попали на самого подходящего человека. Я вам все могу рассказать. Подумайте, милорд, когда я заходил в Остенде продавать наш улов, я сам видел бывшего короля: он разгуливал по берегу в ожидании лошадей, которые должны были везти его в Гаагу. Высокий такой, бледный, черноволосый, а лицо не очень-то доброе. Он, похоже, не совсем здоров; верно, голландский воздух ему не по нутру.
Монк внимательно слушал быстрый, цветистый рассказ рыбака на чужом языке; к счастью, как мы уже сказали, генерал хорошо знал по-французски.
Рыбак перемешивал всевозможные слова – французские и английские, а иногда вставлял и гасконское словечко. Впрочем, глаза его говорили за него так красноречиво, что если можно было не понять его слов, то никак нельзя было не понять выразительных взглядов.
Генерал, видимо, постепенно успокаивался.
– Ты, верно, слышал, зачем этот бывший король, как ты его называешь, отправляется в Гаагу?
– Само собой, слышал.
– Зачем же?
– Все затем же, – отвечал рыбак, – у него одна мысль: воротиться в Англию.
– Правда, – прошептал Монк, задумавшись.
– Притом, – прибавил рыбак, – штатгальтер – вы знаете его, милорд? Вильгельм Второй…
– Ну, что же?
– Помогает ему всеми силами.
– Ты слышал об этом?
– Нет, но я так думаю.
– Ты, мне кажется, силен в политике? – спросил Монк.
– Ах, милорд, мы, моряки, привыкли иметь дело с водой, и воздухом, с двумя самыми непостоянными вещами; стало быть, мы редко ошибаемся насчет остального.
– Послушай-ка, – сказал Монк, меняя разговор, – говорят, ты хорошо накормишь нас?
– Постараюсь, милорд.
– За сколько продашь свой улов?
– Я не так глуп, чтобы назначать цену.
– Почему?
– Моя рыба и так принадлежит вам.
– По какому праву?
– По праву сильного.
– Но я хочу заплатить тебе.
– Вы очень добры, милорд.
– И даже столько, сколько она стоит.
– Я не прошу столько.
– А сколько же?
– Прошу одного – позволения уйти.
– Куда? К генералу Ламберту?
– Нет! – воскликнул рыбак. – Зачем мне теперь идти в Ньюкасл, раз у меня нет рыбы?
– Во всяком случае, выслушай меня. Я дам тебе совет.
– Как! Милорд хочет заплатить мне и дать еще добрый совет? Какая милость!
Монк пристально взглянул на рыбака, который все еще внушал ему подозрения.
– Да, я хочу заплатить тебе и дать совет, потому что одно связано с другим. Слушай, если ты пойдешь к генералу Ламберту…
Рыбак пожал плечами, как будто хотел сказать: «Пожалуй, раз вы этого непременно желаете».
– Не проходи через болото, – продолжал Монк. – С тобой будут деньги, а я там поставил несколько шотландских отрядов. Шотландцы люди несговорчивые, плохо понимают язык, на котором ты говоришь, хоть он и составлен, как мне кажется, из трех наречий. Они могут отнять у тебя то, что я тебе дам. Вернувшись на родину, ты станешь рассказывать, что у генерала Монка две руки, одна шотландская, а другая английская, и что шотландской рукой он отнимает то, что щедро дает английской.
– Ах, генерал, я пойду той дорогой, какой вы прикажете, – сказал рыбак со страхом, слишком ясно выраженным, чтоб не быть преувеличенным. А охотнее всего я остался бы здесь, если бы вы мне позволили.
– Охотно верю, – отвечал Монк с едва заметною улыбкою. – Но я не могу оставить тебя здесь, в собственной палатке.
– Да я не смею и думать об этом, милорд, и прошу вас только сказать мне, где прикажете остановиться. Не извольте слишком беспокоиться: для моряков ночь проходит быстро.
– Так я прикажу отвести тебя к твоей барке.
– Как вам угодно, милорд. Если бы вы послали со мной плотника, то я был бы вам премного благодарен.
– Почему?
– Потому что ваши солдаты тянули мою барку вверх по реке на веревке и повредили ее о прибрежные утесы. Теперь в ней воды фута на два.
– Стало быть, ты должен позаботиться о своем судне?
– Так точно, милорд, – отвечал рыбак. – Я сейчас выгружу корзины с рыбой, куда вы прикажете; потом вы заплатите мне, если будет милость ваша, и отпустите меня, если вам заблагорассудится. Со мной легко сговориться.
– Хорошо, хорошо, ты славный малый, – сказал Монк, который при всей своей проницательности не мог найти ничего подозрительного в ясных глазах рыбака. – Эй, Дигби!
Вошел адъютант.
– Отведите этого человека и его товарищей в маленькие палатки, где помещаются маркитанты, у болота; там они будут близко к своей барке, и все же им не придется ночевать на воде… Что тебе надо, Спитхед?
Сержант Спитхед, который вошел в палатку генерала без вызова, ответил:
– Милорд, на аванпостах французский дворянин, он непременно хочет вас видеть.
Хотя оба говорили по-английски, рыбак тем не менее слегка вздрогнул; но Монк, занятый разговором с сержантом, этого не заметил.
– Что за дворянин? – спросил Монк.
– Милорд, – отвечал Спитхед, – он сказал мне свое имя, но эти проклятые французские имена так трудны для шотландской глотки, что я не мог запомнить. Караульные сказали мне, что это тот самый дворянин, который являлся вчера и которого вы не пожелали принять.
– Да, у меня был в это время военный совет.
– Что же прикажете теперь?
– Приведи его сюда.
– Надобно ли принять меры предосторожности?
– Какие?
– Завязать ему глаза, например?
– Зачем? Он увидит то, что я хочу, чтобы все видели, то есть что около меня одиннадцать тысяч храбрых воинов, которые горят нетерпением пролить кровь за парламент, Шотландию и Англию.
– Ас ним что делать? – спросил Спитхед, указывая на рыбака, который во все время разговора стоял неподвижно, как человек все видящий, но ничего не понимающий.
– Да, правда, – согласился Монк.
Он обратился к рыбаку:
– До свидания, любезный друг; я нашел тебе помещение. Дигби, отведите его. Не беспокойся, тебе сейчас же уплатят деньги.
– Благодарив вас, милорд, – сказал рыбак.
Он поклонился и вышел вместе с Дигби.
Пройдя шагов сто, он увидел своих товарищей. Они оживленно перешептывались и, казалось, боялись; он подал им знак, который несколько успокоил их.
