направиться.
— Верно. Но по-моему, у ваших девушек есть то, чего мет у других, — класс.
Мамми пожала пухлыми плечами:
— Классные девицы есть на заметке и у других дам вроде меня. Мы, видите ли, не держим шлюх у себя, но предоставляем, так сказать, эскортные услуги. Другими словами, обеспечиваем хорошую компанию приличному мужчине в приличном уединенном месте.
Мэгги вздохнула. Как бы это ни называлось, все равно это торговля женским телом. Вопрос только в цене. Ну и конечно, известную роль играл антураж.
— Шону очень хотелось бы узнать, когда этот человек проклюнется — пусть не у вас, так в другом месте, — сказала Мэгги, потягивая коктейль. — Сами понимаете, той, другой девушке, которую этот человек выберет, необходимо обеспечить надежное прикрытие.
— Конечно, — согласилась Мамми.
— Послушайте меня, Мамми. — Мэгги решительно положила руку на ладонь темнокожей женщины. — Я… я просто не хочу, чтобы пострадал кто-нибудь еще…
— Шлюхи только и пострадали — больше никто.
— А шлюхи что, не люди? Я хочу помочь спасти человеческие жизни. Вполне возможно, я знаю, кто убийца. И если это тот, о ком я думаю, он больше всех ненавидит меня. Поэтому, если он объявится, прошу вас поставить в известность прежде всего меня.
— Нет, нет и нет! Даже и не уговаривай. Хватит шутки шутить. Ты что же, хочешь принести себя в жертву? — замахала руками донельзя разволновавшаяся Мамми. — Или ты считаешь, что справишься с этим типом сама?
— Я не шучу шуток, Мамми. Просто у меня есть враг.
— Расскажи об этом Шону.
— Не могу.
— Почему?
— Он меня не поймет.
Мамми вздохнула и сложила руки на животе.
— Тогда тебе придется рассказать об этом мне.
Мэгги покачала головой:
— Даже если я вам все расскажу, вы все равно мне не поверите.
Мамми наморщила коричневый лоб, скова покачала головой, потом взяла бокал Мэгги и одним духом осушила его. Махнув бармену, чтобы он принес им еще по одному коктейлю, Мамми сказала:
— Я, дорогуша, родом с залива. Мои предки были жрецами вуду, и даже сейчас у меня иногда проявляется способность видеть. Я знаю, ты нуждаешься в моей помощи, так что выкладывай все как на духу.
— Для меня очень важно, чтобы вы мне поверили, — тихо сказала Мэгги.
— Мой разум открыт для восприятия.
— Но язык-то за зубами вы держать сможете? Мне и вправду нужна ваша помощь, Мамми, но еще больше я нуждаюсь в конфиденциальности.
— Поговори со мной, детка. Я, если разобраться, старая шлюха и сводня, и ничего больше, но сердце у меня золотое. Клянусь, никто о твоих тайнах от меня не узнает.
Мэгги тяжело вздохнула и начала рассказывать.
Вторая половина дня перешла в вечер, а она все говорила.
Мамми слушала и слушала. Недоверие, которое она поначалу испытывала, сменилось сомнением, а потом удивлением, граничившим с изумлением.
Глава 12
Мать приехала за Келли и увезла ее в клинику в Денвере. Рутгер вышел под залог и куда-то запропастился, но теперь это уже не имело значения — Келли он достать уже не мог.
«Хоть это хорошо, — сказал себе Шон. — Должны же быть в этом деле хоть какие-то положительные моменты».
Поскольку новых идей у него не было, он решил, что патрулирование улиц способно принести ничуть не меньше пользы, чем сидение над известными до мелочей бумагами, и отправился з сторону Джексон-сквер.
Там среди десятков странных и подозрительных типов Шон довольно быстро засек женщину, по описанию походившую на жрицу вуду Мари Лескар — знакомую Мамми Джонсон.
Шон подошел к ней.
Две юные туристки с восточного побережья со смехом и шутками уговаривали Мари продать им приворотное зелье. Древняя, как Мафусаил, старуха, изъяснявшаяся на островном диалекте, всячески отнекивалась и говорила, что зельями не торгует, а в бутылочках у нее обыкновенные травяные настои для улучшения цвета лица. Потом, однако, она призналась, что у этих настоев чудесный запах, поэтому мужчины слетаются на него, как мухи на мед.
Пока девушки, торгуясь со старухой, покупали у нее волшебные снадобья, Шон стоял рядом и разглядывал выставленный старухой на продажу товар: пучки высушенных трав, всевозможные амулеты, камушки с дырками для ношения на шее и тому подобные предметы и сувениры.
Когда девицы удалились, старуха посмотрела на Шона:
— Лейтенант Кеннеди?
— Это Мамми сказала вам обо мне?
— Я знала, что ты придешь, — ответила старая женщина, пристально глядя маленькими выцветшими глазками на Шона. Она и в самом деле знала, что он придет, и никакая Мамми ей об этом не говорила. Просто знала — и все тут.
— Вы Мари Лескар?
— Ты сам отлично об этом знаешь. — Старуха улыбнулась. Для ее возраста у Мари были потрясающие зубы. Шон невольно спросил себя, какое снадобье она изготовила и жевала, чтобы сохранить в полной неприкосновенности зубную эмаль.
— Это настоящее имя или псевдоним? — тоже с улыбкой спросил Шон. — Уж больно оно напоминает имя жриц вуду, ставших в этом городе настоящими знаменитостями, — я имею в виду Мари Лаво и ее дочь.
Старуха ухмыльнулась.
— Мари — очень популярное французское имя. Оно также широко распространено у католиков на островах Южных морей. А Лескар — фамилия моего покойного мужа.
Шон смутился.
— Не красней, лейтенант. Ты хороший человек.
Шон пожал плечами:
— Спасибо за комплимент.
Если Мамми о нем не говорила, откуда, спрашивается, старуха знает его имя и звание? Впрочем, никакая это не мистика. Фотографии Шона с соответствующей подписью были опубликованы во всех газетах Нового Орлеана.
— Решил, значит, ко мне обратиться, — заметила между тем Мари Лескар.
— Мамми Джонсон посоветовала мне поговорить с вами.
— Пришел, значит, посмеяться над старухой?
Шон подумал, что она в каком-то смысле права: никакой серьезной информации получить от нее он не рассчитывал. Сказал Шон, однако, другое:
— Я пришел потому, что готов на все, лишь бы остановить ужасные убийства.
Старухе, казалось, его слова пришлись по вкусу. Она закивала — вот, дескать, и в полиции о ней вспомнили.
— Ты в большой опасности — знаешь об этом или нет?
— Я полицейский и все время хожу по острию ножа.
Мари покачала головой:
— Ты старая душа, лейтенант. Очень старая душа.
— Не понимаю…
— Послушай меня, лейтенант. — Мари подняла свою высохшую костлявую руку. — Мы знаем, что есть черный цвет и белый. Мы знаем также, что есть ночь и день, есть зло и добро. Зло существует, хотя мы подчас не видим его, точно так же, как мы не всегда можем увидеть или потрогать руками добро. В городе сейчас действуют разные силы — и злые, и добрые. Между ними идет борьба.
Шон сделал над собой усилие.
— Скажите, а Мэгги Монтгомери — зло?
К огромному его облегчению, Мари покачала головой.
— Но будь настороже! Береги себя. Она не такая, какой кажется.
— Она, случайно, не исповедует вудуизм?
Мари улыбнулась, вновь продемонстрировав свои великолепные зубы. Потом опять покачала головой:
— Опасайся ночи, лейтенант.
— Скажите, Мари…
— Ничего больше сказать я тебе не могу. Не забывай, что в этом городе всегда были в чести волшебство и магия. Черная и белая. Будь настороже, береги себя. Размышляй о звере и думай, какое оружие выбрать, чтобы поразить его. Открой глаза и смотри на мир непредвзято. Это самое главное. Помни, что легенды чаще всего основаны на реальных фактах. Ты веришь в Бога, лейтенант?
— Верю. Я родом из католической семьи…
— Ты не видишь Его, не знаешь Его, но между тем веришь, что Он существует. Вера — это принятие и признание того, что ты не можешь увидеть. В мире много такого, что нельзя увидеть глазами или потрогать. Мир не простой и не плоский, как доска. И в этом мире возможно все. Взгляни на небо, на землю, на звезды. Вспомни о ночи. О черном и белом. Помни, что красная жидкость, которая течет в наших венах, есть сок жизни. И прими одну волшебную вещицу, которую я для тебя припасла.
С этими словами она вложила что-то в руку Шона.
— Я не должен ничего от вас принимать… — снова смутился он. Мари исповедовала вудуизм и наверняка нуждалась в деньгах — иначе не сидела бы на Джексон-сквер. Уже это одно не позволяло Шону принять от этой женщины подношение.
— Нет, ты просто обязан принять это от меня.
— Сколько я вам должен?
— Ничегошеньки. Это подарок. На свете есть зло и добро. Ты добрый человек, и я — добрый. Прими даяние одного доброго человека другому.
Хотя Шон не имел права принимать подарки от посторонних граждан, он разогнул пальцы и посмотрел на дар старухи. Крест! Ни тебе кроличьих или лягушачьих лапок, ни амулетов в виде драгоценных камней, от которых он мог бы с чистой совестью отказаться. Это было старинное изделие из серебра примерно в шесть сантиметров длиной, прикованное к серебряной же цепочке.
Шон улыбнулся.
Против креста он, как потомственный католик, ничего возразить не мог.
Повернувшись, Шон двинулся прочь.
— Лейтенант!
Он обернулся. Мари Лескар снова обратилась к нему:
— Обязательно носи его на груди!
Это было сказано так доброжелательно и искренне, что Шон кивнул и поклонился старухе.
Он надел крест на шею. Если бы это был какой-нибудь глупый, с точки зрения горожанина, амулет, Шон бы еще сто раз подумал, носить
