несколько несправедливо осуждать отца Мейвис.
– От Мейвис и Брайана наконец пришла весточка, – сказал Грегор.
Алана услышала неуверенность в его голосе и мысленно назвала себя жестокосердной дурой. Она так его запугала, что он боится произносить имя Мейвис вслух.
– У них все хорошо?
– Да. Они поженились, и ее отец разыскал их лишь два дня спустя. Брайан сообщает, что его тесть нормально воспринял это известие, но продолжает ворчать насчет неблагодарных детей и все такое. – Грегор мысленно облегченно вздохнул, когда Алана засмеялась, поскольку он боялся, что при одном упоминании имени Мейвис она развернется и уйдет.
– Я рада, – заключила Алана. – Было ясно, что они нравятся друг другу.
– Ясно всем, кроме меня.
– Да, но ты уехал спустя всего несколько часов после возвращения домой и поэтому не мог наблюдать за ними, как мы все. Фиона тоже раньше ничего не замечала, но ей кажется, что Эван все понял еще до твоего приезда.
И Эван ничего не сказал Фионе, вдруг подумала Алана, но ее это не особенно расстроило. До Аланы вдруг стала доходить истина – обида застила ей глаза, и она не видела очевидного. Да, Грегор солгал ей и тем глубоко ее обидел, но он осознал, что поступал дурно. Пора перестать бередить старые раны и начать жить, сказала она себе.
Грегор бережно обнял Алану за плечи и повел к каменной скамье, укрытой от посторонних глаз вьющимися розами. Надежда его еще больше окрепла, когда Алана не вздрогнула от его прикосновения и не отстранилась. Он уже был уверен: в ней произошла перемена. Грегор сильно сомневался, что это его ухаживания так ее изменили. Но, чем бы ни была вызвана эта счастливая перемена – какой-нибудь пришедшей ей в голову мыслью, разговором с кем-то или просто настроением, – Грегор решил не упустить ее.
Усадив Алану на скамью, он сел рядом и положил ей руку на плечо. Все тело его изнывало от желания, он мучился оттого, что вынужденно вел себя с ней так, словно они никогда не были любовниками. Вначале он думал, что может вернуть ее, играя на той страсти, которую она, несомненно, к нему питала, но потом решил, что это было бы нечестно. И вот теперь расплачивался за свою сдержанность бессонными ночами. Ворочаясь в постели, он мечтал о том времени, когда рядом с ним снова будет она.
Но после двух недель примерного поведения он посчитал, что вправе сорвать у нее хоть один поцелуй. Он украдкой взглянул на нее и получил ответ на свой вопрос во взгляде из-под полуопущенных ресниц. Грегор осторожно опустил голову, пока их губы не соприкоснулись. Он был настороже, пытаясь угадать, как она отреагирует. А вдруг Алана все же не хочет с ним целоваться? Но она чуть приподняла голову и в молчаливом согласии подставила ему свои губы. Грегор застонал и поспешил принять приглашение, пока она не передумала.
Сладкое тепло ее рта, этот вкус, которым он слишком долго не мог наслаждаться, в мгновение ока разбудили в нем желание. Грегор обхватил ее руками и углубил поцелуй, даже не пытаясь спрятать терзавший его голод. Целых три недели он вынужден был спать в одиночестве и постоянно держать в узде желание, неизменно заявлявшее о себе, когда Алана была рядом. Грегор не знал, выдержат ли поводья на сей раз, когда она трепетала в его объятиях, теплая и податливая.
В тот самый миг, как губы Грегора прикоснулись к ее губам, Алану вдруг пронзила мысль, что на нее, видно, нашло умопомрачение, когда она решила, что способна отказаться от этого мужчины. Едва он прикоснулся к ее губам, желание взыграло в ней с неожиданной силой. Она обвила руками его шею и прижалась к нему всем телом. Все сладостные воспоминания о его ласках, о том наслаждении, что он давал ей, нахлынули вновь.
«Я люблю его», – повторяла про себя Алана, когда он опрокинул ее на спину. Она допустила ошибку и дала волю чувствам. Но разве за этот грех надо было вырывать из груди свое сердце, опасаясь возможной боли? А ведь именно так она поступала, отдаляя от себя Грегора. И теперь, когда она прижимала его к себе впервые за несколько недель, она не могла понять, что за безумие нашло на нее, когда она вздумала забыть о том, что было между ними.
Она чувствовала, что доверяет ему. Она доверяла ему настолько, чтобы вверить ему себя и своих детей, тех, которых родит от него. Она верила, что он будет добр к ней и к детям, что сможет обеспечить их всем необходимым. Да, он не совершенство. Но, как сказала Фиона, разве есть на свете идеальные люди, будь то мужчины или женщины? И еще, только сейчас она вспомнила о втором обещании, данном Фионе, – не перейти грань разумного и не превратиться в капризную гордячку. Не подпуская к себе Грегора уже после того, как он все объяснил и извинился за все содеянное, она, несомненно, проявляла упрямство. И еще кое-что она только сейчас осознала полной мерой – Грегор был не из тех мужчин, что повторяют свои ошибки.
– О, девочка моя, мое сладкое сокровище, я так соскучился, – шептал он, уткнувшись губами ей в шею, при этом трясущимися руками расшнуровывая корсет.
– Я тоже по тебе соскучилась, – прерывистым шепотом призналась Алана.
– Значит, ты меня простила?
– Да, – выдохнула Алана, чувствуя, как тает на глазах желание сопротивляться. – Я просто боялась.
– Что я буду плохо с тобой обращаться?
– Что я не смогу тебе доверять.
Он просунул руку за край лифа и погладил ее грудь, дрожа от возбуждения. Она тоже дрожала и выгибалась ему навстречу, еще больше разжигая его страсть. «Она ко мне вернулась», – повторял про себя Грегор, уже утратив способность мыслить ясно. Он чувствовал, что пустота в груди постепенно заполняется теплом и радостью.
«Как приятно снова чувствовать его руки!» – подумала Алана, но тут рассудок вернулся к ней, и она вспомнила, где они находятся. Для воссоединения влюбленных едва ли подходила скамейка в саду средь бела дня. Тихо застонав от разочарования, она слегка оттолкнула Грегора от себя. По тому, что она прочла в его взгляде, Алана могла с уверенностью сказать о чувствах любимого. Она впитывала в себя его желание, возбуждающий запах его кожи, понимая, что такое возможно лишь в том случае, если мужчина испытывает к женщине если не любовь, то сильную страсть.
– Мы в саду, – сказала Алана, и хриплые нотки собственного голоса не удивили ее – так она была возбуждена.
– Да, – согласился он и, еще не вполне придя в себя, огляделся вокруг.
– И сейчас разгар дня.
– Да.
– И я слышу голоса твоих братьев, они тренируются на площадке в нескольких ярдах отсюда.
– Бастарды.
Алана тихонько засмеялась, и Грегор невольно ухмыльнулся. Он покачал головой и зашнуровал ее корсет с таким глубоким вздохом сожаления, что она расхохоталась. Как это приятно – снова услышать собственный смех, почувствовать радость от жизни! Она позволила сомнениям, страху и жалости к себе завладеть своим существом слишком надолго.
Когда он помог ей сесть и затем прижал к себе, она подумала, не сказать ли ему о ребенке. Но передумала. Еще не все было сказано и решено между ними, и она не хотела, чтобы он совершил поступок, к которому не был пока готов: Нет, не станет она выдавать ему свою тайну раньше времени, подумала Алана и усмехнулась своим мыслям.
Грегор нежно гладил ее по щеке, радуясь тому, что глаза ее зажглись прежним светом. Не важно, какие думы терзали ее, сейчас всем их горестям пришел конец. Можно сказать, что он просто топтался на месте, пока она боролась со своими сомнениями. А вот теперь можно начать ухаживать за ней по- настоящему.
Внезапно он почувствовал себя почти застенчивым юношей. Не так уж трудно было произносить комплименты и дарить ей всякие пустячки ради того, чтобы загладить вину. Но теперь этого недостаточно. Теперь надо сказать о своих чувствах, говорить о будущем и о тысячах других вещей, о которых он никогда прежде с женщинами не говорил. И нужные слова застряли во внезапно пересохшем горле.
