— Деньги всегда остаются всего лишь деньгами. Но мне не все равно, что ты обо мне думаешь. — Эштон откашлялся. — Мне не все равно, каким ты меня видишь. Я больше не хочу быть в твоих глазах жалким охотником за приданым. При мысли о том, что я ищу богатую невесту, мне всегда становилось не по себе. Когда же я встретил тебя, мне стало ужасно стыдно. Потом ты сожгла те векселя — и с моих плеч словно гора свалилась. Но уже через несколько секунд мне стало ясно, что я в долгу перед тобой, и тогда… Тогда я понял, что должен что-то предпринять.
— Привести в порядок кое-какие дела? Кажется, именно так ты выразился.
— Да. Я решил расплатиться с оставшимися долгами и найти деньги, чтобы отдать тебе за те векселя.
— Но я не хочу, чтобы ты расплачивался со мной за долги своего отца. Это был мой подарок тебе. Из- за этих векселей ты связался с Клариссой и Чарлзом, и я хотела, чтобы ты наконец почувствовал себя свободным. И уж конечно, я не хотела повязать тебя этими долгами.
Эштон шагнул к Пенелопе и положил ладони ей на плечи.
— Теперь я это знаю. Всего несколько минут назад я еще собирался отдать тебе долг, но друзья вразумили меня. Иногда надо просто уметь принять подарок. — Он прикоснулся губами к ее губам. — Спасибо тебе, Пенелопа.
— Пожалуйста. Значит, все дело было в них? В векселях?
— Нет, не только. Я сделал кое-какие инвестиции и ждал результатов. И результаты превзошли все ожидания. — Он улыбнулся. — Теперь я богат.
— Тогда тебе не нужна богатая невеста.
— Да, верно, мне не нужна богатая невеста, но мне нужна ты. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я знаю, что ты не вполне меня понимаешь, но мне хотелось освободиться от долгов и хоть что-то положить себе в карман, прежде чем сделать тебе предложение.
— Тетя Олимпия так мне и объяснила. И меня это объяснение озадачило. Я не могла понять, почему ты по отношению ко мне не можешь вести себя так же, как…
— Потому что ты — другая, — перебил ее Эштон. — Во всех остальных женщинах я видел лишь приданое, не более того. Конечно, я знал, что буду хорошим мужем, верным и добрым, но полюбить тех, за кем когда-то ухаживал, я не мог. И уж конечно, у меня не было никаких чувств к Клариссе. Если бы не эти векселя, я бы давно от нее отвернулся. Но с тобой все не так. Мне казалась невыносимой сама мысль о том, что я презренный охотник за приданым. Я хотел с полным кошельком начать жизнь с женщиной, которую люблю. Хотел, чтобы весь мир знал: я выбрал ее вовсе не из-за денег, но лишь потому, что она та единственная, которая мне нужна. — Он заглянул в ее блестящие от слез глаза и с тревогой в голосе спросил: — Почему ты плачешь?
— Значит, ты любишь меня? — прошептала Пенелопа, бросаясь в его объятия.
— Да, конечно, люблю. — Он крепко обнял ее. — И я собирался прийти к тебе, вымаливать у тебя прощение, ухаживать за тобой…
— О, в том нет нужды. Я тебя прощаю. Может, я не до конца все это понимаю, поскольку мужская логика для меня остается непостижимой загадкой, но я прощаю тебя. И еще… я люблю тебя. Люблю так сильно, что не выразить словами.
— Тогда покажи мне, как ты меня любишь, Пенелопа Уэрлок, — пробормотал он, уткнувшись в ее шею.
— Дверь, — шепнула она, когда он начал расстегивать ее платье.
— Заперта.
— Какой ты самонадеянный…
— Да, ужасно самонадеянный. В следующее мгновение губы их слились в страстном поцелуе. Когда же поцелуй прервался, они направились в сторону кушетки, на ходу срывая с себя одежду. Пенелопа дрожала от желания, и по телу Эштона тоже пробегала дрожь. В тот момент, когда они упали на кушетку, на Пенелопе не осталось ничего, кроме чулок.
Эштон смотрел на нее, задыхаясь от желания, — словно пробежал без остановки много миль. Из груди Пенелопы вырвалось такое же шумное дыхание, а потом, когда он вошел в нее, она протяжно застонала. «Но почему же он делает это так медленно?!» — мысленно закричала она. Ведь ей хотелось огненной страсти, слепой и бурной, как пожар.
— Эштон, хватит играть со мной, — прошептала она, проведя ступнями по его ногам.
— Мне нравится с тобой играть. — Он не знал, сколько еще времени сможет выдержать, однако заставлял себя сдерживаться.
— Эштон, ну что же ты?
Она провела ноготками по его спине, затем по ягодицам. Он задрожал, и на лбу у него выступила испарина. Пенелопа мысленно улыбнулась и скользнула рукой к тому месту, где соединялись их тела. Эштон вздрогнул и громко застонал. Пенелопа снова коснулась пальцами его возбужденной плоти, и из груди Эштона вырвался хриплый крик. Не в силах более сдерживаться, он наконец дал ей то, что она просила — необузданную и яростную страсть. Раз за разом он яростно вонзался в нее — до тех пор пока оба не закричали в экстазе.
А когда они отдышались, Эштон спросил:
— Может, ты читала кое-что из тех книжек, про которые я тебе когда-то говорил?
Пенелопа весело засмеялась.
— Знаешь, в библиотеке Уэрлок-Хауса таких книг оказалось не так уж мало. Естественно, мне приходится их прятать, чтобы мальчики не смогли найти эти… э… пиратские сокровища.
— В самом деле? В Уэрлок-Хаусе есть неприличные книжки? — Эштон ухмыльнулся. — И ты действительно их читаешь?
— Ну… не скажу, чтобы от корки до корки. Так, пролистала кое-что. — Она густо покраснела. — Думаю, что тот, кто их писал и делал иллюстрации, имеет весьма преувеличенные представления о размерах и возможностях мужчин. Прости мне мою откровенность, Эштон, но кое-что из того, что я видела в этих книгах, просто невозможно выполнить, даже на картинки смотреть смешно.
— Согласен со всем, кроме мужских размеров. — Он засмеялся, когда она шлепнула его по плечу. — Ах, Пенелопа, я действительно тебя люблю.
Она провела губами по его губам.
— Я тоже люблю тебя. Знаешь, Эштон…
Он прижал палец к ее губам.
— И я люблю наших мальчиков. Я уже начал перестраивать крыло в Радмур-Мэноре — чтобы у каждого из них была там своя комната. — Он нахмурился, увидев слезы в ее глазах. — Ты снова собралась плакать?
— Я и раньше не плакала. Мне пылинка в глаз попала. Прикажи горничной лучше вытирать пыль.
— И еще должен сказать, что у меня остались некоторые сомнения относительно твоих родственников… От некоторых их трюков у меня мурашки по спине пробегают. А в присутствии твоего дяди Аргуса мне становится не по себе. Впрочем, меня это не пугает, так что не волнуйся. Ты ведь об этом хотела сказать, верно?
— Да, об этом. — Пенелопа провела ладонью по его щеке, — Спасибо, Эштон. И не переживай по поводу того, что твои сомнения могут меня обидеть. Меня — или кого-нибудь еще из наших. Мы прекрасно знаем, что людям иногда трудно нас понять. Одно лишь нас огорчает и всегда огорчало… Все эти перешептывания о колдунах и ведьмах за нашими спинами — вот что по-настоящему задевает.
— Меня это нисколько не удивляет. — Он провел пальцами по ее груди и с улыбкой добавил: — Я мечтаю все ночи и все дни проводить с тобой в постели, но, боюсь, моя мать захочет, чтобы ты находилась рядом с ней, пока она будет заниматься приготовлениями к свадьбе.
— И сколько времени обычно занимают эти приготовления?
— Надеюсь, что мне удастся ограничить ее тремя неделями с момента оглашения.
— А это может занять больше времени?
— Вполне. — Он заглянул ей в лицо и улыбнулся: — Торопишься?
