за этой сценой.
– Как... то есть откуда вы знаете...
– Это не имеет значения. Существенно лишь то, что вы рассказываете историю о Лисистрате, вместо того чтобы читать Шекспира:
Сара перестала удивляться и с легкостью узнала отрывок из знаменитой пьесы Шекспира. Да, именно такими словами Катарина признает Петруччио своим господином и хозяином перед всеми гостями отца.
Глаза учительницы блеснули. Она уже полностью овладела собой и сделала шаг вперед, словно принимая вызов.
– Но ведь мы еще не жены. А у Шекспира есть и такие строки:
– Ах да, конечно, «Много шума из ничего». Но заметьте, даже Беатриче в конце концов изменяет свое мнение. По-моему, это ее слова:
– Но ее обманом заставили их произнести! И силой принудили принять Бенедикта – точно так же, как вы силой принуждаете нас!
– Принуждаем вас? – не сдержавшись, крикнул Гидеон. – Да вы не знаете, что такое принуждение!
Заметив, что женщины наблюдают за происходящим с нескрываемым страхом, Гидеон замолчал. Девчонка умудряется передергивать слова так, что он выглядит настоящим чудовищем!
– Вон отсюда! – вне себя от гнева, закричал капитан. – Убирайтесь немедленно, все до одной! Я буду разговаривать с мисс Уиллис наедине!
Дважды повторять не пришлось. Усталые, измученные духотой, испуганные ученицы ждали лишь команды подняться на палубу. Все бросились к лестнице. Охваченная отчаянием, Сара смотрела им вслед.
– Вернитесь! Он не может заставить вас уйти! Не имеет права!
– Простите, мисс, – виновато прошептала последняя из отступниц и, низко склонив голову, подтолкнула к лестнице детей.
Едва наступила тишина, Сара с горящими от гнева глазами набросилась на того, кто так бесцеремонно нарушил ее планы и уязвил ее гордость:
– Как вы смеете?! Никто не давал вам права врываться сюда и прогонять моих учениц! Вы... вы просто тиран!
Тот факт, что обвинение определенно содержало долю правды, вовсе не делало его менее обидным. Всего несколько шагов, и Гидеон оказался рядом с непокорной англичанкой.
– Мне уже надоело выслушивать оскорбления, Сара. Да, мы действительно захватили корабль, но разве после этого с вами хоть раз обошлись плохо, неуважительно? Били? Насиловали? Запирали в каюте?
– Нет, но все это вопрос времени! Вчера вы уже применили силу!
Сара тут же пожалела о сказанном. О вчерашнем поцелуе следовало забыть навсегда.
Гидеон мгновенно напрягся – настолько, что шрам на щеке побелел и стал сильнее заметен на загорелой коже. Подойдя к ней вплотную, он крепко сжал тоненькую талию – с такой силой, что Саре пришлось забыть о независимости и гордости.
– Так что же произошло вчера? Я нескромно навязал вам свое внимание, свои ласки? Я вас целовал, а вы покорно терпели мои дерзкие, бесстыдные поцелуи? Странно, но мне вчерашние события вспоминаются немного иначе.
Теперь уже пират не кричал, даже не говорил, он шептал – и от этого слова казались куда весомее, значительнее, серьезнее.
– Я хорошо помню, как ваши губы раскрылись навстречу моим. Как страстно вы прижимали к себе мою голову. Большинство женщин несколько иначе реагируют на насилие.
Да, негодяй безжалостно отхлестал непокорную ее же собственной слабостью. Сара отчаянно уперлась кулачками в широкую грудь, но пират с силой прижал ее к себе, заставив мгновенно ощутить сильное, мускулистое тело.
– Вы понятия не имеете о насилии. Может быть, пришло время показать, что это такое?
– Не-ет, – попыталась возразить Сара, однако горячие губы не позволили протестовать.
Поцелуй получился жадным и беспощадным, а объятие едва не лишило ее сознания. Все попытки освободиться оказались напрасными. Сразив жертву огненным взглядом, разбойник легко ее приподнял и посадил на высокий сундук. Сжав запястья, завел руки за спину и, крепко удерживая их одной рукой, другой обнял за шею, чтобы целовать еще и еще.
В этих поцелуях не было нежности. Они должны были послужить наказанием, вызвать обиду и ненависть. Так и случилось. Сара ненавидела его в этот момент.
– Вот что такое насилие, милая девочка, – почти прорычал пират.
И вдруг выражение его лица стало мягче. В голосе прозвучали ласковые нотки.
– Я вас не виню. Мне и самому не по душе насилие.
Его глаза впитывали каждую черточку, каждую тень ее лица. Гидеон нежно провел пальцами по тонкой белой шее.
– Куда больше мне нравится обнимать вас такой, какой вы были вчера: мягкой, податливой, очаровательной.
Он не отрывал взгляд от ее губ. От этого магического взгляда по спине у Сары побежали мурашки. Усилием воли Сара поборола предательское чувство.
– Вы вообще не имеете права меня обнимать.
– Неужели? – На его губах заиграла снисходительная улыбка. Гидеон склонил голову, и Сара приготовилась отразить еще один безжалостный поцелуй. Однако он прижался губами к мягко проступающей на шее голубоватой пульсирующей жилке.
Сейчас губы оказались теплыми и удивительно мягкими – совсем не такими, какими были всего несколько мгновений назад. Сара изо всех сил старалась не поддаваться искушению, однако не могла унять дрожь. Чувства захлестывали и уносили на гребне волны.
Слегка отстранившись, Гидеон взглянул на ее дрожащие губы и властно накрыл их своими.
Сопротивляться у Сары не было сил. Даже морские волны подчинялись воле этого дьявола: они раскачивали корабль так, что, сидя на сундуке, Сара то и дело прижималась к груди искусителя. А тем временем его язык смело ласкал ее рот, каждое прикосновение отдавалось дрожью в коленях, странным ноющим чувством в животе и ниже...
Господи, никто никогда не дарил ей таких восхитительных ощущений.
К тому моменту, когда его рука скользнула вниз по шее, по ключице и остановилась на груди, Сара изогнулась навстречу поцелую.
Гидеон мгновенно ощутил перемену настроения. Да и можно ли было ошибиться? Маленькие кулачки разжались, и руки уже не отталкивали, сопротивляясь ласке, а сами проникли под кожаную жилетку и обняли за талию. Черт возьми, она восхитительна в своей непредсказуемости! Почему она не возненавидела его за жестокость первых поцелуев? Сам он презирал себя за грубость – настолько, что счел необходимым целовать ее снова и снова, чтобы доказать, что он вовсе не чудовище, как это может показаться.
Сейчас он не мог думать ни о чем, кроме нежных прикосновений и ласк. Тело принимало решение самостоятельно, без участия разума.
Сара отвечала так невинно, так просто, так... обаятельно и прелестно. Хотелось сорвать скрывающую очарование одежду, положить малышку на одну из множества подстилок и забыться в наслаждении. Гидеон застонал. Он должен взять себя в руки, действовать осознанно, чтобы доказать, что такое сила и чем она отличается от взаимной удовлетворенности. Лишь после этого можно будет выпустить заносчивую мисс на свободу.
Но все это потом, после того как он прикоснется к каждой клеточке восхитительного юного тела.
Ткань, разделявшая ладонь и вожделенную грудь, раздражала. Гидеон развязал кружевную манишку, скромно прикрывавшую и без того неглубокий вырез муслинового платья. Сара отстранилась и удивленно взглянула на него. Едва докучливая манишка полетела на пол, он начал ласкать нежную грудь, с некоторой опаской ожидая реакции.
Однако Сара сидела неподвижно на сундуке, только взгляд у нее был испуганный. Осмелев, Гидеон проник в корсаж.
– Вы не должны так... так прикасаться ко мне, – едва слышно выдохнула Сара, хотя нежная изюминка соска приняла ласку и стала твердой как камешек.
– Не должен. – Медленными чувственными движениями он продолжал дарить наслаждение, наслаждаясь сам. – Но ты же хочешь этого, правда? Хочешь этих ласк. – Гидеон готов был во что бы то ни стало добиться признания. Чтобы она не могла потом обвинить его в излишней настойчивости.
Сара отвернулась, пытаясь скрыть лицо, однако не остановила руку и даже не отстранилась.
– Я не... то есть... я не хочу... я... мне...
Гидеон снова накрыл губами нерешительные губы и проник языком в горячую влагу рта так, как хотел бы проникнуть в святая святых. Прижав к себе миниатюрную фигурку, расстегнул крючки на спине и немного спустил с плеч рукава платья. Потом нетерпеливо развязал тесемки рубашки и сдернул платье почти до талии, наконец-то обнажив волшебные жемчужины.
Сара негромко застонала и зашевелилась, однако не отстранилась и не
