Хороший пустой маленький домик. Да, у меня есть друзья в деревне, но я и отсюда могу ходить к ним в гости. А здесь, в замке… здесь я не буду чувствовать себя такой одинокой. Я по-прежнему смогу лечить всех, кому нужна моя помощь, но теперь мне не нужно думать о том, как согреться в холодный вечер, или беспокоиться, что завтра мне нечего будет есть. И… здесь я смогу чувствовать себя в безопасности.
— А в деревне над тобой висела какая-то угроза? Я знаю, что Уоллес говорил…
Гленда перебила ее:
— Нет-нет. Уоллес — всего лишь молодой глупец, ослепленный злобой, который бросается жестокими словами, не задумываясь над их истинным смыслом. Нет, дело вовсе не в нем. Бывали случаи, когда страх или горе заставляли людей злиться на меня. Такова судьба каждого целителя. Они обращаются ко мне, когда у них что-то болит, и я лечу их травами и настойками, но стоит кому-то заболеть неизлечимой болезнью, как все мои средства становятся «колдовскими» и «черными». А сама я — ведьмой, виновницей засухи, приносящей людям голод. Невозможно жить, сознавая, что твое благополучие зависит от настроения окружающих тебя людей. Им хорошо — и ты жива, а стало им плохо — и во всем винят тебя, и жаждут возмездия. Здесь же у меня есть не только теплая комната, пища и хорошая компания в любой момент, когда я только захочу, но и надежные стены, охраняемые сильным лэрдом, за которыми я в случае чего всегда смогу укрыться. Илза, милая, я действительно хочу остаться здесь.
— Ну… тогда добро пожаловать в Клачтром.
Илза забралась на стену замка и, положив локти на каменную кладку, с удовольствием любовалась на залитые лунным светом бескрайние земли Клачтрома. Она пыталась заснуть, но была слишком взбудоражена, поэтому решила немного погулять. Она думала о том, чем занят сейчас Дэрмот, повезет ли ему в его поисках, изменит ли это что-то в их совместной жизни, и о многом другом. Когда Илза наконец поняла, что ей ужасно не хочется засыпать одной в большой пустой кровати, она чуть не расплакалась. И решила пойти подышать свежим воздухом.
— Ты что-то там увидела, мама?
К ней подошел Оудо, и Илза посмотрела на него, как она надеялась, очень сердито.
— Тебе нельзя лазать на эту стену, ты разве не знаешь? Не могу поверить, что Фрейзер позволила тебе выйти но чью без охраны. Никто не пустил бы тебя сюда.
— Мне нужно поговорить с тобой, мама. Да все равно я и раньше поднимался сюда.
— Один? Среди ночи?
— Ну… нет.
— Оудо, хороший мой мальчик, ты очень умный парнишка, но все же, я думаю, порой ты забываешь, что пока еще слишком мал. Забираться на самый верх крепостной стены — это совсем не то, чем должен заниматься пятилетний мальчуган.
— Прости, мама.
Илза нежно обняла малыша.
— Просто всегда помни, что ты — маленький мальчик. Очень скоро ты вырастешь в настоящего мужчину. А теперь признавайся, что ты хотел сказать и из-за чего взобрался сюда, рискуя получить взбучку?
— Почему наш папа несчастлив? — спросил Оудо.
— О… я не знала, что ты заметил это. Тут есть несколько причин. Но ни одна из них не имеет отношения к тебе. Ты ведь знаешь об этом, правда?
— Вроде да… но пока ты не приехала, папа нас не любил.
— Он просто не проводил с вами много времени. А это совсем разные вещи. Сначала у него было много дел здесь, в Клачтроме, потому что его дядя был не очень хорошим лэрдом. Потом его первая жена, леди Анабель, стала вести себя не как жена лэрда. А после этого твой папа болел, очень сильно болел. Это, конечно, не извиняет его, но одно ты должен твердо запомнить: он не обращал на вас, детей, внимания вовсе не потому, что не хотел или не любил вас. И сейчас он проводит с вами время совсем не оттого, что это я его заставила. Он сам решил сделать так. Я же просто позволила вам выходить из детской и гулять. Дэрмот сам хочет общаться с вами.
Оудо нахмурился, а затем задумчиво проговорил:
— Он был занят и не понимал, как нам нужно его взимание.
— Так и было. Ты только об этом хотел поговорить со мной?
— А папа и мои дяди поймают того плохого человека и убьют его, чтобы вы с папой были в безопасности?
— Да, Оудо, именно этого они и хотят. Мне, правда, не хотелось бы, чтобы кого-то убивали, но боюсь, что без крови все-таки не обойтись. Но тебе не о чем волноваться. Твой папа сильный и умный, и к тому же с ним Камероны.
— Что, без сомнения, приводит Дэрмота в бешенство, — добавил Нэнти, с хмурым видом поднимаясь к ним. — Очень сложно охранять людей, которые постоянно ускользают с того места, где их оставили.
Илза позволила проводить себя и Оудо обратно в замок. Она считала, что Нэнти слегка переборщил, но прикусила язык, не желая жаловаться. Если она скажет сейчас Нэнти, что он рассуждает как сварливая старая бабка, то покажет не очень хороший пример Оудо.
Когда они поднялись наверх, Илза пожелала Оудо спокойной ночи и отправилась к себе в спальню. Может, здесь она и чувствовала себя одиноко, зато Нэнти ни за что к ней сюда не войдет.
Глава 17
Замок в Дабейдленде производил сильное впечатление: высокие толстые стены, массивные железные ворота, прекрасно обставленный главный зал. Тут и там мелькали рыжие головы Камеронов, и Дэрмот удивился, как он еще не ослеп от этого рыжего мельтешения. Пока его вели к огромному главному столу и Сигимор кратко представлял ему всех мужчин и юношей, мимо которых они проходили, Дэрмот решил, что ему потребуется несколько лет, чтобы запомнить по именам всех родственников своей жены. Единственный человек, которого он, слава Богу, прекрасно помнил, был Сомерлед, брат-близнец; Сигимора.
Когда он сел за стол и Сомерлед с легкой улыбкой подал ему вино, Дэрмот с тревогой обнаружил, что очень немногие из направленных на него взглядов выражают дружелюбие. Все, что рассказали другие братья по возвращении из Клачтрома, не очень-то изменило отношение к нему. И он сомневался, что Сигимору удастся заставить своих рыжих братьев и кузенов с симпатией отнестись к мужу своей сестры, что бы он ни собирался поведать собравшейся толпе.
— Жена Александра уже родила ребенка? — спросил Сигимор, усаживаясь между Сомерледом и Дэрмотом и наливая себе вина.
— Да, крошка Мэйри подарила Александру сына, — ответил Сомерлед. — Они назвали мальчика Джеймс и поехали показать малыша ее родственникам. Это первый рожденный в их семье мужчина за долгое время. Возможно, его объявят наследником, потому что у родителей Мэйри нет других детей и, похоже, не будет.
— Думаю, это очень обрадует нашего Александра, хотя он женился вовсе не ради выгоды. — Сигимор огляделся вокруг и хмуро посмотрел на своих братьев и кузенов. — Отчего у вас такой свирепый вид?
— Почему ты привез мужа Илзы без нее? — спросил высокий красивый юноша с такими же волосами, как у Илзы. — По правде говоря, если учесть то, что нам рассказал Гилберт, я не могу понять, почему ты до сих пор не выпустил ему кишки?
— Я не собираюсь мотаться взад и вперед, чтобы выпускать кишки мужьям нашей сестры, Пейтон, — ответил Сигимор. — Так вот, либо Гилберт недостаточно правдиво рассказал вам эту историю, либо вы не так ее поняли. Итак, прочистите себе уши, пока я не сделал это за вас, и слушайте. Я расскажу вам все это только один раз. Повторять больше не буду.
Потребовалось всего несколько минут, чтобы Дэрмот понял: этого одного раза оказалось достаточно. Сигимор не сказал ни слова лжи, но и не смягчал правду, как он ее понимал. Однако же Дэрмот подумал, что Сигимору не было особой необходимости так часто повторять, что, по его мнению, муж его сестры серьезно повредился в уме. Тем не менее к тому времени, как Сигимор закончил говорить, большинство взглядов, направленных на Дэрмота, стали чуть дружелюбнее. К несчастью, у некоторых был такой вид, будто они ожидают, что «поврежденный в уме» Дэрмот вот-вот начнет нести околесицу.
— Нас удивило, что от тебя ничего не было слышно, — обратился Сигимор к Сомерледу. — Я думал, вам уже удалось что-нибудь раскопать.
— Если бы мы не дождались от вас вестей, через пару дней Лайам поехал бы в Клачтром, — пробурчал Сомерлед.
— И что ему удалось узнать?
— Я тотчас же послал за ним как только увидел, что вы подъезжаете. Скоро он будет здесь и сам все расскажет.
— Сейчас время обеда. Меня удивляет, что его еще нет. Парень не любит пропускать трапезу.
— Он также не любит пропускать и кое-что другое, и сейчас как раз отправился заняться этим, когда вы подъезжали.
— Неудивительно, что он совсем не жиреет от той пиши, которую заталкивает себе в глотку. Он резвится дни и ночи напролет. Я знаю эту девчонку?
— Нет. Она не замужем, но я сомневаюсь, что она попытается настаивать на свадьбе. Думаю, Лайам в конце концов прислушался к тому, что ты ему говорил. Я никогда не подумал бы, что единственный способ заставить его последовать твоим мудрым советам — это засунуть его мордой в колоду с водой, но, судя по всему, именно это на него и подействовало. Или он попросту боится за свою жизнь, — проворчал Сомерлед, не обращая внимания на хмурый вид Сиги мора.
— Но ты говорил, что Лайам скоро угомонится, что он ведет себя как взбесившийся кобель только потому, что долго жил среди монахов, а там не позволялось ничего такого, — вмешался мальчик со светло-рыжими волосами.
— Да, я говорил это, Торманд, — ответил Сигимор. — И я был прав.
Торманд хмуро посмотрел на Сигимора.
— За последние два года он перетрахал почти всех девиц на многие мили вокруг.
— А с монахами он жил целых пять лет.
Дэрмот
