как карточный шулер, которого внезапно поймали за руку. Никто никогда не вводил его в такое смущение.
— Ну хорошо, — пробормотал он.
Она потерлась щекой о его плечо робким быстрым движением и начала петь. Низкий, чуть хрипловатый голос Олимпии не всегда брал верные ноты. Шеридан закрыл глаза. Черт бы ее побрал. Это безбожно — так перевирать мотив. Да за подобное ее удушить мало. Олимпия повернулась лицом к нему и тронула его за руку.
Нет, это было просто невыносимо! И Шеридан начал тихонечко, а затем все громче ей подпевать, он делал это сначала только для того, чтобы она не сбивалась с ритма, но музыка, как всегда, захватила его. Он заметил, что Олимпия почти сразу умолкла, заслушавшись его пением, и обнял девушку. Мелодия старинной песни лилась плавно и свободно. Он пропел несколько куплетов тихим голосом, прижавшись разгоряченным лбом к ее лбу и покачиваясь в такт песне. Когда мелодия оборвалась, он поцеловал Олимпию, следя боковым зрением за приближающимися к ним темными фигурами.
Шеридан крепко обнял ее и отпустил, отступив на несколько шагов — на безопасное расстояние.
Олимпия с удивлением смотрела на него. Она едва могла разглядеть в темноте выражение его лица, но оно показалось ей очень странным — страстным и в то же время огорченным. У Олимпии было впечатление, что на нее из темноты смотрит угрюмый, неуверенный в своей правоте ангел, явивший ей сокровенное чудо и настороженно ожидающий, что она па это скажет.
Олимпия ободряюще улыбнулась, но тут произошло нечто страшное, и тихая ночь превратилась в кошмар.
Глава 9
В темноте быстро двигались какие-то едва различимые тени. Олимпия хотела закричать, но у нее вырвался лишь приглушенный стон: кто-то засунул ей кляп в рот. Лицо Шеридана неожиданно исчезло, растворившись во тьме. Она услышала его изумленный возглас, но перед глазами Олимпии было черным-черно, и девушка не видела ни зги. Кто-то крепко держал ее руки, немилосердно сжимая их, словно в тисках, а затем внезапно толкнул. Почувствовав сильный удар, она отлетела в сторону и упала на мостовую, задыхаясь от боли и мешавшего ей дышать кляпа.
В темноте явственно слышались звуки возни, шарканье ног, а затем раздался крик Шеридана:
— Подождите… Какого дьявола…
Во мраке мелькнула какая-то узкая светлая лента. Голос Шеридана перешел в хрип.
Стага!
Ужас обуял Олимпию, она вскочила на ноги, чуть не задохнувшись от душившего ее кляпа, и бросилась туда, откуда доносился голос Шеридана и где мелькали тени бандитов. Оказавшись в самой гуще схватки, она натолкнулась на человека, одетого в сюртук из грубой шерсти, и сбила его с ног. На мгновение Олимпия увидела перед собой лицо Шеридана, искаженное яростью. Он рванулся и ударил плечом нападавших, которые тут же рухнули к его ногам, увлекая за собой Олимпию. Она упала на одного из убийц. Он тяжело дышал. Его черная шляпа скатилась с головы, и девушка увидела, что под ней была чалма. Судорожно хватая ртом воздух, она попыталась прижать к земле извивающегося под ней бородатого индийца. Но кто-то схватил ее сзади и оттолкнул в сторону. Это был Шеридан, обращавшийся с ней, словно с куклой. Капитан бросился на нападавшего, но тот уже вскочил на ноги, и Шеридан упал на мостовую, ругаясь и тяжело дыша.
— Ублюдки, черт бы их побрал! — Олимпия услышала его приближающиеся шаги, и над ней в темноте выросла фигура Шеридана. — Эти шуты гороховые пытались убить меня!
Из груди Олимпии вырвался приглушенный крик, и она встала на колени, цепляясь руками за ногу Шеридана. Силы оставили ее. Шеридан погладил девушку по голове и опустился рядом с ней на булыжную мостовую.
— Мерзавцы! — Он вырвал кляп изо рта Олимпии. — Грязные, тупые ублюдки! Я не знал… я никогда не предполагал… О Господи… С вами все в порядке?
Олимпия не могла отдышаться.
— Это были… те евреи… — Она говорила с легкой хрипотцой, переводя дыхание. — То есть на самом деле не евреи… а переодетые убийцы… вы помните?
Шеридан сжал ее плечи сильными руками и устремил взор в темноту, туда, где исчезли нападавшие.
— Евреи? — недоуменно переспросил он.
— Да нет… на самом деле это были переодетые душители… в шляпах, понимаете? Они плыли на корабле, вместе с нами… а сегодня вечером… на набережной они следили за нами!
— На корабле? Нет, этого не может быть! — все еще недоумевал Шеридан, растерянно приглаживая волосы рукой.
— На них были шляпы! — настаивала на своем Олимпия. — Я упала на одного из них, с его головы свалилась эта самая шляпа, а под ней оказалась чалма!
Шеридан пристально взглянул на нее, и Олимпия поняла по выражению его лица, что наконец он начал о чем-то догадываться.
— О Боже! — простонал Шеридан и схватился за горло. — Кто бы мог подумать!
— Но вы же понимали по каким-то признакам, что убийцы где-то рядом. — Олимпия до сих пор еще не могла отдышаться. — Нам следовало бы относиться к ним более серьезно. Пойдемте, мне кажется, что нам надо немедленно уходить отсюда…
Внезапно в их разговор вмешался чей-то незнакомый голос с сильным акцентом.
— С вами случилось несчастье, сеньор? — Послышались шаги. — Вам нужна помощь?
Сэр Шеридан окаменел как громом пораженный и уставился в ту сторону, откуда раздался голос.
— Сеньор, — сказал второй незнакомец, — мы видели, как вы и сеньора пошли в эту сторону. Но здесь гулять небезопасно.
Олимпия тоже повернула голову туда, откуда доносились голоса, незнакомцы приближались, но их все еще не было видно в темноте. Судя по звукам шагов, их было несколько человек. Шеридан погладил девушку по голове.
— Вот и помощь подоспела, — сказал он, — оставайтесь здесь и сидите тихо, а я попрошу их сходить за паланкином.
И прежде чем Олимпия успела что-нибудь возразить, он поднялся и двинулся навстречу незнакомцам, растворившись во мраке.
— Байед, — сказал один из чужеземцев на своем языке. — Томбако ка ло.
К четырем часам утра Олимпию охватило отчаяние. Она была безутешна. Поиски, не давшие никаких результатов, пришлось наконец прекратить.
«Шеридан, Шеридан, Шеридан», — стучало у нее в висках.
Слезы неудержимым потоком хлынули из глаз, и она закрыла лицо руками. Олимпия не могла поверить в то, что капитана Дрейка уже нет в живых.
— О, моя дорогая, — сочувственно произносила миссис Стодард, обнимая девушку.
— Подождем до рассвета, — участливо говорил мистер Стодард. — Вы недооцениваете вашего брата, мисс Дрейк. Он выбирался из худших переделок.
Но сам мистер Стодард не питал иллюзий, как, впрочем, и обе дамы. Все они помнили рассказ Шеридана: душители убивают свою жертву и исчезают вместе с ней, чтобы расчленить и предать земле тело с соблюдением всех ритуалов.
Олимпия уже потеряла всякую надежду. Если бы Шеридану удалось спастись, он наверняка был бы сейчас рядом с ней. Но он растаял во мраке, и Олимпия отчетливо слышала роковую команду, за которой последовала короткая схватка, и все стихло.
Напрасно было искать тех незнакомцев, которым принадлежали услышанные ею во тьме голоса. Они бесследно исчезли, канули во мрак. Во время тщетных поисков при свете факела Олимпия нашла только шляпу Шеридана.
— Вы должны постараться заснуть.
Миссис Стодард проводила Олимпию в ее спальню. Руки хозяйки дома заметно дрожали.
— Я прикажу повару приготовить ячменный отвар. Олимпия была как в тумане. Она с отсутствующим видом выпила чай из целебных трав и позволила горничной раздеть себя, а затем села на кровать и устремила взор в темноту.
«Шеридан, Шеридан…»
Все произошло так неожиданно и походило скорее на вымысел, нежели на реальность. Только что она видела перед собой живого и близкого Шеридана, слышала его голос, и вдруг… Он пропал, исчез, скрылся навеки. Умер.
Олимпия вспомнила рассказ Шеридана о том, что делают эти убийцы со своими задушенными жертвами перед погребением, — выпускают внутренности и расчленяют во имя Канкали, бога, поедающего людей. У Олимпии закружилась голова. Внезапно она услышала, что кто-то скребется в ее дверь. Через некоторое время дверь медленно отворилась.
— Исмаилии, мэм, — раздался шепот. — Простите меня, простите.
Олимпия узнала тонкий голосок Мустафы и затаила дыхание, стараясь взять себя в руки.
— Входи, — вымолвила она, все еще плохо соображая.
Он проскользнул в комнату, прикрывая рукой огонек свечи и поминутно кланяясь. Мустафа был одет в белые шаровары и рубаху, на голове у него была красная феска. Он опустился на колени перед Олимпией и отбил поклон, коснувшись лбом пола у ее ног.
— Эмирийити… моя принцесса. — Он поднял голову, заливаясь слезами. Его смуглое лицо выражало отчаяние. — Это правда?
Олимпия кусала губы, чтобы не расплакаться. У нее перехватило горло. Она кивнула и, зажмурив глаза, начала раскачиваться из стороны в сторону.
Мустафа завыл тонким голосом. Обняв ее лодыжки, он прижался лицом к ногам Олимпии, обутым в домашние туфли. Из его груди вырвался горестный стон, перешедший в заунывный вой, который, казалось, наполнил собой всю комнату. Звуки отражались от стен, замирали и вновь нарастали — мелодичные и призрачные.
Олимпия слушала этот плач, и из глаз ее сами собой катились слезы. У нее было такое чувство, будто душа превратилась в темную, безмолвную, безжизненную пустыню.
Скорбный голос Мустафы вдруг прервался, и он всхлипнул. Олимпия склонилась над беднягой и тронула его за плечо.
