Адиширна внимательно оглядел толпу и сразу почувствовал: в ней нет единства.
Одни из рабов жадно слушали Акса-Гуама, полуоткрыв рот и кивая утвердительно головами, другие стояли неподвижно и смотрели на него недоверчиво и враждебно.
— Смерть или свобода!.. — крикнул Акса-Гуам и сошел с утеса.
Его место занял раб, по прозванию Злой. Он имел светлую окраску кожи. Серые глаза его смотрели насмешливо. Злая улыбка кривила рот.
— Акса-Гуам, жреческий сынок, говорил нам о наших страданиях. Спасибо ему, что он просветил нас, без него мы и не знали бы об этом!
В толпе послышался смех.
— Но откуда у него вдруг появилась такая любовь к рабам? Не вместе ли с любовью к одной из наших девушек? — и он покосился на Ату, стоявшую рядом с Акса-Гуамом. — А что, — обратился он прямо к Акса-Гуаму, — если твоя любовь пройдет или Ата бросит тебя? Тогда ты воспылаешь к рабам такой же ненавистью? Вы, рабы, — продолжал он, обращаясь к толпе, — хотите стать свободными. С чего вы начинаете? С того, что выбираете себе нового царька Акса-Гуаму. А что, если он подведет нас под плети, а потом сбежит на свой Священный Холм?.. Только сами рабы могут освободить себя от рабства! Восстание — не дело влюбленных в расшитых золотом одеждах. Вот мое мнение! — И он сошел со скалы.
Толпа пришла в сильное возбуждение. Теперь толпа казалась единодушной. Но это единодушие явно было не в пользу Акса-Гуама. На него устремились тысячи враждебных глаз. Над толпой поднимались кулаки.
— Не верьте ему!..
— Он подослан жрецами! — послышались возгласы. — Гнать его вон!
На скале появился Кривой. Надсмотрщик выбил ему глаз, и с тех пор за ним утвердилось это прозвище. Кривой хитро прищурил свой единственный глаз и поводил головой из стороны в сторону, потом приложил указательный палец к кончику носа и сказал:
— Так вот…
Толпа заинтересовалась этим комическим началом и затихла.
— Злой прав. Но только он смотрит одним глазом, которым я не вижу…
— Хо-хо, — засмеялись в толпе.
— А теперь я посмотрю другим глазом, которым я вижу… Скажите мне, положа руку на сердце, верите ли вы сами в успех восстания, в то, что вы будете свободны, что вы победите легионы атлантов? Нет, не верите. И все-таки восстание будет. Почему? Потому, что нет сил больше терпеть. Потому, что нам хуже не будет: убитым — мир, живым — та же каторга. В это время приходит к нам Акса-Гуам и говорит: “Я с вами. Я помогу вам”. А хоть бы и так? Лучше с нами, чем против! Что побудило его прийти — не все ли равно? Наша девушка? Верно! Но ведь девушек-то наших у них полные гаремы. Выбирай любую. А он к нам. Может, и восчувствовал горе наше? Что же выходит? Верить — не верьте ему, а гнать тоже незачем… Авось пригодится. Верно я говорю?
И, ткнув опять пальцем в кончик носа, он сошел со скалы.
Акса-Гуам вытер со лба пот. Он совершенно не ожидал такого поворота дела. Он привык смотреть на рабов как на безгласное стадо, забитое и покорное. Довольно сказать им ласковое слово, погладить по шерсти, и они пойдут за ним. Он снизошел до них. Он так долго умилялся своей ролью благодетеля и спасителя — и вдруг вся эта сходка превратилась в какой-то суд над ним. Эти резкие свободные речи о нем, о его личной жизни, этот язвительный или насмешливый тон… Он чувствовал, как против его воли в нем поднимается вековая ненависть и презрение его касты к рабам…
Суровый и гордый, поднялся он на скалу.
— Я пришел помочь вам, а вы судите меня. Я не собираюсь делаться вашим царьком. Пусть Злой станет во главе восстания… Я…
Толпа вдруг заволновалась, расступилась. Через толпу, расталкивая рабов, быстро шел Куацром. В руках он нес какой-то мешок.
— Расступись! Расступись! Важное известие!..
Куацром подошел к скале, поднял мешок и вытряс из него на землю какой-то круглый шар.
— Что это?.. — с недоумением спросил Акса-Гуам и вдруг сильно побледнел и в ужасе отшатнулся.
Освещенная лунным светом, на него смотрела остекленелыми глазами голова его отца, жреца Шишена-Итца…
Акса-Гуам схватился за скалу, чувствуя, что теряет сознание.
Ата истерически вскрикнула.
— Шишен-Итца узнал о восстании и шел к царю, чтобы донести на тебя и предупредить его о восстании, — заявил Куацром. — Адиширна сказал мне: “Задержи во что бы то ни стало Шишена-Итца, чтобы он не донес о заговоре рабов”. Я не мог иначе задержать его… Лучше он, чем ты. Он был злой господин… Чтобы не сразу узнали, кто убит, я отрезал голову и унес в мешке… Вот… Я сделал, как мне было приказано…
Толпа выслушала эти слова в полном молчании.
Акса-Гуам сел на камень и опустил голову на руки.
Ата боязливо жалась к нему, не решаясь открыто проявить участие.
Когда первое впечатление прошло, рабы начали обсуждать создавшееся положение. Теперь царь неизбежно должен был узнать о готовящемся восстании. Так же неизбежна была тяжкая расплата за заговор. Надо было решаться действовать немедленно. После долгих и горячих споров план восстания был выработан. Решено было идти приступом на Священный Холм. Но тут неожиданно на скалу поднялся Адиширна-Гуанч.
— Этот план никуда не годится, — сказал он решительным голосом.
— Брат! — воскликнула Ата.
Акса-Гуам поднял голову и с недоумением посмотрел на Адиширну.
— Священный Холм прекрасно укреплен со стороны каналов. Мосты могут быть подняты. Вы должны будете наполнить трупами каналы, прежде чем перейти их. Но там вас встретит бронзовая щетина копий. Мы поведем на приступ только часть нашей армии, чтобы отвлечь внимание. Главные же силы мы пустим в обход и обрушимся на Священный Холм со стороны гор. Это кратчайшая дорога и к царскому дворцу. Но нам нужно раньше овладеть оружием. Я подумаю над этим…
— Итак, на заре!.. — Адиширна не успел докончить. Сильный подземный толчок потряс скалы и волной прокатился по долине. Зашуршали падающие камни.
— Если подземные силы раньше не разрушат Священный Холм, — добавил он.
Но слова его потонули в шуме взволнованной толпы. Муравейник пришел в движение. Рабы расходились, обсуждая события.
Акса-Гуам, Ата, Адиширна и Гуамф шли по дороге.
— Прости меня, Акса, я был невольным виновником смерти твоего отца!.. Но я думал, что Куацром умнее…
Акса-Гуам только мрачно кивнул головой.
Они вышли на безлюдную боковую дорожку. Ата взяла Акса-Гуама за руку и крепко сжала ее, желая утешить. Акса-Гуам ответил рукопожатием.
— Ты тоже примкнул к… восстанию? — спросил Акса. Он хотел сказать: “примкнул к нам”, но после речей рабов не смог сказать этого.
— Я не верю в восстание! — сказал Адиширна. — Я преследую личные цели и откровенно говорю об этом.
И, вынув из-за пазухи кусок материи с письменами Сель, он подал его Акса-Гуаму.
Акса-Гуам прочитал:
