Глядя на Элизабет, Александр понял, что он совершенно не знает, как подступиться к этой женщине.
Пока Александр оценивал, насколько хозяйка замка соответствует описанию, его лошадь добралась до цели. Когда Александр спешился, снова раздались крики. Двигаясь вверх по лестнице, Александр испытал странное чувство, словно это делает кто-то другой, а он лишь наблюдает за своими действиями издалека.
Наконец он добрался до верхней ступеньки и взял протянутую руку Элизабет, пристально глядя ей в глаза. Время как будто замерло. Они стояли неподвижно, словно в позиции для танца. Казалось, это сон. Александр слышал лишь свое глубокое и частое дыхание и удары собственного сердца. Он видел мириады сменяющих друг друга эмоций в ее поблескивающих глазах – прелестных серых глазах, которые он смог разглядеть только сейчас, когда стоял совсем близко. Он никогда не видел глаз этого оттенка в сочетании со светлыми волосами, но эффект оказался поразителен.
Повинуясь порыву, Александр дотронулся до ее руки, провел пальцами по ладони и сжал ее. Потом нагнулся, чтобы оставить на запястье поцелуй, и снова выпрямился. Только сейчас он заметил, что во дворе наступила тишина.
– Добро пожаловать домой, милорд, – наконец прошептала Элизабет. У нее был бархатный голос, он вызвал в памяти Александра воспоминание о сладком вине янтарного цвета. – Вы пройдете внутрь? Я приказала приготовить вечером пир в вашу честь.
– Да, леди, – ответил он, мягко улыбнувшись. – Благодарю за встречу.
Она кивнула, ее ответная улыбка была веселой; в следующее мгновение она быстро и тяжело вдохнула и застыла, вцепившись в него пальцами, словно на грани обморока.
Александр наклонился, взял ее за локти и привлек к себе, чтобы не дать ей упасть. Толпа внизу издала дружный возглас, и Александр замер, вспомнив, что его учителя говорили, будто Роберт Кинкейд был в высшей степени сдержан, хорошо владел собой и всегда соблюдал приличия.
Обнимать супругу на людях он бы не стал. Ни за что.
И тем не менее…
Во дворе раздались громкие приветствия, и от этих звуков Александр наконец сбросил напряжение. По коже прошли теплые волны, удивительно похожие на те, что он обычно чувствовал, когда приступал к новой любовной интрижке… да, это был старый добрый пыл преследования, и он снова захватывал его, черт побери.
Александр посмотрел на Элизабет Селкерк, все еще находившуюся в его крепких объятиях. Ее губы слегка раздвинулись, а в привлекательных глазах застыло выражение, в котором одновременно были и удивление, и серьезность, и… черт бы все побрал, какая-то жажда. Почти против своей воли Александр почувствовал, что его губы растягиваются в той полуулыбке, которая покорила в прошлом бессчетное число женских сердец. И он понял, что необходимо использовать эту атмосферу всеобщей радости, сохранить ее дух на будущее, когда он окажется наедине с женщиной, которая согласно исполняемой им роли является его женой.
Наклонившись, он коснулся губами мягких волнистых волос у нее над ухом и прошептал достаточно громко, чтобы она могла его слышать:
– Вы пришли в себя, леди? Я могу отпустить вас, не упадете?
Крики вокруг помешали ему услышать ее ответ, но он увидел, что она кивнула.
– Рад это слышать, – произнес он. – Поскольку это освобождает меня и я могу сделать…
Отпрянув немного, он взял ее за талию, другой рукой приподнял подбородок, после чего нежно провел губами по ее губам. Она ответила ему такой же лаской. Ее губы были теплыми, они с силой вжались в его рот. Неожиданное удовольствие от этой ласки породило в нем сильное желание. В это удивительное мгновение он понял: судя по реакции, которую вызвал в нем единственный поцелуй, он слишком долго не имел женщины. Предстоящие несколько месяцев могут оказаться не столь трудными, как он боялся, если эта женщина так откликается на простое прикосновение губ.
Но его желание было коротким и в следующее мгновение уступило место чувству совершенно неожиданному. Это чувство в прошлом он испытывал только в редких случаях, если не считать ощущений, испытанных им всего несколько мгновений назад, когда он въехал в замок Данливи. Сейчас оно было более резким. Это было чувство вины, простое и ничем не приукрашенное. Да, правда состояла в том, что он обманывал Элизабет Селкерк, притворяясь ее мужем, и это заставило его отстраниться от нее.
Он все еще пытался разобраться в своих чувствах, когда Элизабет наконец отпрянула. Он стоял рядом с ней, неподвижно и молчаливо, глядя в ее полные тепла выразительные прекрасные глаза.
Несколько мгновений они стояли, словно замерев, потом выражение ее лица стало более сдержанным, и Элизабет сделала еще шаг назад, увеличивая расстояние между ними. Затем она подняла брови и громко произнесла, чтобы он мог расслышать ее при возгласах все еще приветствующей его толпы:
– Милорд, вы, должно быть, проголодались. Прошу вас, входите, поскольку пир без вас не начнется.
Что-то было не так.
Элизабет почувствовала это нервами, хотя ее глаза и, черт побери, ее желание утверждали противоположное.
Но она не могла просто так отбросить ощущение, что человек, сидящий с ней рядом на помосте за почетным столом на пиру в его честь, не Роберт Кинкейд, граф Марстон.
Это не ее муж. Она в этом почти уверена.
Он словно источал ощущение едва сдержанной силы, чего у ее собранного и всегда спокойного мужа никогда не было. И при этом она не могла отрицать, что внешне он очень походил на хозяина замка. Высокий, могучего телосложения, с густыми темными волосами и голубыми глазами. Но в этих глазах были живость, дьявольские искорки и мужская самоуверенность, чего она не помнила у Роберта. И его улыбка… ах, она могла соблазнить кого угодно. Когда он ее поцеловал, игра его губ стала сладким мучением, от которого ее кровь бешено побежала по венам. У нее сбилось дыхание от такой ласки.
Решить трудную задачу, кто перед ней, нелегко. Прошло слишком много времени, и Элизабет стала
