Судя по той боли, которую она испытывала при каждом движении, следующие несколько дней ей предстоит перемещаться как древней старухе. Если бы она могла предвидеть, что одной из ее обязанностей как жены будет затаскивание мужа на утес, она вышла бы замуж за человека маленького роста. Как только ей удалось наконец повернуться и сесть на краю кровати, вошла Гейл, и Илза вздохнула с облегчением. Хотя ей не хотелось это признавать, но без посторонней помощи она не смогла бы даже одеться.
— Ну и ну, вы выглядите так, словно вас протащили сквозь колючие заросли ежевики, да и не один раз, — удивилась Гейл, поставив поднос с хлебом, сыром и сидром на столик возле кровати. — Больно?
— Да. — Гейл помогла ей встать, и Илза поморщилась: — С трудом заставляю себе двигаться.
— Неудивительно. Вы что, возомнили себя Сигимором, когда думали, что с легкостью сможете таскать туда-сюда своего огромного мужа и при этом чувствовать себя великолепно?
— Не могла же я оставить его умирать!
— Нет, конечно, но если принять во внимание, как он с вами обращался, сомневаюсь, что кто-нибудь осмелился бы вас осудить.
Илза слабо улыбнулась. Гейл помогла ей подойти к чану с водой, стоявшему возле очага, чтобы она смогла умыться. — Есть по крайней мере одна причина держать этого вечно раздраженного болвана рядом с собой.
Она заметила, что Гейл пристально смотрит на нее, пока она чистит зубы лоскутком влажной ткани.
— Тебя что-то беспокоит?
— Он вам нравится в постели, так ведь?
— О да. Он заставляет меня пылать. Страсть, которая нас соединила, с которой все началось, пока еще жива, и она так же сильна, как и прежде. Я уже говорила тебе, Гейл: то, что случилось с тобой, не имеет никакого отношения к страсти. Это было нападение, жестокое изнасилование. Судя по тому, что ты говорила на днях, я думаю, теперь ты это понимаешь.
— Да, мне кажется, я начинаю понимать… Скоро пойму все. Гнев и раздражение Дэрмота заставляют меня бояться за вас, хотя вы проводите в его постели каждую ночь и ничуть не пострадали. Даже если он и кричит, то никогда не бьет вас. Всякий раз, как он к вам прикасается, он не пользуется своей силой, чтобы причинить вам вред. Это так отличается от того, что я знала, что мне с трудом верится в то, что я вижу.
— Ты имеешь в виду тех подонков?
— Я говорю даже не о них. Мой отец был жесток с моей матерью. Мужья моих сестер грубы и жестоки с женами. Мой отец никогда не стеснялся поднять руку на любого из своих детей. Я провела свою жизнь, наблюдая за мужчинами, которые относились к своим женщинам очень сурово. Затем я попала к вам и здесь увидела совсем другое отношение мужчин к женщинам. Теперь я начинаю понимать: то, что мне казалось обычным, на самом деле вовсе не правильно.
— Конечно, — ответила Илза, стянув с помощью Гейл сорочку, чтобы умыться. — То, что ты видела раньше, — очень распространенный, но не единственный образ жизни. Теперь ты знаешь, что мои братья никогда не поднимут руку на девушку. Не позволяют себе этого также и Макенрои. Полагаю, мы можем доверять словам леди Джиллианны по этому поводу.
— Да. Наблюдать за ней и ее огромным мужем тоже было для меня полезно. Этот лэрд — суровый человек. Он так силен, что мог бы сломать ее маленькую шейку в мгновение ока, но она его не боится. Мне не потребовалось слишком много времени, чтобы заметить, что он скорее вырвет собственное сердце, чем причинит вред своей жене. — Гейл улыбнулась. — Да, у этого человека грубые манеры и речь, так что его нежную заботу о жене не так-то легко разглядеть, но это так. Однажды я застала их, когда они поднимались по лестнице в свою спальню. Он поглаживал ее по попке, как какой-нибудь неотесанный мужлан, а леди Джиллианна хихикала. И тогда… — Гейл сложила ладони, прижала их к груди и вздохнула.
— И тогда — что? — не вытерпела Илза, когда Гейл замолчала.
— И тогда он назвал ее «радость моя», — ответила Гейл тихим голосом. — Такие коротенькие слова, но за ними скрываются такие глубокие чувства! Я слышала в его голосе нежность и любовь. — Она встряхнула головой и стала помогать Илзе одеваться. — Наверное, я действительно поправляюсь и сердцем и рассудком, потому что часто ловлю себя на том, что мечтаю, как однажды некий мужчина будет так же говорить и со мной.
Илза была несказанно рада, что Гейл оправилась после того зверства, которому она подверглась, но вместе с тем ее одолела зависть.
— То, что ты мечтаешь о таких вещах, ясно показывает, что ты исцелилась. — Она вздохнула. Гейл закончила шнуровать ее платье и, нежно потянув, усадила Илзу на табуретку. — И ты права, каждой девушке очень хотелось бы услышать такие слова.
— Прежде чем потерять память, сэр Дэрмот, должно быть, именно так разговаривал с вами, — предположила Гейл, расчесывая Илзе волосы.
— Да, так и есть, но теперь эти слова любви всего лишь туманное воспоминание.
— Он никогда не бывает нежен, никогда не говорит вам нежных слов?
— Ну, как сказать, я не знаю, можно ли назвать то, что он говорит, нежными словами. Когда им овладевает страсть, он забывает, что не доверяет мне, что считает меня лгуньей и возможной угрозой. Да, когда в нем закипает кровь, он не говорит слов любви, но произносит грубоватые комплименты. А получив удовлетворение, он теперь лишь иногда — очень редко — возвращается к своим обвинениям, оскорблениям или впадает в ярость.
— Но это же хорошо, правда? — спросила Гейл, закончив заплетать Илзе косы.
Медленно поднимаясь, Илза искоса взглянула на свою компаньонку.
— Да, но это может означать и то, что он просто хочет удовлетворить свои мужские потребности и опасается, что я ему откажу, если он станет высказывать циничные, иногда даже оскорбительные упреки. Вначале я угрожала ему, что не буду с ним спать.
— Возможно. Кроме того, опять же, я думаю, в окрестностях Клачтрома найдется немало девиц, которые с большой охотой удовлетворят эти его потребности, если вы выставите его из своей постели.
— Ну уж нет! Если им хочется дожить до своего следующего дня рождения, они поостерегутся, — протянула Илза, выходя из спальни.
Гейл рассмеялась и последовала за Илзой, которая направилась в главный зал.
— Я не стану пренебрегать его страстью. Я знаю, некоторые говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, но я подозреваю, что на самом деле путь этот пролегает несколько ниже. — Илза ухмыльнулась и покачала головой. — А у Дэрмота этот путь погребен под развалинами его разрушенной памяти. Когда он очнулся после того трагического нападения, в его взгляде промелькнуло что-то, отчего я подумала, будто он меня вспомнил и его новые раны вернули его память на место.
— Значит, вы сможете понять, возвратилась ли к лэрду память, когда вернетесь в его постель, — заключила Гейл, когда они вошли в главный зал и направились к своим местам.
Одна из служанок поспешно подала им хлеб, сыр, яблоки и две кружки козьего молока, и Илза ничего не успела сказать в ответ.
Она с удовольствием уплетала толстый ломоть хлеба, густо намазанный медом, и с улыбкой смотрела на Гейл, взиравшую на нее с нетерпением. Девушка определенно оправилась после тяжелого испытания, выпавшего на ее долю, и от того горя, которое оно ей принесло.
— Илза, вы собираетесь вернуться в постель своего мужа или нет? — спросила Гейл.
— Конечно, — ответила Илза. — Обязанность жены — ухаживать за своим мужем, когда он болен или ранен. Я вернусь и буду сидеть у его постели и охранять его сон. Но позже.
— Позже?
— Да, когда я поем и повидаюсь с детьми. А может, после того, как я побываю в саду и поухаживаю за своими целебными травами.
— Это может занять весь день.
— Конечно, может. — Гейл рассмеялась, и Илза тоже ей улыбнулась, но затем серьезно произнесла: — Я знаю, что далеко не всегда бываю покорной и всем довольной женой, но я стараюсь изо всех сил. Я понимала, что его тревожит, и все ему прощала, несмотря на его жестокость и оскорбления. Наконец, я только что спасла этому глупцу его жалкую жизнь, и если он после этого не начнет мне доверять, я больше ничего не смогу сделать. Конечно, я не смогу стать с ним холодной, но я не буду больше доказывать ему свою невиновность. Что касается сегодняшнего дня, я решила поступить по-своему. Больше я не буду придумывать способы, как заставить его вспомнить меня, стоит ли доверять мне или заботиться обо мне. Когда — и если — мой муж узнает правду, тогда мы возродим наш брак, сделаем его таким, каким он и должен быть. Я все еще остаюсь его женой, буду делить с ним постель, любить его детей, вести его хозяйство, но больше я не буду рассказывать ему о нашем прошлом. Полагаю, теперь настала его очередь оправдываться передо мной.
— Ты все вспомнил? — спросил Нэнти, откинувшись на спинку стула, стоящего около кровати Дэрмота.
— Да. — Дэрмот отхлебнул эль, пытаясь не замечать приступов боли, которые он испытывал даже при столь незначительных движениях. — Ну, почти все. Некоторые детали пока еще в тумане, но я уверен, что это скоро пройдет.
— Значит, ты теперь знаешь, что Илза — твоя жена?
— Да. Я вспомнил наше обручение.
Дэрмот вспомнил также и те нежные обеты, которые они давали друг другу. Она унесла горечь, облегчила боль и подарила ему радость. Затем, после подписания бумаг, предоставляющих ей все права, как его жене, на него напали и едва не убили. Его одурманенный рассудок не хотел верить, что Илза имеет какое-то отношение к этому нападению, и Дэрмот решительно отбросил свои сомнения относительно ее возможной вины. Кто-то пытался его убить, и в тот момент Илза была единственной, кто выиграл бы от этого. Дэрмот понимал, что не может позволить
