другим делам, Элизабет попыталась припомнить события прошлого вечера.
Вернувшись домой от Портеров, она сразу начала готовиться ко сну. Расчесывая щеткой волосы, она заметила на шее ожерелье и сняла жемчуг как раз перед появлением Натаниеля…
Натаниелъ…
— Нет, — сказала она испуганно. — Не может быть.
Страшное подозрение зародилось у нее в душе. Натаниель пришел за деньгами. Элизабет ужаснулась своим подозрениям, но что иное она могла предположить? Натаниель оставался у нее в комнате, пока она ходила за деньгами в кабинет Моргана. «Натаниель, о Натаниель, как ты мог?»
Не прошло и десяти минут, как Элизабет, вся в напряжении и сжав губы, уже ехала в экипаже к Натаниелю. Она надеялась, что ошибается и что Натаниель не виновен в краже ожерелья. Она боялась поверить в это не потому, что жемчуг был подарком Моргана и нужно объяснить его исчезновение, ей было страшно за Натаниеля.
Экипаж едва успел остановиться перед невзрачным кирпичным домом, как Элизабет уже выскочила из него, не дожидаясь помощи Виллиса, который еще сидел на козлах. Занятая своими мыслями, Элизабет лишь мельком взглянула на высокого худого человека в коричневом котелке, который появился из ближайшего переулка.
— Ждите меня здесь, — коротко приказала она Виллису. — Я скоро вернусь.
И с грозным видом зашагала по дорожке к дому, чувствуя, как с каждой секундой в ней нарастает гнев. Она громко постучала в дверь медным молотком.
Но Натаниель не спешил появляться.
При любых иных обстоятельствах Элизабет не стала бы упорствовать и удалилась, решив, что Натаниеля нет дома. Но сейчас она еще громче застучала в дверь кулаком. Возможно, он отсыпается после вчерашних излишеств и ничего не слышит. Если так, то она его все равно разбудит. У нее к нему серьезное дело.
Не дождавшись ответа, Элизабет застучала еще сильней. Виллис некоторое время наблюдал за ней, затем сдвинул на затылок шляпу.
— Может, я помогу вам, мэм?
— Нет, благодарю вас, Виллис.
Элизабет снова повернулась к дверям и схватилась за ручку, чтобы с силой потрясти ее.
Дверь отворилась сама собой.
Значит, этот несчастный все-таки был дома! Элизабет толкнула дверь и вошла в дом.
— Натаниель! — позвала она. — Натаниель, выходите, я знаю, что вы здесь.
Ответом было полное молчание.
Нет, не совсем, какой-то звук слышался из глубины дома. Слишком сердитая, чтобы думать об осторожности, Элизабет двинулась в гостиную и остановилась на пороге, недовольно созерцая представ перед ней картину. Портьеры были плотно задернуты, и в комнате царил полумрак. Прошло некоторое время, прежде чем глаза Элизабет привыкли темноте. Наверное, этот лентяй все еще нежится в постели. Она уже собралась обыскать спальню, когда до ее слуха донесся слабый стон.
Только тогда Элизабет разглядела фигуру, распластанную у камина. Он лежал лицом вниз, повернув голову в сторону. Элизабет подошла к нему.
— Натаниель! — строго позвала она. — Натаниель, ради Бога, ведь уже давно за полдень! Неужели у вас нет здравого смысла…
Внезапно она замолчала. Сердце бешено заколотилось. Широко открытыми глазами Элизабет смотрела на большое темное пятно на полу. Она в ужасе вскрикнула. Это была кровь!
В одно мгновение Элизабет опустилась на колени и попыталась повернуть его на спину.
— Натаниель! — звала она. — Натаниель! Ей удалось повернуть его на бок, и он застонал.
— Слава Богу, вы живы! — вырвалось у нее с рыданием.
Его лицо было мертвенно бледным, рубашка красной от пропитавшей ее крови.
Элизабет поднялась и, подхватив юбки, бросилась бежать. Как безумная, она выскочила наружу и помчалась по дорожке к экипажу.
— Виллис! — звала она во весь голос. — Идите сюда быстрее!
Глава 22
— Ножевые раны, — озабоченно пояснил Стивен. — Две. Боюсь, зрелище не из приятных.
Холодок страха пробежал у Элизабет по спине. Стивен прав: раны были ужасными. Одна длинная рваная на левом плече, другая прямо под ребрами на правом боку.
Они находились в кабинете Стивена, и Натаниель лежал, вытянувшись на высоком узком столе. По пути сюда Виллис что было мочи гнал лошадей. Растерянная и напуганная, Элизабет буквально ворвалась к Стивену в дом, экономка наверняка приняла ее за невменяемую.
Стивен разрезал рубашку Натаниеля и бросил окровавленные лоскуты в таз. Плечо было перевязано тугим жгутом, сделанным из нижней юбки Элизабет. Эта рана показалась ей особенно опасной, и она попыталась остановить кровотечение. Разрезав жгут ножницами, Стивен тоже швырнул его в таз.
Свежая яркая кровь залила рану, и Элизабет содрогнулась. Стивен принялся осушать плечо салфеткой.
— Обе раны очень глубокие, особенно эта, — пробормотал он. — И ту, и другую придется зашивать, иначе не остановить кровотечения.
Взгляд Элизабет был прикован к Натаниелю. qh был бледен, как мертвец, кожа белее простыни, на которой он лежал. Он не двигался и неровно, еле слышно дышал.
— Он все еще не очнулся. Это нормально? — спросила Элизабет, стараясь подавить отчаяние в голосе.
— Сейчас нет оснований для беспокойства. — Стивен выпрямился. — К тому же лучше зашить раны, пока он без сознания. Так как? Вы мне поможете? А то я позову миссис Хейл.
Миссис Хейл была той самой экономкой, а также помогала Стивену как медицинская сестра.
Элизабет проглотила слюну.
— Я помогу, — храбро ответила она.
Вымыв руки, она подошла к столу и приготовилась к худшему. Не отводя глаз, она держала поднос с инструментами и бинтами, мужественно наблюдала, как Стивен действует иглой, раз за разом прокалывая кожу Натаниеля и протаскивая нитку.
Наконец рваные края были соединены, обе раны зашиты, и с последним стежком Элизабет почувствовала себя почти героиней. Стивен прикрыл обе раны белоснежной марлей. Странно, но как только с ужасной работой было покончено, Элизабет охватила слабость, и к горлу подступила тошнота.
— Все в порядке, вы молодец, Элизабет. Стивен повернулся и обнаружил, что его добровольная помощница еле держится на ногах.
— Вам дурно?
Неуверенная улыбка появилась на ее губах, ослабевшие колени дрожали и подгибались.
— Боюсь, мне как-то не по себе, — призналась Элизабет и покачнулась.
Стивен усмехнулся, быстро выхватил у нее из рук поднос с инструментами и подставил ей стул.
— Садитесь, — приказал он. — Дышите глубже, но не задерживайте выдох. Вот так.
Через несколько минут головокружение прошло, и Элизабет открыла глаза.
— Вам лучше? Вот и прекрасно. У вас уже порозовели щеки.
Он держал пальцы на ее пульсе.
— Прошу вас, Стивен, я уже хорошо себя чувствую.
— Здесь я командую, Элизабет, — объявил он с добродушной улыбкой.
— Мне неловко, что вы заботитесь обо мне, а бедный Натаниель… — Она смолкла, и ее тревожный взгляд опять возвратился к Натаниелю. — Он выздоровеет?
Стивен отпустил ее руку, но успокаивающе потрепал по плечу:
— Думаю, он справится. Вопрос в том, надо ли его класть в больницу.
— Это так необходимо? — Элизабет кусала губу. — Мне бы очень не хотелось оставлять его одного в больнице.
— Ближайшие несколько дней он будет нуждаться в уходе. Ему необходимы покой и тишина.
Но Элизабет уже не слушала его, она строила планы:
— Можно ли его перевозить?
— Да, но очень осторожно.
— А что, если я заберу его к нам? У нас довольно прислуги, чтобы за ним присматривать.
— Я совсем не против, и я могу к вам заезжать так же, как в больницу.
Стивен замялся, словно что-то хотел добавить.
— В чем дело, Стивен? Говорите! — настаивала Элизабет.
Он колебался.
— Я подумал, а что скажет на это Морган.
— Морган на несколько дней уехал в Нью-Йорк. Мы не можем дожидаться его возвращения, чтобы решить, как поступить с Натаниелем. К тому же он вряд ли будет возражать, если его больной брат на время поселится в его доме. У нас достаточно места. Мне кажется, я должна сейчас же забрать с собой Натаниеля.
Элизабет твердо стояла на своем, но это была лишь пустая бравада. Она боялась даже представить реакцию Моргана. Только в одном Элизабет была уверена: она скоро о ней узнает.
«Поскорее возвращайся домой». С тех самых пор, как Морган покинул Бостон, он только и мечтал поскорей вернуться домой.
Он не мог поверить тому, что случилось. Элизабет его поразила и доставила ему величайшее наслаждение своим необычайным прощанием. Сколько раз прежде он представлял себе, что держит в объятиях теплую, трепещущую и полную страсти Элизабет. Как он изнемогал от желания зажечь в ней тот же пламень; но действительность превзошла его самые безумные мечты.
Все дни он думал об Элизабет. Засыпал с воспоминанием о сладости ее поцелуев и просыпался утром с прежней жаждой. После такого расставания Морган был неспособен думать о чем-нибудь другом. Он тешил себя надеждой, что теперь наконец между ними рухнули все преграды.
В ней было все, что мог пожелать мужчина; все, чем Морган хотел обладать.
Но пылающая страсть, сжигавшая его тело, была не просто плотским желанием, а чем-то гораздо большим.
И еще одно не давало ему покоя. Как Морган ни пытался, он не мог избавиться от грызущего его сомнения. Он терзался, что Натаниель целовал Элизабет и, самое главное, что она, по собственному признанию, позволила ему целовать себя.
«Натаниель прохвост и пройдоха», — шептал ему голос разума.
«Но она могла запретить ему целовать себя», — вступал в спор другой
