спросила герцогиня, и в ее голосе послышались повелительные нотки.
– Не совсем, мадам. Я на ней женюсь.
Его слова были встречены гробовым молчанием. Верити вскочила со стула. Что-то упало с громким стуком. Но Верити была ни при чем – грохот доносился с середины комнаты. Похоже, упала трость герцогини.
– Что вы сказали, мистер Сомерсет? – спросила герцогиня странным, пронзительным голосом.
– Сказал, что женюсь на ней, мадам, – спокойно ответил Стюарт. – Я дам пищу слухам, если стану ее прятать. Следует представить мадам Дюран обществу. Полагаю, что сумею также убедить мисс Бесслер показаться на людях в ее обществе. Кстати, утихнут слухи, что она якобы питает ко мне отвращение.
Да! Да! Да! Верити прикусила пальцы, чтобы не завопить от восторга. Она знала, что на сей раз вручила сердце достойному из достойнейших. Знала!
Верити вскарабкалась на стул, чтобы поверх ширмы полюбоваться, как герцогиня встает с кресла. Стюарт, который сидел спиной к Верити, тоже встал.
– Мистер Сомерсет, вы сошли с ума!
– Нет, мадам. Уверяю вас, я как раз в здравом рассудке. Вы сами сказали, что мне не следует допускать ущерба моему престижу, что случится непременно, если результатом разрыва моей помолвки станут дурные слухи и связь с такой… известной женщиной, как мадам Дюран. Сплетники обожают обсуждать любовные связи, но их мало вдохновляет законный брак. И если мисс Бесслер нельзя водить дружбу с моей любовницей, то, уверен, она не будет возражать, если я попрошу ее прогуляться по магазинам в обществе миссис Сомерсет.
– Прогуляться по магазинам…
Дар речи никогда не изменял вдовствующей герцогине. Но сегодня это случилось.
– Если мы достанем особое разрешение, сможем пожениться прямо на этой неделе.
Верити всегда нравился голос Стюарта. Теперь она знала, что это прекраснейший в мире голос. На этой неделе!
– Мистер Гладстон этого не вынесет. – Герцогиня чуть не брызгала слюной.
– О каком мистере Гладстоне мы говорим, мадам? Не о том ли, кто в свободное время лично занимается вопросами спасения и восстановления в правах падших женщин? Полагаю, он как раз высоко оценит мои успехи. Еще бы – сделать из кухарки со скандальнейшей репутацией во всей Англии заурядную домохозяйку!
– Тут я, пожалуй, с вами соглашусь, – заявила вдовствующая герцогиня, видимо, собираясь с силами для нового наступления. Восторг Верити немного поутих. Герцогиня не сдастся так легко. – Возможно, мистер Гладстон, в своем немолодом возрасте имея склонность к чудачествам, не станет порицать ваш выбор супруги. Но попомните мои слова – он будет в одиночестве. Всех остальных либералов вы глубоко шокируете. И это станет концом вашей политической карьеры. Вам не получить должность министра внутренних дел. Вы даже не сохраните пост «главного кнута». И если вы лелеяли мечту о доме номер десять по Даунинг-стрит, можете смело с ней расстаться.
Стюарт молчал. Неужели дрогнул? Понял, что теряет слишком много? Верити не осмеливалась даже вздохнуть.
– Я все понимаю, – медленно произнес он. – Принимаю это в качестве платы за счастье.
– Но я не понимаю! – Герцогиня хватила тростью об пол. – Ее и соответственно вас вместе с ней изгонят отовсюду. Двери захлопнутся прямо перед вашим носом. Перспективы, надежды – все растает как дым. Ваша жизнь, какой вы ее знали, будет кончена.
– Нет, мадам, моя жизнь только начинается. Мне не требуется благословление либеральной партии, чтобы продолжать юридическую практику. Чтобы жить в Фэрли-Парк, мне не нужно одобрение общества. Пусть я стану изгоем – ради любимой женщины с радостью.
Слезы хлынули снова, горячие и радостные. Значит, вот так принцы убивают драконов ради своих принцесс!
– Мистер Сомерсет, вы сошли с ума. – Голос герцогини дрожал.
– Я полюбил ее с той минуты, как увидел впервые, мадам. Она покинула меня; потом я ее покинул. А сейчас мы наконец вместе, и ничто, кроме смерти, не разлучит нас. И уж точно не вы. И не либеральная партия. И не мнение каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребенка в Англии. – Стюарт поклонился. – А теперь, с вашего позволения, мне пора. Я слишком долго не видел сегодня мою даму.
Он повернулся и пошёл прочь. И в этот миг вдовствующая герцогиня сделала нечто такое, чего не ожидал никто. Закрыв лицо руками, она заплакала, да не тихо, как подобает леди, а зарыдала так, что все ее старческое тело сотрясалось от рыданий. Стюарт обернулся, разинув рот. Верити чуть не упала со стула.
Мистер. Сомерсет бросился к герцогине:
– Что с вами, мадам?
Она отвернулась. Постепенно рыдания стихли до деликатной икоты, потом смолкли совсем. Держась прямо, как палка, герцогиня добралась до своего кресла. Стюарт поддерживал ее под руку. Она опустилась в кресло, сурово сжав губы.
Стюарт поклонился снова.
– Мистер Сомерсет, прошу вас, сядьте.
– Мадам, вы должны понять – вам не заставить меня переменить решение.
– Да, теперь я понимаю. Но прошу еще несколько минут вашего внимания. Окажите честь старой женщине.
Поколебавшись, Стюарт ответил:
– Конечно.
– И вы, Вера, садитесь. Нет ничего смешнее, когда взрослая женщина стоит на стуле, – продолжала вдовствующая герцогиня, даже не посмотрев в сторону Верити.
– Прошу прощения, мадам? – Стюарт не скрывал своего удивления.
Разумеется, герцогиня не удостоила его ответом.
Верити опустилась на сиденье. Но ей не сиделось на месте. Платье! Ей нужно платье, простое, элегантное, не слишком дорогое и…
– Мистер Сомерсет, вы помните, что я рассказывала вам о моей сестре и ее муже? – говорила между тем герцогиня, и ее голос хрипел.
– Да. Они оба погибли в море. Вы взяли на воспитание их дочь. И она умерла, когда ей было шестнадцать.
– Ее звали Вера. Леди Вера Дрейк. Но я не говорила, что она умерла. Я сказала – «мы ее потеряли».
Гробовое молчание.
– Теперь вы понимаете, мистер Сомерсет?
– Бог мой, неужели вы хотите сказать, что… что…
– Именно, – торжественно произнесла вдовствующая герцогиня.
Верити рухнула на свой стул. Кажется, стул зашатался. Ей пришлось что было силы вцепиться в подлокотники. Не ослышалась ли она? Неужели тетя все-таки ее признает?
– Леди Вера Дрейк была нашей радостью и нашим горем. Я постоянно тревожилась за нее, как не тревожилась за собственных детей. К несчастью, моей опеки оказалось недостаточно. В возрасте шестнадцати лет она понесла ребенка от конюшего, которому было тогда всего семнадцать. Новость была как гром средь ясного неба. Моя хорошо налаженная жизнь дала трещину. Вера была любимой дочерью моей сестры и брата мужа. Как я горевала и как злилась – ведь я не исполнила своего долга перед племянницей, моим мужем и ее родителями. Ее беременность мы сохранили в тайне. Знали только я, ее гувернантка да врач, который пользовал Арлингтонов вот уже тридцать лет. Я должна была сохранить тайну во что бы то ни стало, поэтому разработала план, как поправить дело. Врач диагностирует у Веры изнурительную болезнь, которая потребует длительного лечения за границей. Ребенка усыновит надежная семья, которую мы щедро вознаградим, чтобы хорошо о нем заботились. Вера вернется в Англию, ей будет всего семнадцать. Она дебютирует, произведет фурор и проживет свою жизнь так, как подобает женщине ее рода. Меня одолевали гнев и разочарование. И тогда я совершила роковую ошибку. Я отправила ее в дальнее поместье Арлингтонов, но не посвятила в свой план. Напротив, сказала Вере, что она погибла. Что я отправлю ее подальше от Лондона и посажу под замок. Остаток жизни она проведет в сельской глуши. Я хотела ее напугать, потому что она действительно совершила большой проступок. Хотела, чтобы она хорошенько поразмыслила над своим поведением и с благодарностью приняла второй шанс, когда придет время. Но я перегнула палку. Напуганная, Вера сбежала вместе с отцом ребенка. Мы сумели проследить их путь до Саутгемптона. А потом они словно в воду канули. Я безумно испугалась. Заставила гувернантку и врача поклясться, что сохранят тайну, а потом принялась выстраивать самую ужасную ложь в моей жизни. Мы инсценировали ее смерть. Мой муж от горя поседел за одну ночь. Но я не осмелилась сказать ему правду из страха, что он во мне разочаруется. Мы устроили пышные похороны. Наша жизнь шла своим чередом, грустная и пустая. Но каждый день я гадала – что могло с ней случиться? И что я могла сделать иначе? А потом, в один прекрасный летний день, почти семь лет спустя после ее исчезновения, в Линдхерст-Холл прибыл с визитом незнакомый мужчина. Мужа тогда не было дома. Я приняла посетителя сама. Нерешительно, чуть не заикаясь, он сообщил: кухарка из его имения называет себя дочерью девятого герцога Арлингтона. Неужели это правда? Ужас вернулся с новой силой. Моей единственной мыслью тогда было скрыть собственный обман от мужа. Я показала молодому человеку могилу, где покоилось тело неизвестной женщины, которое раздобыл наш врач– я никогда не интересовалась, где он его взял. Показала ему фотографию одной из моих племянниц. Предложила повидать врача, с которого взяла обет молчания. К тому времени как вернулся муж, молодой человек уже пребывал в твердой уверенности, что его кухарка лжет. Он сказал мужу, что прибыл полюбоваться нашим садом. Мы вместе отобедали, и он уехал восвояси. На следующий день я отправилась в Лондон и наняла человека, чтобы выяснить, в самом ли деле кухарка того молодого человека была нашей пропавшей племянницей. Было большим облегчением узнать, что она жива и здорова, как и ее ребенок. Но детектив привез также сведения, которые поставили передо мной новую дилемму. Я узнала, что мистер Бертрам
