Англию в сравнении с вашей родиной? — спросила она, чтобы прервать поток цветистых излияний.
— Ах, Испания! — воскликнул он с загоревшимися глазами и принялся пространно описывать красоты своей страны, бесчисленные виллы и виноградники, уничтоженные войной.
После танца он проводил ее на веранду, где было прохладнее, и смущенно засмеялся.
— Я утомляю вас.
— Ничуть, дон Карлос. Я много наслышана об Испании и мечтаю побывать там. Возможно, теперь, когда эта ужасная война закончилась, можно будет поехать.
На смуглом лице блеснула белозубая улыбка.
— Не могу сказать, что проклинаю войну. Не захвати Наполеон Испанию, я бы не встретил вас. Как приятно познакомиться с женщиной, которая терпеливо внимает жалобам человека, терзаемого ностальгией.
«И еще приятнее, — подумала Амелия, — когда с тобой обращаются как с равной и считают умной и сострадательной! Не то что Деверелл или сэр Алекс, который теперь, после неосторожной реплики, станет всячески избегать меня!»
Но несмотря на явное обожание дона Карлоса, Амелии все больше хотелось, чтобы вечер поскорее закончился.
Ей пришлось набраться терпения. Все те же лица, та же музыка, тот же мерзкий пунш…
Было уже поздно, когда она смогла подняться к себе, скинула тесные туфельки и долго стояла у окна, глядя в сад, откуда доносилось приглушенное тявканье. Девушка улыбнулась, услышав воркование бабушки, зовущей мопсов в дом.
Ей несказанно повезло попасть под крылышко этой доброй, любящей женщины с весьма эксцентричными взглядами на жизнь. Но теперь, после возвращения графа, Амелию вновь одолела неуверенность в своем будущем. Он невзлюбил ее, ясно дал понять, что считает авантюристкой, охотницей за деньгами, «цыганской воровкой». А теперь она ухитрилась оттолкнуть сэра Алекса, единственного, если не считать дона Карлоса, с кем можно было поговорить спокойно, без ужимок, принятых в обществе.
Слава Богу, все кончено. Еще один год позади. Пожалуй, стоит подумать о будущем, несмотря на все заверения бабушки, что о ней позаботятся, что никто не выкинет на улицу дочь дражайшей Анны. Но в мире нет ничего постоянного: она слишком хорошо усвоила этот урок. А если дьявол, именуемый графом Девереллом, возьмет верх, стоит чему-нибудь случиться с бабушкой — и она очутится на улице. Страшно и мерзко подумать, что ее жизнь зависит от прихоти этого человека! Ами вдруг поняла рассуждения некоторых дам, вроде Элизабет Фрай, осуждающих ограничения, накладываемые обществом на женщин. Бабушка недавно познакомилась с ней и выяснила, что обе преследуют одни и те же цели, хотя миссис Фрай заботилась не столько о нуждах животных, сколько о социальных реформах. Однако между ними завязались приятельские отношения, вернее сказать, они друг друга понимали.
О, как ненадежна дорога, по которой она идет, и как туманно ее будущее! Временами она даже задавалась вопросом, не лучше ли было погибнуть от рук пиратов. По крайней мере спасла бы брата.
Бедный Кристиан! Он свободен от бремени жизни. Лежит в водяной могиле, на дне океана, а она, жалкая эгоистка, предается отчаянию и ропщет, не опасаясь прогневить Бога.
Нет, она будет держать голову высоко, делать все, чтобы жертва Кита не оказалась напрасной.
Но временами это бывает так трудно…
Глава 8
— А где дорогая Ами? — осведомилась леди Уинфорд, входя в гостиную в расстегнутой развевавшейся парчовой ротонде, с мопсом под мышкой. Не успел Холт поднять глаза, как на парчу полилась тонкая желтая струйка, оставив у ног графини небольшую лужицу.
— Ваш мопс только сейчас обмочился, мадам, — сообщил он, не отвечая на ее вопрос. — Позвать Люси чтобы все убрала?
— Да… о, моя бедняжка… видишь ли, она щенная.
Холт, уже протянувший руку к сонетке, замер и растерянно пробормотал:
— Прошу прощения…
— Щенная… ну, понимаешь, беременна. И не смотри на меня так! Вполне приемлемое выражение, не в обществе, разумеется, но судя по твоему виду, можно подумать, ты никогда не слышал этого слова. Глупо брезгливо поджимать губы и соблюдать идиотские приличия если учесть, чего только не проделывают люди за закрытыми дверями! Большинство моих знакомых — жалкие лицемеры: говорят одно, поступают по-другому и осуждают тех, кто имел несчастье попасться на какой-нибудь гадости, а сами втайне радуются, что удалось ускользнуть. Просто позор! Ты со мной не согласен?
Холт дернул за шнур сонетки, висевший у стены, и вернулся к бабке.
— Насколько я понял, в доме есть беременные особы женского пола: то ли Люси, то ли эта собака.
— Совершенно верно. Я слишком стара для подобных вещей. Кого ты имел в виду… ну, конечно, не Люси.
Бедняжка Софи. Смотри, она то и дело оставляет лужицы, и, очевидно, ей не по себе.
— Мне трудно судить.
— Собаки мало чем отличаются от лошадей, в которых ты так хорошо разбираешься, да и от людей тоже.
Но скажи, как на твой взгляд: ей нехорошо?
Холт неохотно присмотрелся к мопсу. Карие глаза вылезали из орбит, впрочем, как всегда. Но вот нос сухой, да и скалится она неестественно, что придает ее морде странное выражение, если так можно сказать про животное. К тому же она тяжело и неровно дышит, из пасти свисает розовая ленточка языка.
Холт забрал Софи, прижал к себе и пощупал вздутый живот, тугой, с неровными комками, натянувшими кожу.
Мопс жалобно заскулил, и леди Уинфорд сокрушенно воскликнула:
— Да она вот-вот ощенится!
— Вполне возможно. Пошлите на конюшню за Джонни. Он привык к подобным вещам.
— Сегодня он взял выходной, и я послала Трента на рынок к преподобному Бодкину, поскольку ему в такую погоду выходить не стоит. Слишком холодно, даже для ноября! Как тебе известно, он болен.
— Впервые слышу, — отозвался Холт, отдавая бабке Софи и с отвращением разглядывая мокрое пятно на жилете. — Я в жизни не встречал преподобного Бодкина.
— Ты просто забыл… впрочем, не важно. Сейчас главное — спасти Софи. Сделай что-нибудь, Холт!
— Господи, — хмуро буркнул он, — чего же вы от меня ждете?
— Того, что делается в подобных ситуациях. Кому знать, как не тебе? Лошади, охотничьи собаки…
— Может, вы не заметили, что и лошади, и борзые куда больше этих зубастых обрывков меха. И я собирался в оперу — вместе с вами, кстати, — и теперь просто нет времени нянчиться с этим противным созданием.
Но бабка с такой мольбой смотрела на него, что Холт сдался и под тихий плач Софи велел отнести собаку на кухню. Пока он устраивал мопса в корзинке, бабушка порхала рядом, утешая роженицу и всячески путаясь под ногами у внука. По всей видимости, она совершенно растерялась.
— Бабушка, вы только мешаете! Где Люси? А Бакстер?
Леди Уинфорд заломила руки.
— Люси вечно падает в обморок, глупышка этакая! А Бакстер еще хуже ее! О, почему я отпустила Джонни?! А Трент неизвестно когда вернется, и даже кухарка отправилась навестить сестру…
— Бабушка, но ведь у вас не пятеро слуг! Куда, черт побери, подевались остальные?
— Я их уволила, — призналась та, гордо вскинув подбородок. — И нечего на меня так смотреть! Пришлось экономить на всем, пока ты разыгрывал из себя героя в горах Испании!
— Кровь Христова! Если бы вы тратили те деньги, что я посылал через поверенного…
— Нет, я не одалживаюсь у человека, с которым нахожусь в ссоре, даже если это мой собственный внук.
— Вам следовало бы брать пример с мисс Кортленд.
Похоже, она не настолько щепетильна!
— Что ты имеешь в виду, Холт?
— Ничего. По-моему, первый щенок вот-вот появится.
Собака пронзительно взвизгнула, зарычала, и крошечный комочек скользнул на толстое одеяло. Он не шевелился, и леди Уинфорд испуганно вскрикнула. Софи взглянула на неподвижного малыша и с трудом привстала. Пуповина натянулась, и она снова тявкнула.
— Глупое животное… да перекуси ты ее!
Но Софи старалась подползти к хозяйке, и Холту пришлось удержать ее на месте, прежде чем она потащит за собой мертвого щенка. Холт перерезал пуповину кухонным ножом и принялся растирать маленькое создание жестким полотенцем. Бесполезно. Щенок не дышал. Холт удвоил усилия, безмолвно призывая кроху хотя бы тявкнуть. Еще несколько мгновений — и задняя лапка судорожно дернулась.
— Ну вот, глупая скотина, — пробормотал Холт, обращаясь к пыхтевшей суке, — твоя очередь.
— Господи, Холт, по-моему, он мертв!
— Ему нужно знать, что мать рядом, — объяснил он, подталкивая собаку к щенку, но она в ужасе сжалась.
— Говорю же, он мертв! — простонала леди Уинфорд.
— Вижу, бабушка. Положите Софи в корзинку.
Он снова взялся за полотенце, и собака наконец заинтересовалась его действиями: осторожно понюхала, подтолкнула носом головку и принялась облизывать новорожденного. Несколько минут спустя тот задвигался и тявкнул.
— Все в порядке, бабушка. — послышался мягкий женский голос. — Софи знает что делать.
Холт обернулся и увидел Амелию, нежно обнимавшую пожилую леди. Не глядя на него, девушка усадила леди Уинфорд на низкую скамеечку у плиты.
— Не расстраивайтесь, бабушка, все обойдется, и не отвлекайте Софи, ей нужно сосредоточиться.
Она наконец соизволила поднять ясный взор на Холта. Кружевные манжеты закрывали кисти рук, и ей пришлось засучить рукава.
— Сейчас принесу еще одну корзину, и вы застелете ее чем-нибудь мягким для щеночков. Когда родится последний, мы снова подложим их к Софи.
Леди Уинфорд молча кивнула. Когда щенок был
