– А что ты ему сделал, этому народу, почему он с тобой так обошелся?
– Я? Ровным счетом ничего. Что может сделать народу один человек? Народ признал во мне друга вашего величества, и этого ему было достаточно.
– Но Шомберг?
– Что Шомберг?
– Шомберг не пришел тебе на помощь? Шомберг не защитил тебя?
– Клянусь телом Христовым, у Шомберга и без меня забот хватало.
– Что это значит?
– А то, что я оставил его в руках красильщика, с жены которого он сорвал чепец и который собирался, вместе с пятеркой или семеркой своих подмастерьев, задать ему жару.
– Проклятие! – вскричал король. – Где же ты его оставил, моего бедного Шомберга? – добавил он, поднимаясь. – Я сам отправлюсь ему на помощь. Быть может, кто-нибудь и скажет, – он взглянул в сторону Можирона и Келюса, – что мои друзья покинули меня, но, по крайней мере, никто не скажет, что я покинул своих друзей.
– Благодарю, государь, – произнес голос позади Генриха, – я здесь, Gott verdamme rnich3, я справился с ними сам, хотя и не без труда.
– О! Шомберг! Это голос Шомберга! – закричали трое миньонов. – Но где же ты, черт возьми?
– Клянусь богом! Я там, где вы меня видите, – возопил тот же голос.
И тут все заметили, что из темноты кабинета к ним приближается не человек, нет, – тень человека.
– Шомберг! – воскликнул король. – Откуда ты явился, откуда ты вышел и почему ты такого цвета?
И действительно, весь Шомберг, от головы до пят, не исключая ни одной части его тела и ни одного предмета его костюма, весь Шомберг был самого прекрасного ярко-синего цвета, какой только можно себе представить.
– Der Teufel!4
– закричал он. – Презренные! Теперь понятно, почему весь этот народ бежал за мной.
– Но в чем же дело? – спросил Генрих. – Если бы еще ты был желтый, это можно было бы объяснить испугом, но синий!
– Дело в том, что они окунули меня в чан, прохвосты. Я думал, что они меня окунули всего лишь в чаи с водой, а это был чан с индиго!
– Клянусь кровью Христовой! – засмеялся Келюс. – Они сами себя наказали: индиго штука дорогая, а ты впитал краски не меньше, чем на двадцать экю.
– Смейся, смейся, хотел бы я видеть тебя на моем месте.
– И ты никого не выпотрошил? – спросил Можирон.
– Знаю одно: мой кинжал остался где-то там – вошел по самую рукоятку в какой-то мешок, набитый мясом. Но все свершилось за одну секунду: меня схватили, подняли, понесли, окунули в чан и чуть не утопили.
– А как ты от них вырвался?
– У меня достало смелости решиться на трусливый поступок, государь.
– Что же ты сделал?
– Крикнул: «Да здравствует Лига!»
– Совсем как я, – сказал д'Эпернон, – только меня заставили добавить к этому: «Да здравствует
