Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 2

Барон попятился от изумления, потом поклонился с глубоким почтением и сказал:

– Как, вы здесь, монсеньер? В этой бедной комнате, на этой убогой постели, и вы избираете будущего генерала, то есть вашего преемника?

– Не беспокойтесь об этом, сударь; исполните поскорее главное условие, то есть сообщите ордену такую важную государственную тайну, благодаря которой один из первых дворов Европы навсегда попал бы при вашем посредстве в феодальную зависимость от ордена. Скажите же, вы добыли эту тайну, как вы утверждали в вашем прошении, поданном в Большой Совет?

– Монсеньер…

– Впрочем, начнем по порядку… Вы действительно барон фон Востпур?

– Да, монсеньер.

– Это ваше письмо?

Генерал иезуитов вынул из связки одну бумагу и подал ее барону.

Барон взглянул на нее и сделал утвердительный знак:

– Да, монсеньер, это мое письмо.

– И вы можете показать мне ответ секретаря Большого Совета?

– Вот он, монсеньер.

Барон протянул францисканцу письмо со следующим простым адресом:

«Его превосходительству барону фон Востпур».

В нем содержалась одна только фраза:

«Между пятнадцатым и двадцать вторым мая, Фонтенбло, гостиница „Красивый павлин“.

А. М. D. G.

6+++

– Хорошо, – кивнул францисканец, – все в порядке, говорите.

– У меня отряд, состоящий из пятидесяти тысяч человек; все офицеры подкуплены. Я стою лагерем на Дунае. В четыре дня я могу свергнуть с престола императора, который, как вы знаете, противится распространению нашего ордена, и заместить его принцем из его рода, которого мне укажет орден.

Францисканец слушал, не подавая признаков жизни.

– Это все? – спросил он.

– В мои планы входит европейская революция, – добавил барон.

– Хорошо, господин Востпур. Вы получите ответ; возвращайтесь к себе и через четверть часа уезжайте из Фонтенбло.

Барон вышел, пятясь назад, с таким подобострастным видом, точно он откланивался самому императору, которого собирался предать.

– Это не тайна, – прошептал францисканец, – это заговор… Впрочем, прибавил он после минутного размышления, – будущность Европы теперь не зависит от австрийского двора.

И красным карандашом, который был у него в руке, он вычеркнул из списка имя барона фон Востпура.

– Теперь очередь кардинала, – продолжал он, – со стороны Испании мы имеем, конечно, нечто более серьезное.

Подняв глаза, он увидел духовника, который, как школьник, покорно ждал его распоряжений.

– А-а! – сказал он, заметив эту покорность. – Выговорили с хозяином?

– Да, монсеньер, и с врачом.

– С Гризаром?

– Да.

– Значит, он вернулся?

– Он ждет с обещанным лекарством.

– Хорошо, если понадобится, я позову его; теперь вы понимаете всю важность моей исповеди, не правда ли?

– Да, монсеньер.

– В таком случае пригласите испанского кардинала Херебиа. И поскорее.

Так как вы теперь знаете, в чем дело, то на этот раз останетесь здесь, потому что по временам мне делается дурно.

– Не позвать ли доктора?

– Нет еще, подождите… Только испанского кардинала… Ступайте!

Через пять минут вошел кардинал, бледный и встревоженный.

– Мне сказали, монсеньер… – пролепетал кардинал.

– К делу, – глухим голосом произнес францисканец.

И он показал кардиналу письмо, которое тот написал в Большой Совет.

– Это ваш почерк? – спросил он.

– Да, но…

– А ваше приглашение?

Кардинал колебался с ответом. Его пурпур был возмущен власяницей бедного францисканца.

Умирающий протянул руку и показал кольцо. Кольцо произвело свое действие, которое было тем сильнее, чем выше был ранг того лица, к которому обращался францисканец.

– Тайну, тайну, скорее! – потребовал больной. Говоря это, он опирался на руку своего духовника.

– Coras isti?7– с беспокойством спросил кардинал.

– Говорите по-испански, – приказал францисканец, проявляя самое живое внимание.

– Вам известно, монсеньер, – продолжал по-кастильски кардинал, – что, согласно условиям брака инфанты с королем французским, упомянутая инфанта, так же как и король Людовик, отказалась от всяких притязаний на владения испанской короны?

Францисканец кивнул утвердительно.

– Отсюда следует, – излагал кардинал, – что мир и союз между двумя королевствами зависит от соблюдения этой статьи договора.

Францисканец снова кивнул.

– Не только Франция и Испания, – сказал кардинал, – но и вся Европа будет потрясена, если одна из сторон нарушит договор.

Снова утвердительный знак со стороны больного.

– Таким образом, – заключил кардинал, – человек, способный предвидеть события и ясно различать то, что лишь как туманное видение мелькает в сознании обычных людей, то есть мысль о грядущих благах или бедствиях, такой человек предохранит мир от величайшей катастрофы. Можно будет обратить на пользу ордена события, угаданные тем человеком, который их подготовляет.

– Pronto! Pronto!8– торопил его францисканец, бледнея все более.

Кардинал наклонился к самому уху умирающего.

– Монсеньер, – сказал он, – мне известно, что французский король решил при первом же предлоге, каковым может послужить, например, смерть испанского короля или же брата инфанты, с оружием в руках потребовать от лица Франции наследства, и в моем распоряжении есть подробно разработанный политический план Людовика Четырнадцатого на этот счет.

– Где этот план? – спросил францисканец.

– Вот он, – ответил кардинал.

– Чьей рукой он написан?

– Моей.

– Это все, что вы хотели сообщить?

– Мне кажется, монсеньер, я сообщил достаточно, – отвечал кардинал.

– Это правда, вы оказали ордену большую услугу. Но каким путем вы раздобыли эти подробности, с помощью которых вы составили этот план?

– Слуги французского короля у меня на жалованье и передают мне обрывки бумаг, уцелевших в камине.