Печаль сдавила Эвелине горло, и слезы потекли у нее по щекам. Ей стало трудно дышать. Джастин обнял девушку и крепко сжал ее в своих объятиях. Если бы не сильные надежные руки Джастина, она бы, наверное, не устояла на ногах. Эвелина не могла до конца понять, чем руководствовался ее отец, веря в нее так безоговорочно, когда доверял ей столь тяжкую ношу. Ей было трудно посмотреть в глаза реальности и выбрать между необходимостью сделать все, что от нее зависит, чтобы спасти своих друзей, и своим дочерним долгом, обязывающим ее исполнить последнюю волю отца.
– Сначала мы вернем Салли и Ароласа. А затем я нейтрализую Хелдерби или кого-либо другого, прежде чем ожерелье попадет в их руки, – мрачно проговорил Джастин.
Эвелина нервно рассмеялась. Джастин с тревогой посмотрел на нее. – Что с тобой, Эвелина? Ока фыркнула и покачала головой:
– Уитон, Наполеон, Хелдерби – все эти жаждущие власти люди гоняются за какой-то женской побрякушкой! Это просто смешно!
– Однако в этом нет ничего удивительного, – раздраженно заметил мистер Таттл.
Эвелина взглянула на него, не понимая, что он хочет сказать.
Маленький лысый человечек поправил очки в золотой оправе.
– Мужчины всегда за чем-то охотятся. И не важно – ожерелье это или что-то другое. Для них главное – сам процесс достижения цели. Это дает им противоядие.
– Противоядие? От чего? – не понял Джастин.
– От этого неприятного чувства беспокойства, которое ты испытываешь, думая, что, если у тебя нет желаемого, сам по себе ты недостаточно хорош. Достижение желаемого дает ощущение собственного совершенства… – сказал он грустно, как бы размышляя вслух.
Некоторое время они стояли молча.
– Мой отец доверял мне настолько, что передал мне ожерелье на хранение. Как же я могу исполнить его последнюю волю, если сама отдам его в руки Хелдерби?
Джастин сжал ее руки в своих ладонях.
– Я убью Хелдерби и всякого, кто посмеет подобраться к ожерелью.
Эвелина ласково взъерошила его короткие волосы.
– Я ценю твой пыл, Джастин. Однако это крайне неразумно.
– А вы лучше отдайте этому Хелдерби подделку.
Эвелина удивленно взглянула на мистера Таттла.
– Отличная мысль, – поддержал Джастин. – Хелдерби никогда не видел это ожерелье. Его не видел никто. Ведь все эти годы его прятали от посторонних глаз. Поэтому пусть оно пока остается там, где оно сейчас находится – в тайнике.
– Но где мы сейчас возьмем дорогое бриллиантовое ожерелье? – спросила она. – И кто может поручиться, что, после того как он все узнает, Хелдерби не причинит вреда Салли и Анхелю?
– Мне кажется, для этого прекрасно подойдут фамильные драгоценности Баркли.
Эвелина смотрела на Джастина широко раскрытыми глазами. Его великодушие потрясло ее до глубины души.
– Твоя тетя говорила, что они находились в собственности вашей семьи на протяжении нескольких веков. Что они стоят целое состояние.
Джастин пожал плечами, избегая смотреть Эвелине в глаза.
– Они не дороже твоей свободы и безопасности твоих друзей.
Да, решение найдено. Но ничто не дается даром в этой жизни.
– Но они же предназначались для твоей невесты, – прошептала она. – Так повелось из поколения в поколение.
Наконец их взгляды встретились, и Эвелина увидела боль в глазах маркиза.
– Надо же их как-то использовать! Ведь я не собираюсь жениться, если ты отказываешься выходить за меня замуж.
Его слова поразили Эвелину. Когда она смотрела на Джастина, ей казалось, что время словно остановилось. Ей хотелось утонуть в серо-зеленом омуте его глаз. А душе хотелось парить высоко в небесах. Но страх упасть и разбиться был слишком велик.
Мистер Таттл довольно потирал руки.
– Ну что ж, в таком случае решено. Давайте найдем, этого Хелдерби и произведем обмен.
Джастин вздохнул и сказал:
– Я свяжусь с Дивейном.
Эвелине, неожиданно захотелось швырнуть отцовское письмо в огонь. Мысль о том, что Джастин ставит на карту главное достояние своей семьи, была для нее невыносима. Ради нее он готов расстаться с семейной реликвией, нарушить многовековые традиции своего рода. Он этого не заслуживает! Он достоин того, чтобы у него появилась любящая жена, которая не была бы отягощена, печальным прошлым и за которой не следовала бы неотвязная тень предательства и старых обид.
