учительницы для нашего Теодора и других детей, но она думает, что и вправду уедет в Вену.
– Извините, – услышала она еще один голос, более низкий, и похолодела. Закери.
– Милорд, мы как раз восхищались некоторыми работами мисс Уитфелд. Оригинальные, не правда ли?
– Не столько оригинальные, сколько талантливые, – после паузы ответил Закери. – Вам известно, что этого петуха она написала, когда ей было всего четырнадцать лет?
– Но это всего-навсего петух.
– Чарлз Коллинз как-то написал лобстера, а Джон Вуттон часто писал собак. И не так хорошо, как мисс Уитфелд.
– Так вы знаток живописи?
– Я провел шесть месяцев в Париже, где учился у мастера. Но у меня нет такого врожденного таланта, как у мисс Уитфелд.
– Она написала наш с женой двойной портрет в костюмах египетских фараонов, – неохотно признался лорд Иде.
– А меня она нарисовала с моим быком-рекордистом, – более вежливым тоном вступил в разговор мистер Пауэлл.
– На вашем месте я бы сохранил эту картину, – холодно заявил Закери. – Настанет день, и она окажется в большой цене. Мистер Пауэлл, раз вы упомянули о своем быке, что вы думаете о программе разведения племенного скота, которую разработал Эдмунд Уитфелд?
Наступила пауза. Они хотели высмеять ее отца, но не посмели сделать это в присутствии Закери.
– Программе? Да у него есть всего одна корова, которой он всегда хвастается.
– Эта корова могла бы стать родоначальницей новой породы. Не хотели бы вы с лордом Идсом встретиться с нами завтра утром? Если мы хорошо заработаем, я бы предпочел, чтобы деньги пошли на благо Уилтшира, прежде чем я распространю опыт Уитфелда дальше.
Кэролайн услышала, как оба не раздумывая согласились на встречу. Потом, сообразив, что они вот-вот выйдут из-за угла, она бросилась обратно в зал. Значит, вот что думают о ней местные аристократы – она так же эксцентрична, как отец, и можно в глаза говорить ей одно, а за спиной высмеивать.
Чья-то рука легла ей на плечо.
– Кэролайн.
– О, Закери, я вышла немного подышать свеж… Он накрыл ей рот ладонью.
– Стало быть, вы слышали, что говорили эти идиоты, не так ли? – прошептал он.
Она отстранила его руку.
– Я не понимаю, о чем…
– Нет, это они не понимали, о чем говорили. Сомневаюсь, что кто-нибудь из них был когда-либо в музее или картинной галерее, а уж тем более изучал искусство. Не позволяйте их невежеству вас расстроить.
– Я не расстроилась, – солгала она. – Просто я знаю, как они иногда высмеивают моего отца. – Кэролайн не понимала, почему почувствовала потребность довериться ему. – Было немного больно узнать, что они то же самое говорят обо мне.
– По мне так пусть говорят. Вы поедете в Вену и будете смеяться над их никчемными жизнями.
– Вы гораздо лучше, чем я думала, – улыбнулась она.
– Я? – Подняв брови, он ударил себя в грудь. – Да я закоренелый соблазнитель или что-то вроде этого.
– Вовсе нет. Об этом я тоже думала.
– Вот как?
– Я думаю, что вы соблазняете женщин без всякого умысла. Просто вы так вежливы, приятны и внимательны, что они падают к вашим ногам, а вы даже не понимаете почему.
– А вы упали к моим ногам, Кэролайн?
– Я имела в виду своих сестер.
– Я так и думал. – Он наклонился и поцеловал ее. Она на секунду закрыла глаза, упиваясь ощущением тепла и мягкости его губ. Но тут заиграла музыка и вернула ее к реальности. Она толкнула его в грудь и прошипела:
– Сейчас же прекратите. Хотите, чтобы кто-нибудь нас увидел?
– Нет. Пойдемте танцевать.
– А как вы вообще оказались в этом коридоре?
– Искал вас.
Кэролайн вся отдалась во власть музыки. Впрочем, сначала она испугалась, что все увидят по выражению ее лица, как ей нравится танцевать с ним, а возможно, даже поймут, что в его объятиях она не только вальсировала. Но никто на нее не смотрел. Все взгляды – особенно женщин – были прикованы к ее кавалеру.
– Вы никогда не рассказывали, что шесть месяцев изучали искусство в Париже.
– Ничего я в Париже не изучал. То есть формально. Я это сочинил, чтобы до них лучше дошло то, о чем я говорил.
– А вы знали, что я все слышала?
– Нет.
– Значит, вы не пытались завоевать мою благодарность?
– Любовь моя, – шепнул он, прислонившись на миг лбом к ее лбу. – Я уже был внутри вас. Мне не нужна ваша благодарность.
Она сглотнула.
– Мне нужно ваше уважение, Кэролайн. Потому что я вас очень уважаю.
Ей пришлось напрячься, чтобы удержаться – ей так хотелось его поцеловать. Она закусила нижнюю губу.
– Я уважаю вас, – наконец сказала она.
– Потому что вас все еще удивляет то, что я делаю?
Закери Гриффин определенно был гораздо более проницательным, чем она думала раньше. Возможно, он прав. Она действительно ему благодарна, потому что если бы не он, у нее не было бы шанса получить место в студии месье Танберга. Но уважение? Всего несколько дней назад она сказала, что он никчемный человек. Если бы он захотел наказать ее за такое оскорбление, у него была возможность сделать это гораздо раньше, а не сейчас.
– Я удивляюсь все меньше и меньше, – созналась она.
– Это уже что-то. – По его тону она поняла, что обижен он явно не был, но особо и не радовался.
– После того как вы выполнили свое обещание, вы, очевидно, поедете в Бат, – сказала она, чтобы переменить тему. Чем скорее он уедет, тем скорее она вновь обретет равновесие. Кэролайн хотела быть с ним, но не думала продолжать отношения. Ей не нужны были осложнения.
– Мы с тетей Тремейн решили остаться еще на две недели.
У нее возникло подозрение, что он читает ее мысли, и это страшно ее обеспокоило.
– Вот как! Почему?
– А вам не терпится от нас избавиться?
– Нет, конечно. Просто… зачем оставаться в Уилтшире, если вы не обязаны этого делать?
– Есть несколько причин. Одна из них – Димидиус.
– Да, я слышала, как вы вербовали лорда Идса и мистера Пауэлла. Значит, вы серьезно?
– Более чем. Я читал заметки вашего отца о том, как он пришел к мысли вывести новую породу. Ему удалось найти нечто, над чем фермеры и скотоводы бились несколько десятилетий.
– Но ведь он просто скрестил гернзейскую корову с саутдевонским быком.
– Корова не была чисто гернзейской породы. Все обстоит сложнее. Поэтому, если только вы не попросите, чтобы я уехал, мне бы хотелось остаться и, возможно, начать осуществлять широкую программу выведения новых пород, используя опыт вашего отца. Если только вы не попросите меня уехать, – повторил Закери.
Он оставлял это на ее усмотрение. И каждая клеточка ее существа молила о том, чтобы он уехал и избавил ее от дальнейших осложнений.
