И, глядя на эти девять сверкающих шпаг, слыша, как Монсоро подбадривает сбиров, чувствуя, как под ногами хлюпает кровь, этот храбрец, никогда не ведавший страха, увидел, что из глубины комнаты перед ним возник словно бы призрак смерти и, хмуро улыбаясь, поманил его к себе.
«Из девяти, – подумал он, – я вполне могу уложить еще пятерых, но оставшиеся четверо убьют меня. У меня хватит сил еще на десять минут боя. Что ж, сделаем за эти десять минут то, что ни один человек никогда еще не делал и не сделает».
Скинув плащ, он обернул им левую руку, соорудив себе нечто вроде щита, и прыгнул на середину комнаты, как будто дальнейшее пребывание в укрытии было недостойно его боевой славы.
Его встретил хаос тел и клинков, в который его шпага проскользнула, словно гадюка в свой выводок. Трижды перед ним открывался просвет в этой плотной массе, и он тут же выбрасывал вперед правую руку и наносил удар. Трижды слышал он, как скрипела, расходясь под его клинком, кожа ремней и курток, и трижды струя теплой крови по бороздке клинка стекала на его пальцы.
За это же время своей левой рукой он отбил двадцать режущих и колющих ударов.
Плащ был весь изрублен.
Увидев, что двое упали, а третий вышел из боя, убийцы изменили свою тактику. Они отказались от шпаг: одни пустили в ход приклады мушкетов, другие стали стрелять в Бюсси из до сих пор бездействовавших пистолетов, от пуль которых он ловко уклонялся, то бросаясь в сторону, то нагибаясь. В этот решительный для него час он поспевал повсюду; он не только видел, слышал и действовал, он еще и угадывал самые внезапные, самые тайные мысли своих врагов. Для Бюсси настала одна из тех минут, когда человек достигает вершин совершенства: он был меньше, чем бог, ибо он был смертным, но, вне всякого сомнения, он был больше, чем человек.
Ему пришла в голову мысль, что убить Монсоро значит положить конец сражению, и он стал искать его главами среди своих убийц. Но Монсоро, столь же спокойный, сколь Бюсси был возбужден, перезаряжал пистолеты своим людям пли, взяв заряженный пистолет из их рук, стрелял сам, все время прячась за спинами своих наемников.
Однако Бюсси ничего не стоило расчистить себе проход. Оп бросился в гущу сбиров, они расступились, и Бюсси оказался лицом к лицу с Монсоро.
В это мгновение главный ловчий, в руках у которого был заряженный пистолет, прицелился и выстрелил.
Пуля ударила в клинок шпаги Бюсси и срезала его да шесть дюймов выше рукоятки.
– Обезоружен! – крикнул Монсоро. – Обезоружен!
Бюсси отскочил назад и, отступая, подобрал с полу срезанный клинок.
В одну секунду клинок был плотно прикручен носовым платком к кисти его руки.
И бой возобновился. То было величественное зрелище: один человек, почти безоружный и, однако, почти невредимый, держал в страхе шестерых прекрасно вооруженных людей, возведя гору из десяти трупов.
Завязавшись снова, бой стал еще более ожесточенным. Пока люди Монсоро нападали на Бюсси, главный ловчий, догадавшись, что молодой человек высматривает себе оружие на полу, стал убирать все, до чего тот мог бы добраться.
Бюсси был окружен. Обломок его шпаги, выщербленный, погнутый, притупившийся, шатался в повязке. Рукa начала слабеть от усталости. Бюсси оглянулся вокруг, и тут одни из трупов вдруг ожил, поднялся на колени и подал ему длинную и целую рапиру.
Этим трупом был Реми, вложивший в это последнее движение всю свою преданность.
Бюсси вскрикнул от радости и отскочил назад, чтобы отвязать от руки платок и выбросить обломок клинка, ставший ненужным.
В эту минуту Монсоро бросился к Реми и в упор выстрелил ему в голову из пистолета.
Реми упал с пробитым лбом, на этот раз чтобы уже не подняться. Из груди Бюсси вырвался крик, даже не крик – рычание.
С новым оружием к нему вернулись силы. Рапира его со свистом описала круг, справа отрубила чью- то кисть, а слева – распорола щеку.
Этим двойным ударом он расчистил себе дорогу к выходу.
Ловкий и стремительный, он бросился к двери и попытался выломать ее ударом, от которого задрожала стена. Но засовы не поддались.
