только самые безмозглые зазнайки?
— Зазнайки?! — От возмущения Мелисанда лишилась дара речи.
— Вот именно, зазнайки. Надутые, грубые, чванливые, самовлюбленные, неспособные видеть дальше собственного носа. Ты только и делаешь, что трясешься над своим бесценным воспитанием и репутацией, но при этом я еще ни у кого не видел таких дурных манер, как у тебя. Ни один по-настоящему благородный и воспитанный человек не унизится до подобных грубостей! — Он перевел дух и добавил: — Это совершенно очевидно.
Он машинально взъерошил волосы, стараясь успокоиться. Черт побери, он и сам не заметил, как завелся. Наверное, он разозлился так оттого, что эта девчонка напомнила ему отца. Тот тоже только и делал, что презирал его за то, что он недостаточно хорош, недостаточно умен, недостаточно настойчив — в общем, состоял из сплошных недостатков.
Флинн с силой выдохнул воздух.
Она молча шагала рядом.
Он понимал, что наговорил лишнего, и собирался извиниться, но не мог найти подходящих слов. Вдобавок девица действительно получила по заслугам. Шпыняла его, как своего слугу, несмотря на уговор. Она даже слова доброго не сказала ему за то, что все утро он греб навоз в уплату за ужин и ночлег.
Пока Флинн собирался с мыслями и составлял в уме подходящую речь, Мелисанда замедлила шаги. Он как раз думал о том, что готов убить кого-нибудь ради простенького велосипеда с десятью скоростями, как она совсем остановилась и повернулась к нему, не поднимая глаз от дороги.
— Прости, — сказала Мелисанда, скрестив руки на груди под плащом. — Я вела себя неблагодарно. И ты имел полное право отчитать меня за это.
— Ну… — Флинн совсем растерялся. Что положено говорить в таких случаях? — Тебе самой пришлось нелегко.
Она кивнула.
— И я не хотел тебя отчитывать, — добавил он. — Просто мне стало не по себе. Ты не в состоянии войти в мое положение точно так же, как я не могу полностью оценить твоего. Наверное, нет ничего удивительного в том, что мы никак не найдем общий язык. Ведь мы совершенно разные люди из разных стран. — «И времен», — хотел сказать Флинн, но предпочел умолчать. Мелисанда еще раз кивнула и зашагала по дороге.
— Расскажите мне о тех местах, откуда вы попали сюда, мистер Патрик.
— Пожалуйста, зови меня Флинн!
— Не думаю, что мне следует обращаться к вам по имени. — Она одарила его надменным взором, но тут же смущенно улыбнулась и добавила: — Там, откуда я родом, считается неприличным звать друг друга по именам до тех пор, пока… — Она оборвала себя на полуслове и покраснела. — Ну, это просто считается неприличным, и все.
— Значит, и мне придется величать тебя мисс… как там дальше по-настоящему?
— Сент-Клер. Да, вам следует звать меня мисс Сент-Клер.
— Ну ладно, на людях я согласен. — Они пошли медленнее, и Флинн по привычке снова засунул в карман одну руку. — А когда мы вдвоем? Ну вот, к примеру, как сейчас? Ведь, кроме нас, здесь на целые мили нет ни единой живой души! — сказал он и широко повел рукой, охватив неоглядные просторы по обе стороны от дороги. — Почему бы мне не звать тебя просто Мел? Честное слово, обращение «мисс Сент- Клер» кажется мне слишком уж заковыристым.
Девушка на минуту задумалась.
— Проблема заключается в том, что это может войти в привычку. Рано или поздно вы забудетесь и назовете меня по имени при посторонних. Это обязательно заставит их сделать нелицеприятные выводы о наших отношениях.
— То есть, говоря по-простому, они могут подумать, что мы провели ночь вдвоем на сеновале и даже поцеловались?
Он улыбнулся, заметив ее негодование.
— Просто шутка! — с ухмылкой заявил Флинн. Как это ни удивительно, но на сей раз она не стала прятать от него ответную улыбку.
— Говоря по-простому — да, я опасаюсь, что именно это они и подумают!
— Хорошо, я попытаюсь, но боюсь, что дурная привычка уже успела сформироваться, и избавиться от нее будет непросто. Ну так вот, я вырос в Вашингтоне.
— Да, я помню. У тебя там остались родные? Ты сказал, что у тебя нет жены. А братья и сестры? И что с твоими родителями?
— Там живет моя мать, а отец умер примерно год назад. Больше у меня нет никакой родни.
— Мне жаль твоего отца. Вы были близки?
— Нет. — В душе снова зашевелились отголоски недавнего гнева при воспоминании о том, как низко ценил его отец. — А как насчет тебя? Ты не одна у родителей?
— Есть еще сестра Джульетта. — Мелисанда тепло улыбнулась. — Мы с ней очень близки, хотя она намного моложе меня.
— А сколько тебе лет? — поинтересовался Флинн, всматриваясь в милое свежее личико. Наверняка ей больше, чем можно дать на первый взгляд. И хотя она не имела ничего общего с подтянутой, натренированной Ниной, в ее прелестном женственном теле таилась немалая сила.
— Мне девятнадцать.
— Девятнадцать! Ха, да с тобой надо держать ухо востро! Того и гляди, угодишь в Сан-Квентин[3]! — Флинн весело рассмеялся собственной шутке, стараясь подавить смутное разочарование. В свои тридцать три ему и в голову бы не пришло связаться с девятнадцатилетней соплячкой. Внезапно он показался себе настоящим стариком.
— Господи, ну как прикажешь тебя понимать? — с улыбкой попеняла ему Мелисанда. — Что еще за Сан-Квентин?
— Ну… — Флинн посмотрел на нее и решил воздержаться от комментариев. — Это просто означает, что ты оказалась гораздо моложе, чем я думал.
— Выходит, я показалась тебе очень старой?
— Нет, это я оказался стариком!
— И насколько же ты стар? — Ее улыбка сделалась еще шире.
— Тридцать три, — ответил Флинн, не спуская с нее внимательного взгляда.
Она расхохоталась — тем самым звонким заразительным смехом, что так удивил его еще в Мерстане, в самом начале их знакомства.
— Уж не надеетесь ли вы сделаться моим покровителем, мистер Патрик? Ну скажи, что ты пошутил! Тебе можно дать двадцать пять лет, не больше!
— Нет, я не шучу и ни за какие деньги не соглашусь снова стать двадцатипятилетним!
— Это правда? — Мелисанда посерьезнела и всмотрелась в его лицо. — Тебе целых тридцать три года?
— Это еще не значит, что я постарел! — почему-то принялся оправдываться он.
— Но я готова поклясться чем угодно — ты не выглядишь на столько! — Она явно сомневалась в том, что Флинн не пытается ее одурачить. — У тебя нет ни единого седого волоска. А твое тело…
Тут она почему-то смутилась, и на нежных щечках появился очаровательный яркий румянец. Господи, до чего же она хороша! Флинн так задумался, что не сразу обратил внимание на ее слова, и удивленно воскликнул:
— А при чем тут мое тело?
— Ну, у тебя слишком хорошая фигура! — отважно выпалила она. — Я заметила это нынче утром. У мужчин не бывает такой фигуры в тридцать три года.
— Это все я накачал.
— Тебе часто приходилось качать насос? — Она была несказанно рада сменить тему.
— Нет, — рассмеялся он, — мне приходилось качать мышцы, ходить в спортзал, делать там специальные упражнения.
— Спортзал?
