терпит отлагательств. Возможно, будет лучше, если вы доставите меня к королю Иоанну и я лично передам ему все, что хотела сообщить, — сказала она, чувствуя, как по спине снова пробегает холодок. Темные глаза графа сузились и гневно засверкали. — Я не хотела обидеть вас, — продолжала Даниэлла. — Вы благородный человек, достойный полного доверия, но на карту поставлено все. Это гораздо важнее, чем я и замок Авий.
Адриан стиснул зубы и сжал кулаки.
— Но вы только подумайте, леди, — прервал собеседницу Ланглуа, повышая голос, — как обрадуется король Иоанн, когда мы придем к нему и расскажем о нашей любви. Потом мы быстро сыграем свадьбу… и вы освободитесь от этого дикаря, от этого неотесанного варвара. Кстати, леди, вы уверяли, что меня щедро вознаградят за оказанную вам помощь, и я хочу получить эту награду. Прямо сейчас, моя нежная красавица.
— У меня важное дело к королю Иоанну! Подумайте, как он разгневается…
— Лучше уж вы подумайте о том, в какой восторг он придет, узнав, что вы принадлежите французу, а не этому самонадеянному шотландскому ублюдку!
Даниэлла смотрела на него, чувствуя себя оскорбленной и одновременно злясь на себя. Она вложила в записку столько чувства, чтобы заманить графа сюда, и Ланглуа истолковал ее приглашение как желание вступить с ним в брак, как приглашение уложить ее в постель.
Даниэлле стало казаться, что если граф дотронется до нее, то все, что ей останется, — это молить о смерти, потому что нечто бесконечно важное для нее будет безвозвратно утеряно. Возможно, она навсегда утратит способность любить. Возможно, душа ее окончательно погибнет.
Но тут к ней вдруг вернулось самообладание. Даниэлла д'Авий посмотрела на Ланглуа с той надменностью, которую усвоила с самого детства, проведенного при дворе среди английских монархов и их отпрысков.
— Нет!
Этот надменный взгляд возымел действие, хватка графа ослабла, и женщина, оттолкнув его, направилась к двери. Ланглуа на какое-то мгновение растерялся, но, когда собеседница была уже у самого выхода, решительно схватил Даниэллу за плечи и развернул к себе лицом. Граф был разгневан, глаза его так и сверкали яростью.
— Я хотел быть с вами учтивым, — сказал он. — Я пытался быть нежным и надеялся, что мы скрепим наш пакт по взаимному согласию. Несмотря на то что я служу французскому королю верой и правдой, я один из наименее родовитых при его дворе и чрезвычайно нуждаюсь в землях и тех доходах, которые приносят ваши французские владения. Я уж не говорю о том, что меня пленила ваша красота. Клянусь, миледи, что мы приедем к королю как влюбленные, которым нужно только его благословение, чтобы скрепить наш союз.
— Ни за что на свете! — воскликнула Даниэлла и сильно ударила Ланглуа в самое чувствительное место.
Он взвыл от боли, согнувшись пополам. Даниэлла отпрянула от него, но граф успел ухватить ее за плащ, и она упала на пол, запутавшись в грубой шерстяной ткани. У нее перехватило дыхание. Ошеломленная, она лежала на полу, стараясь отдышаться. А тем временем Ланглуа взгромоздился на нее.
— Дорогая леди, я думал, что этим мы займемся с вами на кровати, но если вы предпочитаете пол…
Она отчаянно сопротивлялась, стараясь освободить руки, и, когда ей это удалось, изо всех сил ударила насильника ладонью по щеке. Даниэлле почудилось, что она слышит какой-то грохот, но она не успела понять, что бы это могло значить, поскольку в это время Ланглуа нанес ей ответный удар, да такой сильный, что в голове у нее зазвенело. Женщина стала отчаянно отбиваться: ударила графа локтем в горло, впилась ногтями в его лицо… Она знала, как защищаться, но что толку? Ланглуа был закаленным в боях рыцарем, он привык носить тяжелые доспехи и, хотя Даниэлла была гораздо умнее графа, в данном случае такое оружие, как ум, не подходило — здесь нужна была сила, в которой соперник явно превосходил ее.
— Ради Бога, миледи, угомонитесь! Я бы не ударил вас, если бы вы позволили мне приласкать вас… — начал было Ланглуа, но внезапно осекся — в поле его зрения неожиданно попала какая-то фигура, закутанная в темный плащ. Она возвышалась словно башня.
Теперь Даниэлла догадалась, что за грохот она слышала: это вышибали дверь. И человек, который сделал это, стоял сейчас рядом и смотрел на них.
Он был высоким, широкоплечим, его фигура словно заполнила собой всю комнату. Капюшон нежданный гость откинул на спину, и она смогла разглядеть грубые черты его лица, словно высеченного из камня и в то же время удивительно привлекательного. Его густые волосы были огненно-рыжими, а изогнутые брови и длинные ресницы походили цветом на темный мед, прекрасно оттеняя его золотистые глаза, которые с холодным яростным блеском сейчас смотрели, на Ланглуа и Даниэллу.
В его правой руке был меч, и острие этого меча уткнулось в горло француза.
Адриан! Даниэлла содрогнулась. И хотя она была благодарна ему за то, что он спас ее, страх и тревога наполнили ее сердце. Адриан! Господи, только этого не хватало! Он застал ее на месте преступления. А ведь она только хотела предупредить короля Иоанна — и ничего более.
Адриан! О Боже!
Он мог бы задушить ее собственными руками. А она-то думала, что Мак-Лахлан далеко, где-нибудь на полях сражений. Разве могла она вообразить, что предстанет перед ним в таком виде! Господи! Ведь он всегда был так далеко, участвуя в своих бесконечных битвах. Как давно все это было! Как часто она лежала без сна, думая об Адриане, стремясь к нему всем сердцем…
Все что угодно, но только не это! О Господи, только не такая ужасная сцена!
Каким бешенством сверкают его глаза!
Но когда Мак-Лахлан заговорил, голос его был совершенно спокойным.
— Попробуйте еще раз дотронуться до нее, любезный, — произнес он, — и я, прежде чем снести вашу голову, отрежу вам тот орган, из-за которого вы ведете себя как последний дурак.
Голос Адриана звучал учтиво, но был таким холодным, что Даниэлле на мгновение показалось, будто на нее обрушилась гора льда. Ланглуа с большой осторожностью поднялся с пола, так как острие меча Адриана все еще находилось у его горла, там, где бешено пульсировала вздувшаяся жилка.
— Вставайте, Даниэлла! — приказал Адриан, не спуская глаз с Ланглуа.
Даниэлла поднялась, красная от стыда и унижения.
— Как… как долго вы стояли за дверью? — спросила она.
— Достаточно долго, — ответил он, не глядя на нее.
— И вы позволили ему так грубо со мной обращаться?
— Мне показалось, что все происходящее доставляет вам удовольствие, — резко оборвал ее Адриан. — Я не был уверен, что вы нуждаетесь в моей помощи, ведь вы так настойчиво добивались этого свидания.
— Вот именно! — закричал Ланглуа. — Ведь я пришел сюда, чтобы помочь даме, и вам, миледи, сейчас абсолютно нечего бояться. Кто такой этот грубиян? Уверяю вас, в этом доме полно людей, которые преданы французскому королю, и они быстро собьют спесь с этого английского выскочки.
— Зовите их, — спокойно, не повышая голоса, предложил Адриан, хотя в его глазах светился дьявольский огонь.
Даниэлла невольно вздрогнула, затем в испуге резко повернулась к двери, так как в это время в коридоре раздался топот. В комнату ворвался толстяк в фартуке, по всей вероятности, хозяин заведения, в сопровождении двух рослых парней с ножами на изготовку.
— Вам нужна наша помощь, милорд? — спросил толстяк, обращаясь к Ланглуа.
— Как видите! — воскликнул последний, хотя и так было очевидно, что он чувствует себя весьма неуютно, поскольку к его горлу приставлено острие меча.
— Мне не нужны неприятности. На моей совести и так много смертей, и я не хочу добавлять к ним еще чью-либо гибель, — сообщил собравшимся Адриан. Ни один мускул на его лице не дрогнул. — Я не собирался убивать графа, просто я хочу увести отсюда леди…
— Она убежала ко мне от англичанина! — закричал Ланглуа. — Вы не уведете ее. Я хочу жениться на ней…
— К сожалению, это невозможно, сэр, так как у нее уже есть муж, — сухо заметил Адриан.
— Этот брак незаконный…
— Законный во всех отношениях, — сказал Адриан, сверкнув глазами в сторону Даниэллы, словно обжигая ее огнем. У нее перехватило дыхание. Он посмотрел на мужчин, стоявших за ее спиной и продолжил с улыбкой, холодной как лед: — И я с удовольствием докажу вам это, если леди вздумает возражать. Правда, нам придется позвать повивальную бабку.
— Но… — начал Ланглуа.
— Увы! Мне хорошо известно, что леди заманила вас сюда обманом. В этом она большая мастерица. Вы попались ей на крючок, поскольку не знаете ее так же хорошо, как я. Вас одурачили, сэр, и поэтому я сохраню вам жизнь. — Слегка выгнув бровь, Адриан посмотрел на Даниэллу, и его губы скривились в презрительной усмешке. — Она очаровательна, не так ли? Однако, как уже сказал, я слишком хорошо знаю ее уловки и советую вам, сэр, впредь остерегаться таких соблазнительных коварных красавиц. Сегодня я отпущу вас живым… — продолжал он, переведя жесткий взгляд с Даниэллы на Ланглуа. — Но, если мы встретимся снова, сэр, вы умрете!
Поняв наконец, кто перед ним, Ланглуа тяжело задышал.
— Мак-Лахлан! — закричал он.
— Он самый, — ответил Адриан, слегка склонив голову. — Я тот самый дикарь, шотландский варвар. Comte, c’est moi[1].
На какой-то момент Ланглуа стало плохо. Имя Мак-Лахлана, победителя турниров и бесстрашного воина, было хорошо известно во всем христианском мире. Одно резкое движение — и…
Но на их стороне численное превосходство, решил Ланглуа:
— Хватайте его! — закричал он, и двое головорезов тотчас же бросились выполнять его приказание. Тот,
