неприятен Мэри. Возможно, она даже чувствовала к нему отвращение.
Воспоминания о Мэри ненадолго отрезвили Джеймса. Все это – ничем не подтвержденные подозрения. Он не должен обвинять Мэри, не имея никаких доказательств. И кто знает, может быть, он все еще женат? Хотя если выяснится, что Мэри жива и в самом деле жестоко предала его, он непременно разведется с ней. Для этого понадобятся время и деньги, много денег. Но нет, Мэри мертва. Скорее всего она умерла совсем не в то время, как все считают, а гораздо позднее. Джеймс не сомневался, что предчувствия не обманули Аннору. Он воспитывался кланом Мюрреев, среди которых было много людей, обладающих «даром». Поэтому ему нетрудно было понять, о чем идет речь, когда Аннора упомянула о своих видениях.
Джеймс сгорал от желания. Он знал, что то, что сейчас испытывал, нельзя было объяснить многолетним воздержанием. Джеймс хотел только одну женщину – Аннору. Он не мог смотреть ни на одну из служанок, которые были не прочь с ним переспать и с которыми он мог бы удовлетворить свое вожделение, если бы пожелал этого. Джеймс мог бы даже сохранить свое инкогнито, занимаясь с одной из них любовью в полной темноте. Но ему хотелось отдать весь свой жар нерастраченных чувств только ей одной – Анноре. Если она не отвергнет его окончательно, он намерен сделать ее своей здесь и сейчас.
– Я хотел бы, чтобы вы называли меня моим настоящим именем с первого дня нашего знакомства, – ласково проговорил Джеймс, нежно покусывая мочку ее уха.
– Нам не надо этого делать, – неуверенно проговорила Аннора, дрожа от желания, которое овладевало ею все больше и больше. – Мне не надо этого делать, – поправилась она.
– Нет, надо. Вы прекрасно знаете, что сами этого хотите.
– Не всегда разумно следовать своим желаниям. Это может иметь дурные последствия.
– Что дурного в том, что мы предадимся страсти, которая неудержимо влечет нас друг к другу? Какие у этого могут быть дурные последствия?
– Я сама являюсь последствием подобного опрометчивого поведения, – грустно проговорила Аннора.
– Ах, милая моя! Вы не последствие, вы бесценный дар Божий, Божье благословение. Не повторяйте слова, сказанные глупцами. – Джеймс начал развязывать завязки на ее платье, радуясь тому, что Аннора не останавливает его.
– Не забывайте, что те, кого вы называете глупцами, цитируют церковные постулаты.
– Служители церкви – тоже люди, милая. Да, многих привели в церковь истинное призвание и глубокая вера. Также немало священников, которых направили в церковь их родители, и они работают там не ради служения Господу, а для того, чтобы добыть себе средства на жизнь. А есть и такие, которых ввергла в искушение жажда власти.
– Ересь, – сказала Аннора и широко улыбнулась. Она отдавала себе отчет, что от ее колебаний скоро не останется и следа. В голове у нее промелькнула мысль о том, что, наверное, ее мать переживала похожие противоречивые чувства, когда у нее появился возлюбленный. Вероятно, она тоже сходила с ума от желания, не хотела упускать удачу в лице красавца мужчины, который заставил биться ее сердце быстрее. В отличие от своей матери Аннора была уверена, что ее мужчина ни за что не отвернется от собственного ребенка. Это было бы уже слишком. Она этого не переживет.
– У вас на самом деле нет одного глаза? – осторожно спросила Аннора Джеймса, трогая повязку у него на лице.
– Бог с вами! Оба моих глаза целы и невредимы. Я просто забыл снять эту проклятую повязку, – воскликнул Джеймс и сдернул повязку с лица. – Мне всегда твердили, что у меня глаза такого приметного зеленого цвета, что их ни с какими другими не спутаешь. Я боялся, что такие запоминающиеся глаза меня выдадут, и надел повязку для маскировки.
– Да, такие глаза забыть невозможно, – вздохнув, согласилась Аннора и поцеловала Джеймса в краешек глаза, который он так долго прятал ото всех. – У вас очень красивые глаза.
Джеймс покраснел от смущения. Давненько его так не трогали женские комплименты. А он без ложной скромности мог сказать, что слышал их немало за свою жизнь. Однако Джеймс чувствовал, что каждое сказанное Аннорой слово искренне и идет из самого сердца. Это не часть любовной игры. Похвала Анноры была приятна и льстила ему. Узнав, что Анноре нравится то, как он выглядит, Джеймс чувствовал себя таким же довольным и гордым, как петух в курятнике.
Опасаясь, что сейчас может сказать какую-нибудь глупость, он поцеловал Аннору. Джеймс снова ощущал себя неопытным юношей, не на шутку распалившимся и изнемогающим от желания. Он не знал, что именно решило исход ее внутренней борьбы. Ведь всего минуту назад Джеймс видел, что Аннору одолевают сомнения. У него и в мыслях не было спрашивать ее о том, что явилось причиной происшедшей с ней перемены. А то, чего доброго, он снова даст Анноре повод для сомнений. А Джеймс больше всего боялся, что Аннора ему откажет. Он хотел, чтобы она ни о чем не думала, а просто отдалась своим ощущениям.
Изо всех сил стараясь ошеломить Аннору своими поцелуями, Джеймс начал ее раздевать, стараясь не делать это слишком поспешно, чтобы не испугать девушку. Хотя на самом деле ему хотелось поскорее сорвать с Анноры все, что на ней было надето. Он хотел ощущать ее плоть, любоваться ею, гладить и ласкать.
Сняв с Анноры остатки одежды, Джеймс не мог отвести взгляд от ее обнаженного тела. Он смотрел на Аннору так, словно хотел запомнить каждый ее изгиб. У нее были роскошные полные груди, тонкая талия и округлые бедра. Несмотря на то что Аннора была стройной, у нее был и округлости, ласкавшие взгляд. Темный мысок скрывал ее лоно. Ее соски были темно-розовыми. Атласная кожа кремового оттенка приковывала взгляд Джеймса.
Джеймс посмотрел на лицо Анноры. Ее щеки покрывал стыдливый румянец. Увидев смущение и робость у нее в глазах, он насторожился: этот взгляд слишком сильно напоминал ему Мэри. Он чаще всего означал, что Джеймсу будет отказано в женской ласке и теплоте. Испугавшись, что ее желание того и гляди иссякнет, Джеймс поцеловал Аннору. В этот поцелуй он вложил все свое отчаяние, внезапно охватившее его. Он целовал ее до тех пор, пока Аннора не стала отвечать ему с удвоенной страстью, и тогда его страх прошел.
Когда Джеймс, как безумный, уставился на ее тело, Аннора была готова сгореть от стыда. Никто до этого не видел ее совершенно нагой, как сейчас, – ни мужчина, ни женщина. И чем дольше Джеймс смотрел на Аннору – ничего не говоря и ничего не предпринимая, – тем сильнее в ней возрастала уверенность в том, что увиденное разочаровало Джеймса. Когда он наконец поднял на нее глаза, Аннора ожидала, что он ей что-нибудь скажет. Она внутренне сжалась, приготовившись услышать неискренний дежурный
