Когда я буду королем, обещаю вам…
– Что вы будете именоваться Маликорном Первым?
– Нет, обещаю назначить вас суперинтендантом моих финансов, но сейчас не об этом идет речь.
– К сожалению.
– Мне нужно достать второе место фрейлины.
– Если бы вы, мой друг, обещали мне небеса, я не двинулся бы с места.
В кармане Маликорна зазвенели монеты.
– Здесь у меня двадцать пистолей, – заметил Маликорн.
– А что вы хотите с ними сделать?
– Ах, – ответил немного раздосадованный Маликорн, – может быть, я хочу их прибавить к тем пятистам, которые вы уже должны мне.
– Вы правы, – согласился Маникан и снова протянул руку, – если так, я могу их принять. Давайте!
– Погодите же. Протянуть руку – этого мало. Скажите: получу я от вас патент за двадцать пистолей?
– Конечно. Сегодня же.
– О, берегитесь, господин Маникан, вы берете на себя слишком много, я не прошу у вас такой жертвы. Тридцать лье в один день – это слишком: вы убьете себя.
– Для меня нет ничего невозможного, когда надо оказать дружескую услугу. Сколько лье до Этампа?
– Четырнадцать.
– Я предлагаю вам пари на двадцать пистолей.
– Какого рода?
– Вы говорите, что до Этампа четырнадцать лье, значит, туда и обратно двадцать восемь?
– Без сомнения.
– Положим четырнадцать часов на эти двадцать восемь лье, час на свидание с графом де Гишем и час на то, чтобы он написал принцу. Всего выходит шестнадцать часов.
– Вы считаете, как Кольбер.
– Сейчас полдень.
– Половина первого.
– Ого, у вас отличные часы.
– Так что вы хотели сказать? – поинтересовался Маликорн, пряча часы в карман.
– Да, правда. Я предлагаю вам пари на двадцать пистолей, что вы получите письмо графа де Гиша через восемь часов.
– У вас, должно быть, крылатый конь?
– Это мое дело. Хотите держать пари?
