угроза, Нил? – тихо спросила она. Голос ее дрожал, но не от слез, а от закипавшего гнева.
– Называй как хочешь. Я не могу жениться на молодой женщине с такими грубыми манерами. И никто не посмеет осудить священника за слишком придирчивый выбор невесты. Последний раз говорю тебе, Рейчел, я не имею права вмешиваться в дела правосудия.
– Человека посадили в тюрьму, лишив его даже возможности обратиться за помощью к адвокату! И это ты называешь правосудием? – насмешливо спросила Рейчел. – Всем известно, кто будет судить Холта, но никто не смеет выступить против этого. Что ж, тогда это сделаю я!
Нил мрачно посмотрел на свою невесту.
– Поступай, как знаешь, Рейчел, – сказал он. – Но имей в виду, если ты сделаешь из меня посмешище, я откажусь от тебя и нашей предполагавшейся свадьбы.
Увидев холодный блеск в глазах Нила, Рейчел вдруг поняла, что он совершенно серьезно обдумал каждое слово своей угрозы. Прекрасно зная, как сильно она любит его, он отвернулся от нее в то самое время, когда она больше всего нуждалась в его поддержке.
– Не понимаю, – прошептала Рейчел, качая головой и словно не веря своим ушам. – Ты всегда говоришь о том, что надо помогать ближним в час беды, а не судить их за это. Но теперь ты, следуя примеру своего отца, считаешь себя выше законов Божьих!
Внезапно побледнев от этих слов, Нил изумленно взглянул на свою невесту. Держа высоко голову, она не отвела своих гневных глаз. Наконец Нил вздохнул и опустил глаза.
– Что ты хочешь от меня? – тихо спросил он, вертя в руках карандаш.
– Поговори с горожанами, пока еще не поздно! Заставь каждого осознать ужасную несправедливость готовящейся над Холтом расправы. Пусть каждый посмотрит правде в глаза. Нил, неужели ты сам не понимаешь, как много в твоей власти?
Теперь она уже говорила без прежней запальчивости, но со всем обаянием молодости и женской привлекательности.
– Я знаю, между тобой и Холтом существуют какие-то разногласия. Если ты не хочешь сделать это для Холта, то сделай это для Эйнджел! Что будет с ней, если случится самое страшное?
На какое-то мгновение Нил задумался.
– Ну, я полагаю, она вернется в Миссури, – спокойно сказал он.
– Не думаю, – покачала головой Рейчел. – Во всяком случае, не сразу.
– С чего ты это взяла? Рейчел таинственно улыбнулась.
– Не могу сказать тебе, Нил. Я дала честное слово, что пока... ну, не могу и все!
Казалось, Нил еще больше разозлился.
– Опять секреты, Рейчел?
– Опять? Что ты хочешь этим сказать?
– Я догадываюсь, что ты давно уже что-то скрываешь от меня, – сказал Нил, с удивлением замечая внезапную нервную дрожь Рейчел, – и у меня нет сомнений, что это что-то не может мне понравиться, и ты сама об этом знаешь.
Рейчел сильно побледнела, но старалась держать себя в руках.
– Какая глупость, Нил!
– Разве? – задумчиво произнес он. – Уверен, при другой ситуации ты сама призналась бы мне в своем проступке. Но я хочу поступить с тобой по-христиански и не скажу об этом больше ни слова... если ты раскроешь тайну Эйнджел.
Глаза Рейчел округлились от испуга.
– Но я не могу, Нил! Я дала слово!
– Надеюсь, ты не подкрепляла его клятвой, – необычно сурово сказал Нил. – Мне бы очень не хотелось думать, что моя будущая жена поминает имя Бога всуе.
– Нет, конечно, нет, но...
Рейчел совершенно растерялась. Но, подумав, решила, что так называемая тайна Эйнджел все равно станет явной, а сейчас это вполне могло спасти жизнь Холта, ведь наверняка Нил не откажет в помощи брату, если узнает всю правду до конца.
– Ну, хорошо, – сказала Рейчел, теребя в руках мокрый от слез носовой платок. – Я все тебе расскажу, если ты пообещаешь первым делом поговорить с помощниками шерифа.
Нил коротко кивнул, и Рейчел пришлось принять этот кивок как знак обещания.
– Эйнджел носит под сердцем ребенка Холта, – тихо сказала Рейчел.
Очевидно, Нил ожидал услышать совсем другое, потому что не сумел скрыть своего изумления.
– А Холту известно об этом? – хриплым голосом спросил он.
– Эйнджел хотела сказать ему, но не нашлось подходящего момента. Поэтому она взяла с меня слово, что я никому ничего не расскажу. Ей хочется, чтобы Холт первым узнал об этом.
– Ну конечно, – пробормотал Нил. – Это со всем меняет дело. Действительно, теперь я не могу си деть и смотреть, как рушится жизнь Холта.
– О, я знала, что ты все поймешь! – с облегчением воскликнула Рейчел. – Вот поэтому я так люблю тебя!
Внезапный прилив чувства заставил ее порывисто обнять Нила. Рейчел была слишком взволнована, чтобы заметить некоторую отчужденность своего жениха.
– Я сделаю все, что в моих силах, Рейчел, – спокойно произнес Нил, обнимая ее за талию. – Можешь об этом не беспокоиться.
У Эйнджел немного отлегло от сердца, когда Кларе Максвелл удалось найти храбреца, согласившегося, не смотря на суровую снежную зиму, отправиться в Денвер за адвокатом. Этим храбрецом оказался Жиль Мартин, тот самый кучер, который недавно вез ее и Холта в Денвер. Эйнджел была уверена, что он не скроется с деньгами тетушки Клары и постарается сделать все возможное, чтобы выполнить свою миссию.
Со времени последнего резкого разговора с Холтом в тюрьме, когда он наотрез отказался от ее помощи, Эйнджел искала, чем бы занять свое время, чтобы не думать постоянно о тяжелых обстоятельствах, сложившихся вокруг нее и Холта. Она попробовала отвлечься вязанием огромного количества детских вещей и нежной заботой о тетушке Кларе, хотя старая леди сумела не заметно поменяться с ней местами и теперь сама заботилась об Эйнджел. Поскольку она была уже не просто гостьей в этом доме, а в какой-то степени членом семьи, ей была предоставлена большая солнечная спальня на южной стороне дома, выходившая окном в английский сад. И хотя в данный момент сад был завален снегом, Клара заверила свою молодую подругу, что весной и летом он просто великолепен, и она сама увидит это своими глазами.
Переселение Эйнджел именно в эту спальню было, как оказалось, неслучайным. Рядом была смежная небольшая комната, оказавшаяся детской, предназначенной, по всей видимости, для так и не родившихся детей Клары и Джеймса Максвелл.
Там стояла деревянная детская колыбель ручной работы, а рядом с ней кресло-качалка, украшенное резьбой, которую любовно выполнил сам Джеймс Максвелл много лет тому назад. Глаза Клары наполнились слезами, когда она распоряжалась привести детскую в полный порядок.
– Дорогая тетушка Клара, ни за что на свете я не хотела бы причинять вам душевную боль, – сказала Эйнджел, в восторге разглядывая детскую. – Если один вид этих вещей вызывает у вас слезы, я попрошу Дульчибел убрать их...
– Ерунда! – резко возразила Клара. – Этот старый дом должен, наконец, наполниться звонким детским смехом. Слишком долго он был прибежищем древней старухи с сомнительной репутацией злоязычницы.
Эйнджел не могла не рассмеяться.
– Нет, вы совсем не такая!
– Такая, детка, именно такая! У кого бы еще хватило безрассудной смелости закрыть рот Пруденс Максвелл, когда она не в меру разбушевалась по поводу нового бального платья Рейчел?
– Ах, как жаль, я не слышала, как вы это сделали!
– В тот момент ты была, насколько мне помнится, слишком занята чем-то другим, – хитро улыбнулась Клара. Бросив последний взгляд на залитую солнечным светом детскую, она удовлетворенно кивнула. – Не сомневаюсь, вы с Холтом сумеете вдохнуть жизнь в эту детскую, и, может статься, не один раз!
Услышав имя мужа, Эйнджел мгновенно помрачнела, что не ускользнуло от взора проницательной англичанки.
– Крепись, девочка, – подбодрила она Эйнджел. – Война еще не закончена. Люди по-разному относились ко мне, но я никогда не теряла их уважения! И если Клара Максвелл говорит, что следует хорошенько все обдумать, значит, так оно и есть! Я заставлю этих помощников шерифа десять раз подумать, прежде чем судить Холта.
Слезы благодарности хлынули из глаз Эйнджел, и, повернувшись к тетушке Кларе, она горячо обняла ее.
– Не знаю, что бы я без вас делала, тетушка Клара, – порывисто прошептала Эйнджел.
– Вздор! – возразила Клара Максвелл, но глаза ее увлажнились.
В то утро, когда Жиль Мартин должен был отправиться в Денвер, Эйнджел получила неожиданную весточку из тюрьмы Оро. Записку привез один из помощников шерифа, не тот толстяк с похотливой рожей, которого она уже видела, а другой, по всей видимости, хорошо воспитанный, пожилой уже мужчина, который даже снял перед ней шляпу. Текст записки сильно удивил Эйнджел. Размашистой рукой Холта, чей почерк она сразу узнала, было написано следующее:
«Мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно. Не отпускай Жиля в Денвер, пока мы не увидимся.
Холт».
Эйнджел бросилась к тетушке Кларе и показала ей записку. Прочтя ее, Клара пообещала повременить с отъездом Жиля до возвращения Эйнджел из тюрьмы.
Она также настояла на том, чтобы Эйнджел отправилась в Оро в ее английской одноконной карете вместе со слугой, который присмотрит за ней и позаботится о ее безопасности. Поскольку стоял сильный мороз, а путь до Оро был неблизким, Эйнджел согласилась. Следуя европейской привычке, тетушка Клара распорядилась, чтобы в ногах у Эйнджел положили горячие кирпичи, завернутые в толстую ткань – так они долго сохраняли тепло и грели ноги путешественника. Эйнджел надела светло-голубое шерстяное платье, накидку с капюшоном, скрывавшую всю ее фигуру, и теперь была довольна, когда Холт, мельком взглянув на нее, не за метил в ней никаких перемен.
– У нас всего несколько минут, – сказал он, с ненавистью глядя в спину
