причем некоторых находил для нее сам, втайне от нее. Отправившись по делам в Новый Орлеан, он взял ее с собой, решив найти ей подходящего мужа. Сейчас он размышлял, не достиг ли намеченной цели. Развод был вполне возможен, к тому же в свое время сам дон Франсиско Альворадо выбрал Анну в невесты своему внуку и наследнику.
Когда Джинни осушила второй бокал шампанского и дон Игнасио наполнил ей третий, она почувствовала, что этот вечер доставляет ей удовольствие. Вместе с тем Джинни поняла, что ненавидит и презирает Стива и ей гораздо больше нравится дон Игнасио, без сомнения, оценивший ее по достоинству.
То, что свекор Анны увлекся его женой, отнюдь не ускользнуло от внимания Стива. Однако его удивило, почему флирт Джинни с другим мужчиной приводит его в бешенство. Уж не опасается ли он за свою честь? О нет, Джинни раздражает его с тех пор, как появилась в его жизни!
Когда они все поднялись, собираясь покинуть театр, Стив подал Джинни накидку и словно невзначай коснулся ее плеч. Ему вдруг неудержимо захотелось обнять ее, но он счел это минутной слабостью — черт подери, это сама Джинни была его слабостью, ибо лишала способности руководствоваться логикой и трезво рассуждать. Стив понял, что она ускользает от него, и повернулся к Анне, предложив ей руку. К дьяволу Джинни, ей следует преподать хороший урок! На этот раз он будет беспощаден.
Все три пары держались вместе, смешавшись с толпой людей, выходивших из театра.
Сенатор Брендон взглянул на свои золотые часы и сунул их в жилетный карман — привычный жест, которого никто не заметил бы в иной ситуации. Соня побледнела, а Джинни ощутила озноб, хотя закуталась в тяжелую шелковую шаль. Заметив это, дон Игнасио наклонился к ней и шепнул: «Вы замерзли? В моем экипаже есть меховое манто…» Она что-то рассеянно ответила. Как объяснить этому милому, любезному джентльмену, что она вздрогнула не от ветра, а от страха? Видимо, полночь близилась, ибо сенатор стал проявлять явное нетерпение, а лицо его заметно омрачилось. Боялся ли он? И что имел в виду мистер Бишоп, говоря, что дуэль не состоится?
— Смотрите, вот наш экипаж! — воскликнула Анна, игриво взглянув на Стива. — Мы поужинаем все вместе?
Когда спускались по лестнице, у Джинни с плеч соскользнула шаль, и дон Игнасио нагнулся и поднял ее. Только потом Джинни поняла, что это спасло ему жизнь, но в тот миг увидела лишь мгновенную вспышку и услышала звук выстрела.
Одни закричали, другие, онемев, застыли на месте, но через минуту все пришло в движение и началась паника. Лошади ржали и становились на дыбы, перепуганные кучера пытались их удержать, чтобы они не смяли разбегающихся в ужасе людей. Зазвучали истерические вопли:
— Это мятеж!
— Они стреляют в нас!
Джинни стояла неподвижно, все еще не понимая, что происходит, как вдруг кто-то сильно толкнул ее, и она, упав на колени, услышала раздраженный голос Стива:
— Какого черта! Ты что, совсем не соображаешь? Хочешь, чтобы и тебя пристрелили?
Пристрелили? Что он имел в виду? Кого пристрелили? Она почувствовала у себя на плечах чьи-то руки и заткнула уши, чтобы только не слышать этих беспрерывных воплей.
— Нет, нет, не-е-е-е-т! — Почему у Сони опять истерика?
Джинни попыталась встать на ноги, но дон Игнасио удержал ее.
— Нет, сеньора, пожалуйста, не смотрите! — Он был очень возбужден. — О Боже, ведь это предназначалось для меня! Если бы я в тот момент не наклонился…
— Кто?.. — крикнула она, вырываясь из его рук, но услышала незнакомый голос:
— Убили сенатора Брендона, мадам!
Глава 12
Потрясенная, Джинни онемела от ужаса. Все это напомнило ей те страшные дни, когда она была женой Ивана, но тогда от всех неприятностей ее спасал опиум. Один раз, всего один… опий не повредит, лишь бы забыться и ни о чем не думать.
Она слышала, как доктор Мэддокс сказал, что ее отец не убит, но опасно ранен и нуждается в полном покое, и что даже если он поправится, то может остаться навсегда прикованным к постели. Соню, обезумевшую от горя и раскаяния, отправили в постель, дав ей снотворное. Пораженный происшедшим, дон Игнасио объяснял, что у него много врагов на Кубе из-за симпатий к революционерам… Как странно представить себе этого воспитанного пожилого джентльмена революционером!
— У меня несколько огромных сахарных плантаций, разбросанных по всему острову. Двумя из них управляют мои сыновья; они как раз в тех провинциях, что удерживают повстанцы. Поэтому понятно… — Он развел руками.
Дон Игнасио, как человек очень практичный, смирился бы с любыми, выгодными ему властями и политиками. Но видимо, кому-то он все же мешал и кто-то хотел убрать его с дороги. Сеньор Дос Сантос не сомневался, что пуля убийцы предназначалась именно ему.
— Это уже не первый раз. Они дважды пытались убить меня еще на Кубе, и отчасти поэтому я здесь, в Новом Орлеане, а не во Флориде, где продолжаются столкновения между двумя партиями. Если бы не ваша шаль… О, как жаль, что ваш отец стоял как раз позади меня! Никого в мире я бы не хотел подвергать опасности…
— Да, конечно. Но отец выживет, я уверена в этом. Он сильный, здоровый человек, вы же слышали, что сказал доктор?
Несмотря на ужасное смятение, Джинни автоматически делала все, что нужно, разумно отвечала на вопросы всем, кроме Стива, который где-то оставил Анну, а теперь приехал сюда верхом, чтобы найти жену.
— Я хочу поговорить с тобой, Джинни, — строго сказал он.
— Мне не о чем с тобой говорить. Ты уже все объяснил. — Она попыталась вырваться, но он удержал ее.
— Джинни… черт подери, ведь и тебя могли убить! — тихо воскликнул Стив.
— Тебе этого очень хотелось? Ведь это разом решило бы все проблемы, не так ли?
— Нет. Это было бы чертовски скверно и не решило бы никаких проблем, к тому же я намерен отложить поездку на Кубу. Кроме того, я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности. Сеньор Дос Сантос, внимание которого тебе так льстит, очень опасный человек.
— Не более чем ты, правда, Стив? Во всяком случае, мне так кажется. Если это все, что ты хотел сказать, то можно считать наш разговор законченным. Я соберусь и скоро буду готова покинуть Новый Орлеан, хотя, надеюсь, ты догадываешься, что прежде я должна убедиться, что отец вне опасности.
— Тогда оставайся с отцом, полагаю, ты сможешь ухаживать за ним лучше всех. Я сам приготовлю все для твоего отъезда в Мексику и позабочусь, чтобы тебя сопровождали…
Стив повернулся и собрался уйти — он, без сомнения, торопился к Анне. Джинни, помимо своей воли, вцепилась в его руку.
— Что ты имеешь в виду? Я не хочу, чтобы ты обо мне заботился! Я сама все подготовлю и без твоей помощи. Ты ублюдок и на многое способен…
Она тут же пожалела о своих словах, но было уже поздно. Даже при тусклом желтом свете Джинни заметила, как сверкнули его глаза.
— На что это я способен? На что ты, черт побери, намекаешь? Мне следует тебя проучить, Джинни, раз и навсегда. Но прежде втолкуй себе…
Из-за полуоткрытой двери раздался жалобный голос Сони:
— Я не думала, что так случится! Откуда я знала, что он собирается убить его? О Боже, Боже!
Ее голос заглушило тихое бормотание сиделки; дверь захлопнулась, оставив Стива и Джинни в полной темноте. Разозленная Джинни пошла на ощупь к своей комнате. Конечно же, Стив сейчас отправится к Анне.
Но когда она нащупала дверную ручку, Стив, опередив Джинни, сам открыл дверь. Споткнувшись о порог, она чуть не упала, но он подхватил ее и внес в комнату.
— Ради Бога, оставь меня!
У нее перехватило дыхание, когда он повернул ее лицом к себе. Она почувствовала, как он стремительно расстегнул корсаж, обнажил груди и, не обращая внимания на ее сопротивление, впился губами в ее соски.
— Перестань, Стив! Не смей!
— Как жаль, что здесь так темно и я не вижу твоего лица, искаженного ненавистью! Я слишком хорошо помню, какой страстной любовницей ты была, прежде чем стала моей женой.
Его слова хлестали ее как плеть. Джинни задыхалась от ярости и боли. Но сейчас она действительно лицемерила и, делая вид, будто отталкивает его, тянулась к нему душой и телом. Ее губы открылись навстречу ему.
В комнате было совсем темно. Все, что произошло между ними, Джинни объясняла потом именно этой темнотой. Все, что они скрывали, вдруг прорвалось наружу,
Сорвав одежду, они прильнули друг к другу губами. Он бросил ее на ковер, и все, кроме страсти к Стиву, перестало существовать для Джинни.
Это была настоящая битва, в которой не было ни победителя, ни побежденного. Он делал с ней все, что хотел, и Джинни ликовала вместе с ним, пока наконец не вскрикнула в экстазе. Она лежала, не двигаясь, в его объятиях.
Они говорили друг другу слова любви, и все это казалось возвращением в прошлое.
Когда Джинни проснулась, Стива уже не было. Наверняка он ушел к Анне, подумала она, этого следовало ожидать. Он использовал ее, оскорбил, а она все ему позволила… Впрочем, для них это уже своего рода прощание.
«Все это ничего не значит… ничего…» — устало подумала Джинни. Она предпочла бы забыть об этом, делая вид, будто ничего не случилось. Стив держался на расстоянии, а она запирала на ночь дверь своей спальни. Если бы ему захотелось овладеть ею, Стив не задумался бы взломать эту дверь, но он этого не сделал.
Джинни провела следующие несколько дней словно во сне. Сенатор, которому продолжали давать обезболивающие, почти не приходил в себя. Доктор Мэддокс серьезно предупредил, что любое резкое движение может привести к смещению пули, а это чревато дурными последствиями. Большую часть времени Джинни проводила в комнате отца, с трудом веря тому, что этот