приливом.
Он бросил беглый взгляд в сторону мыса, сразу за которым начиналось открытое море. Губы его невольно сжались, ибо зрелище и в самом деле было удручающим. Огромный гранитный утес возвышался во всем своем мрачном величии, и Гарет без труда мог себе представить, как беспомощное судно было выброшено волнами прямо на острые камни под ним. Даже сейчас набегавшие волны с грохотом разбивались о прибрежные валуны, поднимая в воздух мириады мелких брызг и образуя водовороты белой пены у подножия скал, которые сами по себе представляли смертельную опасность.
Джиллиан внимательно следила за ним.
– Ты что-нибудь вспомнил? – осведомилась она чуть слышно.
Он покачал головой, выругавшись себе под нос. Все, что привело его на борт злополучного судна, было напрочь позабыто. Вопросы, не дававшие ему покоя, повторялись в голове бессчетное число раз, словно эхо в пустом колодце. Тело его постепенно выздоравливало, однако этого нельзя было сказать о рассудке.
Время от времени в уме его проносилась вереница беспорядочных образов, однако все это было слишком мимолетно. Они исчезали так быстро, что он не успевал этого осознать – замок с двумя башнями-близнецами, вздымавшимися к небу во всем своем грозном величии, опушка густого зеленого леса… Однако таких замков в стране имелось множество, и Англия была в те времена почти сплошь покрыта лесами.
Кроме того, Джиллиан была уверена в том, что он видел во сне женщину из своего прошлого – женщину, чьи волосы напоминали солнце в ясный летний день. Он, кажется, даже говорил о том, как ему ее не хватало. Сколько раз он отчаянно пытался припомнить хоть что-нибудь – лицо, фигуру, но видел перед собой лишь лицо Джиллиан с тонкими изящными чертами, оттененное густыми волнистыми прядями волос цвета самой темной полночи. Ему оставалось лишь согласиться с тем, что она была права и та женщина действительно существовала только в его снах.
«Я Гарет. Гарет…» Снова и снова он пытался поймать ускользавшее от него ощущение, что за этими словами стоит нечто большее и что он находится сейчас на грани чего-то очень важного. Чего-то решающего, о чем он должен помнить и что даст ему ключ к тайне его прошлого.
– А остальные? – спросил он. – Сколько их было?
– Пять человек.
Кто они такие? – спрашивал себя Гарет. Капитан? Команда судна? Друзья? Здравый смысл боролся в нем с невольным чувством вины. Он сожалел об их трагическом конце, однако вряд ли ему стоило мучиться угрызениями совести. Ибо, Бог свидетель, он был искренне рад тому, что сам не разделил их судьбу. Ему, уцелевшему после крушения, безмерно повезло. Ему безмерно повезло, что он выжил. Но больше всего он радовался тому, что все худшее осталось позади. Сколько счастья может порой доставить человеку одно простое ощущение жизни!
– И где их тела?
– Брат Болдрик позаботился о том, чтобы их предали земле на погосте у местной церкви.
Он кивнул:
– Стало быть, их похоронили как подобает. Это хорошо.
– Да. Это очень важно – быть погребенным по-христиански…
В ее голосе появился едва уловимый налет горечи, взгляд омрачился, словно на лицо ее набежала тень. И снова Гарету показалось, что существовало нечто такое, о чем она ему не сказала и не собиралась с ним делиться.
«Порой мне кажется, что лучше обо всем забыть».
Что она имела тогда в виду? Может быть, Озгуда? Пожитки ее были скудными – он уже успел заметить, что у нее имелось всего два платья. Однако он не мог отделаться от ощущения, что ее одежда до странности не соответствовала убогой обстановке хижины. Брат Болдрик утверждал, что привез ее сюда, дабы залечить ее душевные раны. Но что, если за этим крылась совсем другая причина?
Его беспокоило также и то, что она задавалась вопросом, можно ли было считать его человеком чести и долга. Она почти боялась его… Но ведь он не давал ей никакого повода для опасений. Никакого повода не доверять ему.
«Никакого повода?» – поддразнил он сам себя. Она была одинокой женщиной, а он – мужчиной, который был выброшен на берег, не имея при себе ничего, кроме одежды, превратившейся в лохмотья! Человеком, который понятия не имел ни о том, откуда он пришел, ни о том, куда и зачем направлялся. Да, пожалуй, у нее и впрямь не было повода для доверия!
Однако Гарет хотел, чтобы Джиллиан доверилась ему. Он надеялся, что она поведает ему о своей тревоге. И поэтому терпеливо ждал, надеясь услышать хоть какое-то объяснение. Однако его не последовало, и Гарет не стал настаивать.
Они покинули этот печальный берег. Чем дальше, тем меньше чувствовалась ярость холодного зимнего ветра, голубое небо над головами было усеяно пушистыми белыми облачками. Гарет направился к поваленному стволу дерева и, опустившись на его поросшую мхом и папоротником поверхность, огляделся по сторонам.
Он глубоко вздохнул, набирая в легкие свежего воздуха. Солнечный свет развеял дымку утреннего тумана, кролики шныряли взад и вперед среди высокой травы. Звонкий щебет жаворонка наполнял воздух, словно напоминание о более теплых днях. Место было очень красивым, и Гарет уж представлял себе, какое здесь все будет летом, когда поляна покроется пестрыми цветами – розовыми, пурпурными и ярко-желтыми.
Джиллиан не стала садиться. Гарет не был этим особенно удивлен: все последнее время она держалась с ним крайне отстраненно, и даже просто встречаться взглядом казалось ей почти невыносимым испытанием. Он понимал, что все дело было в поцелуе, которого он сам не помнил – и, возможно, именно о потере этого воспоминания он сожалел больше всего! Ни разу между ними не заходило речи о том ночном происшествии, однако оно не было забыто окончательно. О да, наверняка она прилагала неимоверные усилия, чтобы не вспоминать об этом…
Боже милостивый, он не в состоянии был думать ни о чем другом!
– Джиллиан? Ответа не последовало.
– Джиллиан? – повторил он.
Он нахмурился, размышляя над причиной ее молчания. Неужели она решила не обращать на него внимания?
Говоря по правде, у Джиллиан не было подобного намерения. Однако ее домик был слишком маленький для двоих, и находиться вместе с Гаретом в столь тесном пространстве после того, что между ними произошло, казалось выше ее сил. Ей чудилось, что стоит ей только обернуться, как он тут же окажется за ее спиной:., перед ней… рядом с ней! Ему, такому высокому и широкоплечему, приходилось нагибаться каждый раз, когда он переступал порог. Ей было странно видеть его стоящим на ногах, полным жизненных сил и неотразимо мужественным, даже несмотря на легкую хромоту. Она до сих пор не могла забыть его объятий, пылких ласк, горячих губ, слившихся с ее собственными. Для нее не имело значения, что он ничего этого не помнил. Самой ей никогда этого не забыть… Уж лучше бы он оставался лежать неподвижным и беспомощным в постели!
– Джиллиан!
Голова ее тут же повернулась на голос.
– Джиллиан!
На сей раз в нем звучал настойчивый призыв. Подобрав юбки, Джиллиан бросилась к Гарету.
Он лежал на боку, голова его покоилась на вытянутой руке. Сердце ее чуть не выскочило из груди. Она опустилась рядом с ним на колени.
– Гарет! Ах, я так и знала! Я же говорила, что тебе еще рано…
Не дав договорить, теплые губы приникли к ней поцелуем. Сильные руки сжали ее в объятиях, и она оказалась полностью во власти этого мужчины.
Когда он приподнял голову, она сердито взглянула на него, стараясь не замечать странной тяжести внизу живота.
Он напугал ее – и теперь у него еще хватало дерзости быть таким самодовольным!
– Что ты о себе возомнил?! – вскричала она. – Думаешь, ты имеешь право вести себя со мной вольно, если один раз поцеловал?
– Дважды, – напомнил он ей.
От злости она заколотила его кулачками, готовая сурово отчитать за дерзость. Однако этого так и не произошло, потому что его губы снова накрыли ее собственные. Он запустил пальцы в ее волосы, удерживая ее и заставляя покориться своей воле. Он не дал ей ни малейшей возможности высвободиться, а Джиллиан не могла найти в себе сил для сопротивления. Впрочем, в его поцелуе не было ничего похожего на насилие – скорее, нежная настойчивость, полная соблазна и пылкой страсти, от которой по всему ее телу побежали язычки пламени.
Когда он наконец выпустил ее, Джиллиан вся дрожала. Гарет провел кончиком пальца по линии ее губ.
– А теперь трижды, – прошептал он.
Не так-то просто оказалось собраться с духом и встретить его взгляд.
– Вы смеетесь надо мной, сэр? – спросила она совершенно серьезно.
– Ни смеяться над вами, ни тем более обижать вас не входило в мои намерения, миледи.
Уголки его губ слегка приподнялись, выражая ленивое удовлетворение. Джиллиан опустила голову, сожалея о том, что не может хотя бы прикинуться разгневанной. Смущенная и растерянная, она боялась смотреть ему в глаза. Вероятно, для него такая шутливая игра уже стала привычным делом, но только не для нее.
Его палец между тем убрал ей за ухо непокорную прядь волос.
– Откуда столько робости, о прекрасная дева?
Дева. Он назвал ее девой. Но только в шутку. Только в шутку…
– Ты смущена тем, что поцеловала мужчину, который не является твоим мужем? Или потому, что тебе приходится делить постель с посторонним? В этом нет нужды, Джиллиан. Я знаю, как тебе было одиноко, и мне достаточно было просто взглянуть на тебя, чтобы понять, сколько горя причинила тебе смерть Озгуда. Но брат Болдрик был прав. Тебя привезли сюда, чтобы исцелить твои раны.
Джиллиан была близка к отчаянию. Что бы он сказал, если бы знал, что она никогда не
