стремления к высвобождению, он крепко прижал ее к себе и выгнулся ей навстречу в мощном порыве испытать счастье одновременно с ней. Она рухнула на него без сил, и оба пережили незабываемые секунды счастливого полета. Если она намеревалась напомнить ему, как чудесно им вместе, то вряд ли можно было сделать это лучше. Как только к нему вернутся силы, он немедленно поменяется с ней ролями. Не помешает и ей получить кое-что приятное на память о нем.
Высвободившись из ослабевших объятий Хантера, Лина поднялась, чтобы освежиться. Собственная смелость в постели снова смутила ее. Покачав головой, она подумала, что еще никогда так не наслаждалась каждой секундой их близости. Небрежно отбросив в сторону влажную салфетку, она подошла к кровати. И увидела, что мужчина, который должен был уже уснуть после столь бурных занятий любовью и тяжелого дня, даже и не думал дремать.
Он сел на ее сторону кровати и не мешкая обхватил ее бедра руками, прежде чем она успела лечь. Ее живот, бедра, грудь он осыпал нежными поцелуями – и в ней снова заполыхало желание. Когда его губы коснулись потаенного места между ногами, она блаженно вздохнула и закрыла глаза. Было очевидно, что эта ночь станет длинной и полной бесстыдных любовных ласк. Ну и пусть, подумала она, открываясь навстречу его поцелую.
Лина медленно открыла глаза, затем села, охваченная внезапной тревогой. Она была одна. Лина вскрикнула, заметив клочок бумаги на прикроватном столике, схватила его и прочитала:
«Решил не будить тебя. Так будет лучше. Позаботься о себе. Когда я вернусь, все самое страшное будет уже позади. Хантер».
Швырнув записку на столик, она откинулась на подушки, сонно подумав, что у него жуткий почерк. Она немного подождала, боясь, что ее захлестнет волна отчаяния, но тело требовало другого – сна. Только сна. Закрывая глаза, она решила, что времени на переживания из-за одиночества и разлуки будет более чем достаточно.
Хантер снова зевнул и поймал на себе ухмыляющийся взгляд Оуэна. И тут же закрыл рот.
– Я чем-то рассмешил тебя?
– Да нет. Ничем. Кажется, тебе было не до сна этой ночью?
– Интересно, с какой стати я терплю твое сомнительное общество?
– Па не хотел, чтобы ты отправлялся в дорогу один.
Окинув взглядом дюжину хорошо вооруженных полицейских, скакавших поодаль, Хантер вновь посмотрел на Оуэна:
– И это ты называешь один?
– Это же не родня.
– А мне казалось, что ты незаменим на ранчо.
– Чарли и Джед с радостью взяли на себя все мои обязанности.
Взглянув в сторону тюремной кареты с решетками, в которой конвоировали исходящего злобой Уоткинса, Оуэн пробормотал:
– Видя этого злобного ублюдка, я даже рад, что поехал.
Вид Уоткинса не оставил равнодушным и Хантера, он почувствовал, как по спине змеей прополз холодок. Уоткинс явно лишился разума от ярости и ненависти. Он свихнулся. Окончательна и бесповоротно. Хантер всеми клетками своего тела ощущал безумие Уоткинса: стоило только заглянуть ему в глаза, чтобы понять это. На его мрачном и заросшем щетиной лице было написано одно: месть! Причем безжалостная и кровавая. Нельзя будет расслабляться ни на секунду, охраняя мерзавца, пока его не осудят. Даже в тюрьме за ним понадобится глаз да глаз. Такая мстительность способна на самые чудовищные выдумки.
В конце первого дня путешествия Хантер едва не падал с лошади от усталости. Сказывалась бессонная ночь. Даже твердая как камень земля не помешает ему сегодня уснуть. Конечно, куда мудрее было бы немного поспать перед дорогой предыдущей ночью, но он знал, что если бы представился шанс все переиграть, он снова провел бы эту ночь так же, как вчера. Даже воспоминания о ней и то заставляли его взбодриться и напрячься. Наверное, со стороны это было смешно, поскольку сейчас он являлся довольно жалкой пародией на мужчину.
Но когда Лина дала свободу своей чувственности, то стала такой огненной и пылкой, что хоть стихи пиши. Настоящая жемчужина, а не женщина. Если она намеревалась добиться того, чтобы он ее никогда не забыл, то достигла этого вполне. И он решил, что у него достанет благоразумия, чтобы не открыть любимой одну тайну: ей не стоило тратить столько душевных и физических сил, чтобы добиться своего. Она, собственно, никогда и не выходила у него из головы.
Он вздохнул. Хм, а ведь так, собственно, и было с самого первого взгляда на нее. Ни одной женщине не удавалось добиться ничего подобного. Он забывал любую, стоило ему покинуть ее постель. А Лину помнил до мельчайших черточек, до интимнейших деталей, все так четко, что мог ощущать ее сладкий, дурманящий голову аромат.
А это, подумал вдруг он не без внутреннего содрогания, значит то, что она заполнила все его существо. Стоило ей лишь улыбнуться, и он возбуждался, был готов к любовному соитию. Он чуть не умер от страха за нее, когда ее ранили. Он сделал ей предложение, потому что сама мысль о разлуке с ней была невыносима ему. Она трогала его душу, могла добиться от него всего, чего хотела. И он никогда еще не чувствовал себя таким ревнивым собственником, каким был по отношению к ней. Значит, он... любит ее. Господи всемогущий! Он чертыхнулся. Раз и еще раз.
Оуэн, вытянувшийся на одеяле возле брата, присел и вопросительно посмотрел на него.
– Что с тобой?
– Я думал о Лине, – отрезал Хантер, который боялся, что выдаст обуревавшие его чувства, а потому злился.
– Вот уж не думал, что это может разозлить тебя.
– Почему ты так сказал?
– Потому что лишь одно может заставить мужчину в твоем состоянии выглядеть так, как выглядишь ты – смертельно усталый, но все равно на вершине блаженства, словно свинья в благодатной луже. Глядя на тебя, невольно начинаешь завидовать.
Хантер промолчал, и Оуэн продолжал:
– Так что же заставило тебя ругаться?
Хантер ответил не сразу. Он не был уверен, что хочет сейчас доверить брату свое недавнее открытие. Уж очень это было тонкое и хрупкое чувство, делавшее его страшно уязвимым. Затем беспомощно вздохнул, решив, что стоит обсудить свои дела с кем-то, кому он доверял и кто, подобно Оуэну, умел держать язык за зубами.
– Я только что сделал открытие, от которого у меня даже дух заняло.
– А-а, ты наконец-то понял, что любишь малышку Лину? Бросив на Оуэна сердитый взгляд, Хантер буркнул:
– Интересно, с чего ты это взял?
– Я же не слепой и не тупой, как некоторые. А как же это тебя осенило? Не могло же вдруг – раз, и дойти до тебя.
– Странно, но именно так все и случилось. Задумался о ней, а потом мне вдруг пришло в голову, как часто я это делаю и как легко могу вспомнить о ней абсолютно все, любую мелочь. И пришел к выводу: да ведь она никогда и не покидает моих мыслей. Чертовщина, конечно, но могу поклясться, что иногда даже чувствую ее запах. Все-все прекрасно помню. Словно она испытывает на мне свои ведьминские чары. Ну и начал думать об уйме всего прочего. Одно к другому, мелочь за мелочью, и...
– Угу, и все это подвело тебя к выводу, что ты любишь ее. Например, ты вспомнил, каким ревнивым бываешь и буквально готов испепелить любого парня, который осмелился улыбнуться ей. Мне это сразу бросилось в глаза. Поэтому я и не признался тебе, что когда увидел ее впервые, она была в ванне.
– Что-о?! – Хантера словно подбросило на одеяле. Затем он поморщился и снова откинулся на спину, когда Оуэн захохотал. – Может быть, и она не стала упоминать об этом по той же причине.
– Спорим, что она даже и не думала об этом. Ей наверняка хотелось поскорее забыть прискорбный факт. Ее это жутко смутило. Хотя она быстро пришла в себя, должен заметить. Но сначала это милое личико пылало, словно раскаленная сковородка. А в глазах был такой неописуемый ужас, что любой дурень сообразил бы, что это не очередная бабочка из заведения Дженни.
