Невинность, но ведь не я, а вы первая начали заигрывать со мной, когда я спал.
С первого дня нашего знакомства вы пялите на меня свои наивные овечьи глаза, а у меня уже терпение на исходе. Из-за вас я и так столько времени живу как на вулкане, черт бы вас побрал. Если вы еще подобным образом дотронетесь до меня, я могу не выдержать и тогда покажу вам в натуре, как это происходит. Причем рождения ребенка можно будет не опасаться, так как я достаточно опытен в подобных делах.
Олимпия закрыла рот руками, не сводя с него глаз и чувствуя, как бешено бьется сердце у нее в груди. В ушах стоял гул, казалось, еще немного, и она лишится чувств. Всем своим существом девушка стремилась к Шеридану.
— Вы действительно все это можете? — прошептала она глухо, не сознавая, что говорит.
Он переменился в лице, выражение ярости сменилось настороженностью. — Да.
— Тогда… — Олимпия осеклась от волнения.
Стало тихо, только на крыше шелестела сухая трава под порывами ветра, а на полу играли солнечные блики.
— Чего вы хотите? — негромко спросил он.
Олимпия закрыла глаза, но даже теперь она всем своим существом ощущала его присутствие. Ее рука соскользнула с колен и остановилась в дюйме от руки Шеридана. Он сидел совершенно неподвижно.
— Вы дадите мне право дотрагиваться до вас, — произнесла она полуутвердительно, полувопросительно.
Олимпия закусила губу, невольно вспоминая сегодняшний сон. Ей снился дракон, прекрасный и ужасный. «Я — мужчина, — говорил он. — Я хочу тебя».
— Да, я этого хочу, — прошептала Олимпия и дотронулась до руки Шеридана. — Хочу.
Глава 16
— О Господи, — пробормотал Шеридан, охваченный внезапными сомнениями.
С его стороны это была шутка или, вернее, маленькая месть за резкость ее тона и язвительные замечания. Он не ожидал, что она вдруг так легко уступит ему.
С первого дня пребывания на необитаемом острове Шеридан внутренне смирился с мыслью о том, что обречен на бесконечные муки. Но другого выхода не было. Он видел, что Олимпии тоже нелегко и что она сражается со своими собственными демонами. Шеридан часто ловил на себе взгляды Олимпии, но держался на расстоянии, зная, что ее удерживает от последнего шага чувство ненависти к нему. И вдруг все преграды исчезли. Только теперь Шеридан понял, что он наделал. Стена, разделявшая их и казавшаяся такой незыблемой, рухнула от одного толчка. Олимпия смотрела теперь на него с таким робким восхищением, словно лесная птичка. Меховое одеяло сползло с ее плеча, и Шеридан видел ее пухлую обнаженную руку и локоть с ямочкой.
Дыхание Шеридана стеснилось в груди. Олимпия была так хороша и к тому же не желала убирать свою ладонь с его руки. Шеридан в отчаянии отвернулся.
Приближалась зима. Шеридана не мог обмануть сегодняшний погожий денек. Скоро наступят лютые холода, и им крупно повезет, если они сумеют их пережить. Ему необходимо было сейчас встать, уйти из этой хижины и начать строить себе другое пристанище. Ему никак нельзя было оставаться с ней; безумно было думать, что, дотронувшись сейчас до нее, он сумеет сохранить хладнокровие и самообладание.
И все же Шеридан не мог уйти. Он зашел уже слишком далеко.
— Ложитесь, — бросил он Олимпии, стараясь не смотреть на нее.
Она молча, с уморительной торжественностью выполнила команду. Олимпия воспринимала все так серьезно и подчинялась ему так беспрекословно, как будто наступил Судный день. Шеридан в растерянности провел рукой по волосам и взглянул на Олимпию. Он не знал, что ему делать, с чего начать. В этом случае ему вряд ли мог пригодиться богатый опыт его распутной молодости, когда он заговаривал зубы смазливым легкодоступным девицам, а затем увлекал их в близлежащий бордель, где развлекался с ними до утра. Шеридан лихорадочно вспоминал, что именно говорил им тогда, но не мог припомнить подходящих слов, кроме пошлых шуточек и нелепых нравоучений, которые читал им для забавы, да и сами эти девицы были беспечными потаскушками, разряженными и размалеванными, их дешевые духи не могли перебить стойкого запаха пота.
Нет, Шеридан не мог обратиться сейчас к Олимпии с теми же словами. Он тяжело вздохнул и закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями.
Шеридан страшно жалел, что затеял все это. Испытывать подобные чувства и не сметь дотронуться до Олимпии было самоубийством.
— Вы хотите дотронуться до меня, — произнес наконец он, поднося ее ладонь к своим губам. — Я тоже хочу этого. Я покажу вам, как это делается… На теле есть такие места, прикосновение к которым доставляет настоящее наслаждение.
Олимпия облизала губы, и, глядя на кончик ее розового язычка, Шеридан почувствовал возбуждение.
— Вполне возможно… что я начну забываться. Если я сделаю хоть что- то, что вам не понравится, скажите мне сразу же, и я… я прекращу. — Он перевел дыхание.
Они помолчали.
— Я думаю, что вы могли бы стать настоящим героем, — грустно сказала Олимпия.
— Сомневаюсь в этом.
Шеридан снял бушлат и стащил через голову рубашку с одним-единственным рукавом. В хижине было довольно прохладно. Растянувшись рядом с Олимпией, Шеридан положил ее ладонь себе на грудь и накрыл своей рукой.
— Быть негодяем иногда чертовски приятно и выгодно, — промолвил он, — особенно если держишь в своих объятиях прекрасную женщину.
Олимпия беспокойно заерзала под своим меховым одеялом.
— Я вовсе не прекрасная женщина.
Он крепко сжал ее пальцы в своей руке.
— К сожалению, я должен заявить вам, что вы понятия не имеете о том, о чем я говорю. Впрочем, в этом нет ничего удивительного.
— Но я же толстая! — воскликнула она с замиранием сердца, робко пытаясь вырвать руку, которую Шеридан увлекал все дальше.
Но он только крепче сжал ее, тяжело дыша. Их руки дошли наконец до ремня на его брюках. Шеридан закрыл глаза.
— Здесь, — промолвил он, тяжело дыша.
— О! — испуганно воскликнула Олимпия.
— Все в порядке. Слышите? Все в полном порядке… Не… не отнимайте у меня руку…
— Но я же могу причинить вам боль!
— Нет, — сказал он, качая головой. — Нет!
Он медленно разжал пальцы и, выпустив ее ладонь, быстро расстегнул брюки, снова схватив запястье Олимпии в тот момент, когда она уже хотела отдернуть руку. А затем мягко, но решительно положил ее пальцы на распаленную плоть, зарывшись лицом в волосы девушки и до крови закусив губу.
— Вы дрожите, — робко сказала она.
— Это от наслаждения, — отозвался он изменившимся голосом. — Мне очень приятно.
— Но я чувствую себя не в своей тарелке. Шеридан коснулся ее щеки губами.
— Почему?
— Потому что… — Она от волнения чуть сжимала и разжимала пальцы, и у Шеридана от этих судорожных движений шла голова кругом. — По-моему, это не должно мне нравиться.
— Но это все же вам нравится, не так ли?
Она не ответила, однако ее щеки вспыхнули ярким румянцем. Шеридан убрал руку, но Олимпия так и не разжала пальцы. Через некоторое время она в смущении спрятала лицо на его плече. Ее пальцы начали легко двигаться, чуть касаясь его кожи и исследуя незнакомые уголки его тела. Шеридан притянул голову Олимпии к груди и прижался к ее волосам губами.
— О Боже, — простонал он. — Хватит… надо остановиться… Олимпия тут же отдернула руку, и Шеридан слегка ослабил объятия.
— Теперь вы видите… — промолвил он, пытаясь восстановить дыхание, — каким образом вы можете мучить меня.
Олимпия широко раскрыла глаза от изумления, глядя на то место, до которого только что дотрагивалась. А затем, вскинув глаза на Шеридана, она некоторое время следила за выражением его лица, как следит кошка за канарейкой, и ее рука снова скользнула вниз.
— Достаточно, я сказал! — взревел Шеридан и перехватил ее руку. — Нам пора двигаться дальше.
Олимпия закусила губу.
— Еще немного…
— Я вижу, чего тебе хочется, маленькая проказница. Но я не желаю, чтобы ты разглядывала меня и трогала, закутавшись в одеяло. — Он склонился над ней и прижался губами к ее виску. — Я тоже хочу посмотреть на тебя.
Он почувствовал, как она оцепенела.
— Ты мне позволишь это сделать? — пробормотал он. Она не ответила. Шеридан тоже замолчал и, прижав ее к себе, начал осыпать поцелуями лоб и виски девушки, которые горели огнем. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь щели в крыше, бросали блики на его спину и плечи.
— Ну хорошо, — еле слышно прошептала Олимпия. Шеридан улыбнулся, а Олимпия зажмурилась, окаменев от страха, как будто ее ждала страшная пытка.
— Откройте глаза, принцесса, — нежно сказал он. — Взгляните на меня.
Ее ресницы дрогнули, но, даже открыв глаза, она старалась не смотреть на него.
— Принцесса!
— Я не могу, — сказала она.
Шеридан подождал немного. Ее губы задрожали, и она снова закрыла глаза.
— Я не могу, не могу!
— Но почему?
— Я такая толстая, такая жирная!
— Вы очаровательны, — промолвил он. Она замотала головой:
— Вы сразу же почувствуете ко мне отвращение. У меня ужасная фигура.
— Вы великолепны, — сказал он. Она снова покачала головой и хотела что-то сказать, но он перебил ее: — Да, вы просто великолепны. С чего вы, черт возьми, взяли, что можете правильно судить о женской фигуре и ее прелестях? Если вы и дальше будете придерживаться подобных превратных представлений, то вам действительно лучше заняться революцией.
— Но…
Шеридан ухватился за меховое одеяло
