хотите, – заговорил он сдержанно и совершенно спокойно, – я сам передам письмо моему кузену. Это самое малое, что я могу для Вас сделать.
– О нет, самое малое вы уже сделали, – колко заметила Амелия, помахивая перед ним измятым и испачканным конвертом. – Я считаю, что будет безопаснее, если я сама исполню то, ради чего сюда пришла, и оставлю письмо в комнате у лорда Кирквуда. Пока вы не открыли по мне огонь за то, что я пробралась сюда.
Ее остроумные и смелые замечания до странности не вязались с обликом перепуганной глупышки, в каком она ему явилась вначале. Но в конце концов, подобная взбалмошность и переменчивость вполне типичны для таких женщин – богатых и со связями. Ему следовало об этом помнить, он и сам был взращен и воспитан женщиной подобного рода.
Воспоминание окрасило его юмор в мрачные тона, когда он проговорил с усмешкой:
– Не беспокойтесь, леди Амелия, несколько пятнышек грязи не повлияют на интерес моего кузена к вашему солидному приданому.
– Это послание не мое, а моей подруги, – возразила она. – Ладно. – Уинтер театральным жестом распахнул дверь в комнату двоюродного брата. – Войдите и оставьте письмо «вашей подруги». – Он с нажимом произнес последние слова. – Я подожду вас здесь.
Стоя в дверях, Лукас посторонился, пропуская Амелию в комнату, и при этом уловил запах ее волос. И запах этот ему о чем-то напомнил. Жимолость. Ею пахло мыло, которое предпочитали дамы в городе, где он рос, в штате Виргиния, пока отец не перевез семью в Балтимор.
Слабый запах родного дома растрогал его. Уинтер более двух лет охотился за Теодором и Дороти Фрайер. В то время как другие моряки вернулись по домам и радовались миру и покою, у него не было ни мира, ни покоя. Из-за Фрайеров он был вынужден теперь приехать в страну, которую ненавидел. И это он тоже поставит им в счет, когда до них доберется.
Леди Амелия показалась в дверях, и Лукас посторонился, чтобы она могла выйти и сама закрыть за собой дверь. Ему не хотелось еще раз вдохнуть ее запах, напоминающий о родном доме... и к тому же ощутить, как сильно она привлекательна.
Но, к его неудовольствию, она вместо того, чтобы поспешно удалиться, остановилась прямо перед ним.
– Благодарю вас за то, что вы позволили мне выполнить мою задачу. И я была бы еще более вам признательна, сэр, если бы вы не... Я хочу сказать, что если кто-нибудь узнает о моем...
– Вы предпочли бы, чтобы эта стычка осталась между нами?
Глаза цвета темного шоколада встретились с его глазами.
– Это было бы очень хорошо, благодарю вас.
Итак, леди просит об одолжении? Этим стоит воспользоваться.
– Не спешите благодарить меня, мэм. Я хотел бы получить от вас еще кое- что.
Она насторожилась:
– Что же?
Задать ей прямой вопрос было бы опрометчиво, это может пробудить у леди Плум подозрения, а Лукасу вовсе нежелательно, чтобы она обеспокоила свою мачеху. Гораздо разумнее воспользоваться возможностью поближе познакомиться с ней и выведать необходимые сведения, так сказать, мимоходом, в приватном порядке.
– Я хочу получить вальс.
– Вальс?
– Нуда. Мужчина берет руку дамы в свою, а другую руку кладет...
– Я знаю, что такое вальс, – сухо произнесла она.
– В таком случае я прошу об одном этом в обмен на мое молчание.
Она прищурилась и ответила с откровенно игривой улыбкой:
– А ведь вы попросту меня шантажируете, майор, не правда ли?
– Пожалуй, что и так, леди Амелия.
– Но ведь это нехорошо с вашей стороны.
– Я солдат, мэм, а не придворный кавалер. Приходится пользоваться удобным случаем, чтобы получить желаемое. – Он окинул Амелию взглядом. – А нынче вечером я желал бы протанцевать с вами вальс.
Амелия с притворной скромностью потупила взор:
– Если так, то я не вправе отказать.
Она быстро повернулась, и подол ее платья со всеми пышными оборками взметнулся вверх, на мгновение приоткрыв очаровательные линии. Майор замер. Когда же он в последний раз спал с женщиной? Кажется, это было в Париже. Но вульгарно нарумяненные щеки французской шлюхи и ее немытое тело не имели ни малейшего сходства с изяществом и прелестью надушенного создания, которое плавной поступью удалялось от него по коридору.
Он не мог отвести глаз от Амелии. Боже милостивый, от одной ее походки у мужчин должна разгораться кровь. Он это заметил еще в бальном зале.
Но прежде чем кровь остыла в его собственных жилах, Амелия обернулась и проговорила с улыбкой, которая осветила все ее лицо:
– Да будет вам известно, майор Уинтер, что я с удовольствием протанцевала бы с вами без всякого шантажа.
Бросив эту фразу, она вступила на черную лестницу и через минуту исчезла.
Майор в полной растерянности продолжал смотреть ей вслед. Надо же, какова штучка! Сначала его кузен, потом он сам... Право, стоило бы призадуматься, нет ли здесь какого умысла...
Уинтер нахмурил брови. Черт возьми, ведь она могла побывать у него в комнате!
Он поспешно вошел к себе и внимательно все осмотрел. Пригляделся даже к ковру – не упало ли на него что-нибудь, принюхался к воздуху в комнате. Все было на месте, ничего подозрительного. Бумаги лежат в том порядке, в каком он их оставил. Вроде бы пахнет жимолостью, но с уверенностью сказать это нельзя, потому что кругом расставлены вазы с цветами. Слуги Кирквуда, должно быть, считают его таким же жеманным шутом, как все эти англичане.
Он сомневался и в том, что светская дама позволила себе войти сюда. Леди Амелия могла быть достаточно смелой, чтобы оставить письмо на подушке у своего поклонника, но не стала бы обыскивать комнату незнакомца. Поскольку она не знала истинной причины его приезда в Англию, – а она этого явно не знала! – она сюда бы не заглянула.
Она просто кокетлива. Этим можно воспользоваться. Если леди жаждет приключения, он готов к ее услугам. Таким образом легче всего выведать нужные сведения у молодой девушки.
Но это лишь в том случае, если он сможет заниматься флиртом, будучи в трудном положении. Проклятые красные мундиры, вечно они ему мешают. Война кончена, а им все неймется, они продолжают ему досаждать.
Ладно. Пусть только попробуют его тронуть. А если такое случится...
Уинтер достал из выдвижного ящика кинжал. Его в первую очередь следует держать при себе.
Спрятав кинжал в складках широкого матерчатого пояса, Лукас вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице. Не успел он еще дойти до низа, как перед ним возникли два пьяных английских солдата в красных мундирах.
– Джентльмены, – произнес Уинтер с коротким кивком в виде приветствия.
Он спустился еще на пару ступенек, но они преградили ему путь. Ощутив давно знакомую вспышку гнева, Лукас невольно дотронулся до пояса в том месте, где был спрятан кинжал, но попытался овладеть собой. «Спокойствие, ведь перед тобой всего-навсего два подвыпивших глупца». Гнев, однако, не унимался.
Один из юнцов подтолкнул другого:
– Погляди-ка, кто перед нами! Это один из тех американских дикарей, которые удирали от нас под Бладенсбургом, когда мы сожгли дотла и сровняли с землей их ничтожную столицу.
Не стоило им упоминать о том сражении. Американское ополчение действительно спасалось бегством от британцев – но не морская гвардия!
– Вы ошиблись, сэр. – Лукас продолжал бороться с собственной яростью. – Я один из тех дикарей, что выстояли под знаменами коммодора Барни. – Он не удержался от пренебрежительной усмешки. – Впрочем, откуда вам, зеленым парнишкам, знать об этом? Вы скорее всего прятались где-нибудь в казармах.
Он знал, что ударил по больному месту: оба парня побагровели от злости.
– А теперь позвольте-ка...
Он плечом оттер их в сторону. Один из солдат схватил Уинтера за правую руку:
– Слушай, ты, наглый янки...
Руководимый инстинктом, выработанным годами сражений, Уинтер левой рукой выхватил из-за пояса кинжал и прижал его острие к ребрам солдата.
– Если не хочешь получить удар в живот, лучше отпусти меня немедля!
Второй солдат дохнул на него перегаром. Лукас, протянув правую руку поверх левой, стиснул ему горло.
– Двое на одного – это для меня пустяки! – Он крепче сжал пальцы, солдат начал задыхаться. – Был бы повод...
Но в поводе он уже не нуждался. Распаленный видом красных мундиров, он чувствовал, как глаза ему застилает черная пелена, будто он снова в душном туннеле и слышит голоса тех, кто...
– Майор Уинтер! – донесся до него сзади резкий окрик. – Сейчас же отпустите этих людей!
Понадобилась всего одна секунда, чтобы черная пелена исчезла, и еще одна, чтобы Лукас осознал, где находится. Потом он увидел сильно встревоженного Кирквуда, быстро идущего через холл.
Подавив остатки ярости, Лукас холодно улыбнулся:
– Разумеется, кузен. – Он отпустил солдата, которого держал за горло, и не без внутреннего сопротивления спрятал кинжал. Дышал Уинтер тяжело и прерывисто. – Я тут вынужден был объяснить кое-что. Но мы в конечном итоге поняли друг друга, не так ли, ребята?
Тот, кого он держал за горло, задыхаясь, упал на колени. Другой выкрикнул:
– Вы безумец, вот кто вы!
Уинтер посмотрел на него с нескрываемым презрением:
– Как я понимаю, вы будете об этом помнить. Тот в ответ прорычал:
– Кто-нибудь еще научит вас хорошим манерам!
Как бы невзначай коснувшись рукоятки кинжала, Уинтер произнес:
– Всегда готов к услугам.
– Да прекратите же, вы оба, – рассерженно проговорил Кирквуд и обратился к солдату: – Уходите, пока я не сообщил моей матери, что
