– Сударыня, различные системы в политике могут приводить к разногласиям. Мне кажется, что господин Фуке осуществляет систему, противоречащую интересам короны.
Она перебила его:
– Я больше не говорю о господине Фуке. Поездка короля в Нант докажет правоту моих слов. Для меня господин Фуке – человек конченый. И для вас также.
Кольбер не ответил.
– По возвращении из Нанта, – продолжала г-жа до Шеврез, – король, который только и ищет предлога, заявит, что штаты вели себя по отношению к нему дурно и проявили чрезмерную скупость. Штаты ответят на это, что налоги слишком обременительны и что суперинтендантство довело их до полного разорения. Король во всем обвинит господина Фуке. И тогда…
– Тогда?
– О, его ожидает немилость. Разве вы не согласны со мной?
Кольбер бросил на герцогиню взгляд, означавший:
«Если ограничатся только немилостью, то не вы будете причиной этого».
– Необходимо, – заторопилась г-жа де Шеврез, – необходимо, чтобы ваше назначение было положительно решено, господин Кольбер. Допускаете ли вы после падения господина Фуке какое-нибудь третье лицо между нами и королем?
– Не понимаю, что вы хотите сказать.
– Сейчас поймете. Ваше честолюбие – до каких пределов оно простирается?
– У меня его нет.
– В таком случае незачем было губить господина Фуке! Наконец, свергаете вы господина Фуке или нет? Ответьте же прямо.
– Сударыня, я никого не гублю.
– Тогда я отказываюсь понять, чего ради купили вы у меня за такие большие деньги письма кардинала Мазарини, касающиеся господина Фуке. Я не понимаю также, зачем вы подсунули эти письма королю.
Пораженный Кольбер взглянул на герцогиню недоумевающим взглядом и упрямо ответил:
– А я еще меньше понимаю, сударыня, как вы, получив эти деньги, меня же ими и попрекаете.
– Ах, сударь, желать нужно по-настоящему даже в тех случаях, когда предмет твоих желании недостижим, – ответила старая герцогиня.
– В том-то и дело, – сказал Кольбер, сбитый с толку этой грубою логикой.
– Значит, вы не можете осуществить ваши чаянья, говорите же?
– Признаюсь, я не могу уничтожить некоторые влияния, которые действуют на короля.
– Влияния, защищающие господина Фуке? Какие же? Погодите, я вам помогу.
– Прошу вас, сударыня.
– Лавальер?
– О, это влияние весьма незначительное. У Лавальер полное незнание дел и никакой подлинной силы. К тому же господин Фуке ухаживал когда-то за нею.
– Выходит, что, защищая его, она тем самым обвиняет себя, не так ли?
– Полагаю, что да.
– Есть ли еще какое-нибудь другое влияние? Может быть, королева-мать?
– У ее величества королевы-матери большая слабость к господину Фуке, которая чрезвычайно пагубна для ее сына.
– Не думайте этого, – улыбнулась старая дама.
– О, – недоверчиво воскликнул Кольбер, – я слишком часто испытывал это на деле!
– Прежде?
– Еще недавно, в Во, например. Это она помешала королю арестовать господина Фуке.
– Мнения день ото дня меняются, дорогой господин Кольбер. Того, что еще так недавно было желанием королевы, того, быть может, она теперь не пожелает.
– Почему? – удивился Кольбер.
– Причина для вас не важна.
– Напротив, очень важна. Потому что, если бы я по боялся прогневать ее величество королеву-мать, я бы развязал себе руки.
– Вы, конечно, слышали о некоей тайне?
– Тайне?
– Зовите то, о чем я говорю, как хотите. Короче говоря, королева-мать возненавидела всех тех, кто так или иначе участвовал в раскрытии этой тайны, и господин Фуке, как кажется, принадлежит к их числу.
– В таком случае можно рассчитывать на сочувствие королевы Анны?
– Я только что от ее величества, и она меня уверила в этом.
– Отлично, сударыня.
– Есть еще кое-что, о чем я могла бы вам сообщить; знаете ли вы человека, который был ближайшим другом господина Фуке; я говорю о господине д'Эрбле? Он, если не ошибаюсь, епископ?
– Ваннский епископ.
– Так вот, господина д'Эрбле, который тоже знал эту тайну, королева-мать велит беспощадно преследовать. И так преследовать, чтобы в случае, если он будет мертв, получить его голову, дабы окончательно удостовериться, что никогда уже этому человеку не удастся заговорить.
– Это желание королевы-матери?
– Приказ.
– Будем разыскивать господина д'Эрбле.
– О, мы знаем, где он. Он на Бель-Иле, у господина Фуке.
– Его схватят.
– Не считайте, что это так просто, – сказала герцогиня с усмешкой, и не обещайте этого с такой легкостью.
– Почему же, сударыня?
– Потому что господин д'Эрбле не из тех, кого можно схватить, когда вздумается.
– Значит, это мятежник.
– О господин Кольбер, мы всю жизнь были мятежниками, и, однако, как видите, нас не хватают; больше того, это мы хватаем других.
Кольбер, смерив старую герцогиню одним из тех злобных взглядов, выражение которых передать невозможно, произнес с твердостью, не лишенной величественности:
– Прошли те времена, когда подданные добывала для себя герцогства, воюя с королем Франции. Если господин д'Эрбле заговорщик, он кончит на эшафоте. Понравится это его врагам или нет, – для нас безразлично.
Над словом нас, так странно прозвучавшим в устах Кольбера, герцогиня на минуту задумалась. Она поймала себя на мысли, что ей теперь придется, считаться со словами этого человека.
И на этот раз Кольбер добился превосходства над нею; желая сохранить его за собой, он спросил:
– Вы обращаетесь с просьбой, сударыня, арестовать господина д'Эрбле?
– Я? Я у вас ничего не прошу.
– Я так подумал. Но раз я ошибся, предоставим всему идти своим чередом. Король еще ничего не сказал. Впрочем, не такая уж крупная дичь этот епископ! Что он королю? Нет, нет, я не стану заниматься подобными мелочами.
Ненависть герцогини обнаружила себя с полною откровенностью.
– Он крупная дичь для женщины, – сказала она, – а королева-мать женщина. Если она желает, чтобы господин д'Эрбле был арестован, значит, у нее есть основания к этому. Ко всему, господин д'Эрбле – близкий друг того человека, который вскоре впадет в немилость, не так ли?
– О, это не имеет никакого значения! Его пощадят, если он не враг короля. Вам это не нравится? И… вы предпочли бы видеть его в тюрьме, скажем в Бастилии?
– Думаю, что тайна будет надежнее погребена в стенах Бастилии, чем за стенами Бель-Иля.
– Я поговорю с королем, и он снабдит меня указаниями.
– А пока вы будете ждать указаний, сударь, ваннский епископ сбежит.