морила ее голодом.
– Пойду искать кеб, – сказал Стюарт неохотно.
Она с ним незнакома. Они все еще в его доме. Разумеется, она вправе подозревать злой умысел в каждом его заявлении.
– У вас нет собственного экипажа? – спросила она, точно так же неохотно.
– Нет. – Пока Стюарт не продал Сомерсет-Хаус, он не мог даже выплатить жалованье Дурбину, которому задолжал за год.
– И слуг нет, чтобы пошли за кебом?
– Мой камердинер всю неделю гостит у сестры в Дербишире. А горничная живет по соседству и, кроме моего, обслуживает еще два дома. Так что придется мне идти за кебом, хоть и не пристало делать это самому.
– И вы оставите меня здесь одну?
– Здесь вы в безопасности, разве нет?
– То есть вы оставите меня наедине с этой прекрасной картиной Констэбла?
– Полагаю, если Золушка собиралась заняться грабежом, она давно бы это сделала. Однако она предпочла остаться на кухне, поэтому моим сокровищам ничто не угрожает, – ответил Стюарт, направляясь к двери. Одно из двух – либо он проницательный судья человеческой натуры, либо глупее мешка с репой, которому уподоблял интеллект своей гостьи несколько ранее.
Девушка проводила Стюарта взглядом и вдруг негромко сказала:
– Вам не стоит мне доверять. Вы не знаете, кто я такая. Стюарт застыл в дверях.
– Тогда идемте со мной. Прогуляемся вместе. Не каждый день простой смертный встречает Золушку собственной персоной.
Она снова чуть не заулыбалась. Собиралась было ответить, но промолчала, уставившись туда, где он только что стоял.
Стюарт повернулся, чтобы рассмотреть, что там такое, на полке, возле которой стоял. Книги, коллекция хашашинских[12] кинжалов, несколько фигурок бога-слона Ганеши… и немного ниже фотография в рамке, запечатлевшая его с Берти.
– Это вы? – спросила она странно бесцветным голосом.
– Тут я намного моложе.
– Можно взглянуть?
– Прошу вас.
Подойдя к полке, она взяла фотографию в руки. Девушка не отличалась высоким ростом, но руки у нее были длинные и стройные. Когда она наклоняла голову, ее волосы отливали темным золотом. Большой палец поглаживал серебряную рамку, пока она всматривалась в изображение.
Стюарт подошел к ней и встал почти возле ее локтя, любуясь мочкой уха, чистой линией шеи, крошечными завитками волос на затылке, которые она не сумела забрать в узел. Аромат земляники накатил дразнящей волной, его легкие – и голова – наполнились ее чудесным запахом.
Она молчала почти минуту, не сводя пристального взгляда с фотографии. Странно, почему она так заинтересовалась этим фото?
– У вас злобный вид, – сказала она наконец.
– Я и был зол.
– Почему?
– Из-за брата.
– Вашего брата- принца?
Ему не нужно было отвечать. Она и так знала.
– Вы все еще ненавидите его? – Она отдала ему фотографию.
Ненавидел? Он посмотрел на снимок. Бывали дни, когда он почти жалел Берти, насильно выдворенного из городского дома, который он почитал родным. В другие дни он радовался унижению брата – именно радовался, и это чувство было для него такой же реальностью, как биение собственного сердца.
Стюарт пожал плечами:
– Иногда.
– Тогда он мне тоже не нравится, – сказала она, странно улыбаясь.
– А вы его знаете? – Вопрос вылетел сам собой.
– Нет. Я совсем его не знаю, – решительно ответила она, ставя на стол пустой стакан. – Ну что, идемте?
– Если это необходимо, – сказал он, удивляя себя самого.
Она бросила на него быстрый взгляд:
– С моей стороны действительно нехорошо злоупотреблять вашим гостеприимством.
«Останьтесь, – захотелось сказать Стюарту. – Будьте как дома. Злоупотребляйте, сколько вам заблагорассудится».
– Мне надо разыскать шляпу, – ответил он.
– Я всегда находил подобное семейство весьма странным, – заявил Стюарт, когда они подошли к Слоун-стрит. – Помню, как спросил мою гувернантку, правильно ли это, если Белоснежка станет спать с семью гномами.
Разговор затеялся совсем неподходящий, о частной жизни сказочных персонажей. Минуту назад она заявила, что у Золушки очень мало общего со Спящей Красавицей, которой и дня не пришлось работать – спала себе сотню лет в пыли и праздности. Зато с Белоснежкой им было бы о чем поговорить. Шутка ли, содержать дом, где обитают семеро мужчин.
Она захихикала.
– А что ответила гувернантка?
– Фрейлейн Айзенмюллер?
Она начала браниться по-немецки.
– И я не виню ее за это. Вы ее разозлили намеренно, – заявила Золушка с довольной улыбкой.
– Да, бедная фрейлейн Айзенмюллер. Думаю, я хотел ее поддразнить. Мне не нравилось, что она считает меня испорченным только потому, что я провел детство в нищете. – Он усмехнулся. – По правде говоря, я отлично представлял, какие номера могла бы Белоснежка тайком выделывать со своими карликами. Гораздо лучше этой старой девы, которая и понятия не имела о таких вещах.
Ему не следовало болтать с ней в подобном тоне. Это неприлично. А он всегда соблюдал приличия, кроме прискорбного случая с фрейлейн Айзенмюллер. Берти, который с восторгом предавался всем радостям жизни, точно повеса эпохи Джорджа, дразнил Стюарта «засушенным педантом».
– Бедняжка гувернантка, – пробормотала Золушка.
– Лучше пожалейте меня. Она внушала мне мысль, что я неисправимо испорченный негодяй, пока меня не отправили в Регби. Там я немедленно обнаружил, что большинство мальчиков такие же испорченные, как я.
Как вышло, что он охотно изливал душу этой женщине, рассказывая о себе такое, в чем не признался бы никому другому, хотя многие пытались выведать у него подробности с терпением и упорством, достойным графа Монте-Кристо?
Она посмотрела на него задумчиво:
– А мужчины? Они такие же испорченные, как мальчики?
Его сердце учащенно забилось.
– Им бы этого хотелось, – признался Стюарт, стараясь сохранять безразличный тон. – Но большинство с возрастом теряет смелость и пылкость натуры. Они позволяют себе только мысли, но не поступки.
Вдалеке послышалось цоканье копыт, возвращая Стюарта к действительности. Вовсе не прогуляться они вышли, чтобы вернуться затем в его дом. У него осталось совсем немного времени.
Стюарт остановился и поднял трость.
У нее был слегка удивленный вид, словно она тоже забыла, что они вышли на поиски кеба. Она спросила:
– А вы?
– Простите?
– Вы тоже растеряли юношескую смелость и пылкость? Или в душе вы все еще испорчены?
Сердце Стюарта глухо забилось. Он был отнюдь не глуп и понимал, когда женщины с ним заигрывают. Незнакомка определенно играла с огнем.
– Хотите проверить? – сказал Стюарт. Он не флиртовал. Вопрос казался ему слишком серьезным.
Ее вдруг охватила паника. Подъехал кеб, лошадь фыркнула. Девушка вздохнула с видимым облегчением.
– Увы, наше время истекло, – сказала она слишком оживленным тоном. – Спасибо за все. Всего наилучшего вашей политической карьере. И спокойной ночи.
Некоторое время Стюарт молча смотрел на нее, потом склонил голову:
– Скоро полночь. Бог в помощь Золушка.
Экипаж унесся прочь, девушка помахала из окна рукой, и только тогда Стюарт понял, что хотел бы сейчас оказаться в кебе. Вместе с ней.
Многие утверждали, что у Стюарта в жилах течет не кровь, а холодная вода. И подобное суждение о нем было поистине справедливым в вопросах сердечных и плотских связей.
Казалось, что он появился на свет с темпераментом монаха. Судьба наций волновала его куда больше, чем стройная ножка или округлое плечико. Любовные связи казались ему сродни стрельбе по куропаткам: Стюарт заводил интрижку, когда подворачивался случай, но не искал ее целенаправленно.
В таком случае что изменилось сегодня вечером? Что сделала с его холодным сердцем незнакомка?
Он страстно хотел эту женщину. Хотел смотреть на нее, вдыхать ее запах, почувствовать, как от ее близости по коже ползут мурашки. Хотел поглотить ее, помочь ей – да и себе – выяснить, насколько испорченным он мог быть, дай себе волю.
Объяви сейчас Англия войну, Стюарт бы досадливо отмахнулся.
– Куда, сэр? – крикнули из темноты.
Возле обочины стоял другой кеб. Кучер смотрел на него выжидательно. Стюарт понял, что после ее отъезда не двинулся с места, неподвижно стоит на тротуаре, как будто дожидаясь кеба.
Может, так и есть? Она говорила совсем тихо, но игривый ветерок донес до Стюарта ее слова. Саммер-Хаус-инн, Лонг-роуд. Это в Клэпхеме, в трех милях отсюда.
Стюарт хотел бы встряхнуться, выбросить из головы наваждение и отправиться домой, чтобы готовиться к балу у Арлингтонов. Его жизнь – это «Иннер темпл», Вестминстерский дворец и разгар сезона. В его расписании нет места для таинственных незнакомок и ненужных осложнений.
Кроме того, какой приличный хозяин гостиницы пустит его к ней в этот час? И какой самоуверенностью надо обладать, чтобы предположить, что она впустит его к себе в комнату хоть натри секунды, даже если он сумеет обманом, мошенничеством или тайком туда пробраться?
– Саммер-Хаус-инн, Лонг-роуд, – решительно приказал он кебмену.
Глава 6
