брюки, она не дала ему это сделать, уцепившись руками за шею и прижимая его лицо к своей груди. Олимпия находилась в экстазе, она стонала, судорожно выгибая спину. Шеридану так хотелось разделить ее восторг, но он уже начал приходить в себя, свет суровой реальности забрезжил перед ним, заставив вовремя одуматься.
Шеридан оттолкнул Олимпию, сел на кровати и огляделся.
Дверь на террасу была открыта настежь, и в комнату проникали лучи заходящего солнца. Снизу из сада доносились голоса гостей, ведущих светскую беседу.
— О Всемогущий! — воскликнул Шеридан и вскочил с кровати. У него ломило все тело, он не смел взглянуть на Олимпию, опасаясь, что не сможет побороть искушения при виде ее обнаженных бедер. Смерти подобно видеть ее, смерти подобно оставаться здесь, необходимо было справиться с собой. Он провел дрожащими руками по лицу и пробормотал:
— Ах ты, безумная тварь, у которой мозги в заднице… О Господи, что я делаю!
— Сэр Шеридан! — послышался еле слышный шепот за его спиной.
Шеридан, не оборачиваясь, решительным шагом направился к двери.
— Ложитесь спать, — резко бросил он через плечо. — И не вздумайте ходить за мной, иначе я вас просто убью!
Быстро миновав безлюдную террасу, Шеридан вошел в свою комнату и тут же запер дверь на засов. Схватившись за шнур колокольчика, он дважды позвонил. А затем начал беспокойно расхаживать по скудно обставленной комнате, не зная, куда себя деть. Он взял со стола пустую цветочную вазу, повертел ее в руках и поставил на место, затем подошел к тазику с тепловатой водой и сполоснул лицо.
Он не мог справиться со своим возбуждением и не знал, как ему быть дальше. Черт бы побрал эту девицу с ее слезами и наивным лицом, черт бы побрал ее очаровательную пухлую задницу, которая свела его с ума до такой степени, что он побежал за девчонкой, словно сопливый полоумный подросток. Шеридан бросился на кровать и, закинув руки за голову, уставился в потолок.
Наконец в его комнату на зов колокольчика явился заспанный и недовольный Мустафа.
— Мне нужна служанка, — коротко бросил ему Шеридан. — Лили, Лавиния, или как там, черт возьми, ее зовут?
— Мэри, — зевнул Мустафа и поклонился. — Считайте, что она уже здесь, мой паша.
И, шаркая ногами, Мустафа вышел из комнаты. Шеридан сел на кровати, мучаясь от неприятных ощущений внизу живота. Он опять думал об Олимпии, спрашивая себя, легла ли она уже спать, и рисуя в своем воображении соблазнительные картины. Представив ее лежащей на жесткой постели с широко раскинутыми ногами и высоко поднятым подолом ночной рубашки, Шеридан застонал и уронил голову на руки.
В этот момент в дверь тихо постучали, и в комнату проскользнула служанка, нанятая им для принцессы. Шеридан воспрянул духом, с надеждой глядя на нее. Она была сухопарой девицей, но Шеридан находился в таком отчаянии, что ему уже было все равно. Он встал и схватил женщину за руку. Она не стала разыгрывать из себя недотрогу, не стала лить притворных слез. Она прижалась к Шеридану своим костлявым телом и дохнула на него винными парами. Шеридан отвернул лицо в сторону и обнял девицу за плечи.
Но он так и не смог преодолеть отвращение. Он вспоминал в эту минуту пышную белоснежную грудь Олимпии. Взглянув в лицо млеющей служанки, прижимавшейся к нему, Шеридан увидел, что ее глаза закрыты, а рот полуоткрыт. И в этот момент она показалась ему похожей на отвратительную ворону: черные волосы были словно оперение, а рот — как жадно раскрытый клюв.
После этого все его попытки были обречены на неудачу. Но он все еше не сдавался. Шеридан нащупал ее худосочную грудь, провел рукой по ягодицам и почувствовал такое отвращение, что готов был задушить эту девицу голыми руками. Шеридан оттолкнул ее и сказал:
— Вы зря побеспокоились.
Служанка в изумлении отпрянула и заморгала, ничего не понимая. А затем на ее худом лице появилось выражение смертельной обиды.
— Зря побеспокоилась? Я целый день занималась тяжелой работой, а вы оторвали меня от обеда, и вот, когда я прибежала к вам по первому вашему зову, вы вдруг говорите мне, что я зря побеспокоилась!
— Вот именно. — Шеридан уселся на единственный стул, стоявший в комнате, и окинул девицу холодным взглядом. — Передайте Мустафе, чтобы он заплатил вам несколько монет за причиненное беспокойство.
— Знаешь, кто ты? Ты спятивший ублюдок, понятно? Я давно ждала, когда ты позовешь меня, потому что ты показался мне таким симпатичным парнем. Я напрасно прождала две недели, и вот, черт возьми, когда ты наконец позвал меня, оказывается, при этом наложил в штаны, а потому просишь меня не беспокоиться!
Шеридан вскочил на ноги и замахнулся на служанку. Его кулак задел цветочную вазу, которая разбилась на мелкие осколки.
Служанка охнула и тут же убежала. Шеридан упал ничком на кровать. Он понимал, что ему надо бежать, другого выхода не было. Его тщательно разработанный план рухнул. Если он пойдет на поводу у Палмерстона и женится на принцессе, то обречет себя на верную смерть. А если передаст ее Клоду Николя — обесчещенную и, может быть, к тому времени уже беременную, — то за его жизнь никто не даст и ломаного гроша. Если же он и дальше останется с ней, если будет каждый день видеть перед собой соблазнительное тело, чувствовать легкие прикосновения нежных пальцев к своей руке, а хуже всего, если он будет вынужден и дальше терпеть эту пытку, не смея заключить ее в объятия, он просто сойдет с ума.
Ему надо бежать от нее во что бы то ни стало.
Олимпия никак не могла собраться с мыслями. В глубине души она чувствовала себя виноватой в том, что две недели своего пребывания на Мадейре почти совсем забыла о цели этой поездки, погрузившись в мир грез, сладкая отрава которых казалась ей порой подлинным счастьем. Из глубокой задумчивости Олимпию вывел голос мистера Сто-дарда, который вышел в сад и сообщил девушке, что сэр Шеридан вернулся с паланкином и ожидает ее для того, чтобы вместе отправиться на званый обед.
Олимпия в эту минуту как раз думала о сэре Шеридане и потому сильно смутилась. Она вспомнила его ласки, так возбудившие ее совсем недавно, и свой экстаз. Нет, он не должен больше прикасаться к ней! Этого нельзя допустить. Но по ночам Олимпия грезила о его ласках и ничего не могла с собой поделать. Она ругала себя за эти пустые мечты, которым предавалась в то время, как он целыми днями занимался подготовкой к дальнейшему путешествию, разыскивая нужных людей и пытаясь продать ее драгоценности, чтобы выручить деньги.
Сегодня вечером их пригласили пообедать на борту английского судна «Терьер», стоявшего в гавани Фанчел. Капитан судна Френсис Фицхью просил их быть его личными гостями. Сердце Олимпии забилось в груди от сильного волнения, когда она увидела сэра Шеридана, стоявшего перед домом на соседней маленькой улочке. Рядом с ним стояли крытые носилки. Хозяин дома помог даме удобно устроиться в них и подал ей шаль. А затем сэр Шеридан, пожав ему руку, уселся на сиденье рядом с Олимпией. Носильщики-португальцы подняли паланкин и двинулись в путь. Мощенная булыжником улочка была слишком крутой и узкой для любого вида транспорта, кроме подобных носилок.
— Вот возьмите… — сказал вдруг сэр Шеридан и достал из внутреннего кармана сапфировый кулон с редким оттенком, усыпанный бриллиантами. Это была одна из драгоценностей Олимпии, которые она отдала капитану Дрейку на продажу. — Это как нельзя лучше подходит к вашему платью.
Олимпия, которая никогда не придавала особого значения своим нарядам, вспыхнула от удовольствия, когда он надел ей кулон на шею. Шеридан дотронулся до камня еще раз, поправляя его, и коснулся при этом ключиц Олимпии.
— Благодарю вас, — сказала она и потупила взор, чтобы скрыть от него обуревавшие ее чувства.
Олимпия влюбилась в капитана Дрейка с первого взгляда и с тех пор душой и телом принадлежала только ему. Но она всегда считала, что ее чувство останется безответным, что она вечно будет молча, на расстоянии обожать его, будучи коренастой некрасивой девчонкой со слишком густыми уродливыми бровями, в то время как он в ее представлении был знаменитым героем.
Она никак не могла поверить в то, что сэр Шеридан вдруг ответит на ее любовь, почувствует к ней влечение… Когда он в первый раз поцеловал ее и назвал красивой, Олимпия решила, что сэр Шеридан смеется над ней, хотя зачем он это делает, она не могла понять. И вдруг оказалось, что все не так просто, что он испытывает к ней глубокое серьезное чувство. Олимпия видела, что он не лгал ей. Он так нежно утешал ее, когда она плакала, как никто никогда еще не утешал девушку в жизни.
Все это было просто невероятно и походило на прекрасный сон.
Капитан Шеридан Дрейк, отважный, мужественный, всеми любимый, самый обаятельный и восхитительный мужчина, знаменитый герой, моряк, любит ее, Олимпию!
Неудивительно, что у Олимпии голова шла кругом. Она была почти напугана свалившимся на нее счастьем.
В этот предзакатный час их странный экипаж миновал экзотические заросли высоких цветущих кактусов и пальм. И когда впереди показалась широкая улица, расположенная у подножия горы, сэр Шеридан приказал португальцам остановиться и, положив руку на плечо Олимпии, сказал:
— Пойдемте дальше пешком.
Сердце Олимпии замерло от смешанного чувства ужаса и восторга. Она поняла, что он хочет ей сказать что-то важное. До сих пор, несмотря на то что они были уже две недели вместе, они очень редко разговаривали, перекидываясь отдельными словами и обмениваясь многозначительными взглядами и короткими пылкими ласками.
Олимпия быстро кивнула, хотя у
