обстоятельствах Лилли расхохоталась бы. Но, понимая, как трудно ей будет возвратиться в этот дом за Лео и Лотта, если она уйдет сейчас отсюда без них, она натянуто проговорила:
— Неразумно ожидать, что я уйду из вашего дома, когда у меня нет работы и мне некуда идти.
На лице Герберта отразилось удовлетворение.
— Значит, ты наконец-то осознала, в чем твоя беда? Вам стоило подумать об этом значительно раньше, юная леди!
Лилли стало нехорошо. Боже, насколько низко ей придется пасть, чтобы выиграть немного времени! Времени, чтобы найти работу и жилье для всех троих, чтобы забрать Лео и Лотти и помешать Герберту найти их.
Заложив руки за спину и скрестив пальцы, чтобы не согрешить ложью, она проговорила, постаравшись, чтобы в голосе прозвучало подобающее смирение:
— Я уже извинилась за то, что вы посчитали дерзостью с моей стороны, и я еще раз прошу, у вас прощения.
Но провести дядю не удалось.
— Ты можешь извиняться до Второго пришествия — язвительно бросил он. — А тем временем можешь просмотреть на предмет подходящего места колонку «Требуется прислуга» в «Экзэминере». — Обойдя стол, он схватил лежавшую на нем газету и сунул в руки девушке. — Я хочу, чтобы к моему возвращению сегодня вечером тебя в5 этом доме не было. Я ясно выразился?
Герберт стоял так близко, что она чувствовала запах табака у него изо рта. Было ясно, что дядя уже заранее решил исход их разговора, и она лишь понапрасну тратил время, пытаясь его умилостивить. Оставив притворство, Лилли ответила твердым взглядом, полным презрения.
— И даже не думай, что сможешь взять с собой Шарлотту и Леопольда, — произнес он, отступив на шаг под силой ее взгляда. — С двумя детьми никто не возьмет тебя в прислуги с проживанием.
— А почему это вы думаете, что я буду искать себе место в колонке «Требуется прислуга»? — едко парировала Лилли.
И была вознаграждена искоркой сомнения, промелькнувшей в его глазах, но почти сразу исчезнувшей.
Герберт язвительно рассмеялся.
— Как это глупо с моей стороны! Я забыл о твоем блестящем образовании. Без сомнения, тебя возьмут учительницей или библиотекаршей. Надеюсь только, что твоего огромного жалованья хватит на то, чтобы снять дом и обеспечить Леопольда няней.
Усмехаясь, он вышел из кабинета.
Лилли осталась стоять у стола. Его веселье было вполне обосновано. Маловероятно, что ей удастся найти другую работу, кроме места прислуги, и, даже если ей настолько повезет, кто будет присматривать за детьми?
В отдалении, со стороны столовой донесся протестующий возглас тети Гасси. Муж, вне всякого сомнения, сообщил ей о только что предпринятых действиях. Тетя тут же впала в отчаяние, только ее чувства и суждения здесь ни во что не ставились.
Обхватив себя руками, девушка постаралась подавить поднимающуюся изнутри волну холодного страха. Что же ей делать? Оставить Лотта и Лео на попечении Герберта Мосли она решительно не может, но и взять с собой тоже не видит возможности. И даже если она смогла бы забрать их, куда им идти?
Со стороны столовой протестов больше не слышалось.
Их сменил приглушенный плач. Пытаясь успокоиться, Лилли глубоко вздохнула. За те несколько месяцев, что девушка прожила в этом доме, тетя не раз обращалась к ней, чтобы облегчить душу, но сейчас при всем желании она не собиралась утешать ее.
Хлопнула входная дверь, и все в доме ощутили явное облегчение. Герберт ушел по своим многочисленным делам, хорошо бы до вечера.
— Лилли! Лилли! — закричала Лотти, вылетев из столовой и помчавшись по коридору к кабинету. — Лилли, с тобой все хорошо?
Она ворвалась в комнату со слезами на глазах.
— Ты же не бросишь нас, Лилли? — воскликнула она, обнимая сестру за талию. — Скажи, что дядя Герберт вовсе не хочет тебя выгнать! Он же просто ругался, пугал нас!
Лилли, в свою очередь, обняла девочку.
— Я не брошу вас, хорошая моя, — пообещала она, хотя в глазах предательски защипало.
Лотти постепенно перестала всхлипывать, но не торопилась оторваться от старшей сестры. Она еще крепче обняла Лилли и со страстью выпалила:
— Ненавижу дядю Герберта. Он не любит нас с тобой.
Он любит только Лео, но по-моему, он и Лео по-настоящему не любит, потому что тогда он не расстроил бы его, сказав, что велел тебе уйти из дома.
— Он сказал Лео правду, — ответила Лилли, поглаживая Лотти по голове, по аккуратно заплетенным косичкам. — Но я хочу найти способ, чтобы мы все могли покинуть эту груду камней, где нет любви. Если бы папа знал, что нас здесь ждет, он не захотел бы, чтобы мы жили в этом доме, и он никогда не отдал бы никого из нас под опеку дяди Герберта и тети Гасси. Папин адвокат направил нас сюда потому, что тетя Гасси наша ближайшая родственница, и ему и в голову не пришло, что нам здесь будут не рады.
— Покинуть? — Девочка" подняла лицо, в ее расширившихся глазах засветилась такая надежда, что у Лилли сжалось сердце. — О, Лилли! А мы сможем? Правда? А дядя Герберт нам разрешит?
Лилли помрачнела.
— А это уже не его дело. С этого момента мы сами принимаем решения.
Лотти чуть не задохнулась от восторга, а Лилли окинула взглядом кабинет. Обычно сюда, в святая святых, можно было заходить только с разрешения. Дядя ушел, оставив ее здесь одну, и это свидетельствовало о том, насколько Герберт был поглощен мыслью о грядущем избавлении от племянницы.
— Мне придется обежать множество агентств по найму, — сказала она Лотти. — Я хочу, чтобы ты тем временем присмотрела за Лео и собрала всю нашу одежду и вещи. Не знаю, куда тетя Гасси убрала наши саквояжи, с которыми мы приехали. Наверное, они где-то на чердаке…
— Хочешь, я поищу? — с энтузиазмом вызвалась Лотти. — Мне всегда хотелось забраться на чердак и…
— Нет, не надо. — Держа газету в одной руке, а другой обнимая сестру за плечи, Лилли вышла из кабинета. — Одному Богу известно, сколько в этом доме чуланов, и ты можешь проискать наши саквояжи целый день. Я просто скажу тете Гасси, что забираю вас с собой и мне нужны наши саквояжи.
— Ей это не понравится, — предрекла Лотти. — Ей нравится, что мы здесь живем. Так она не чувствует себя одинокой.
Пока они шли по коридору в столовую, Лилли испытала укол совести. Лотти сказала правду. Их тете действительно нравилось, что они тут живут. Сколь бы сдержанны ни были проявления ее чувств, привязанность к детям была искренней, и когда Герберт обнаружит, что лишился Лео, то пострадает от этого тетка. На мгновение решимость Лилли поколебалась. Затем она вспомнила, что дядя собирается поменять фамилию Лео, и вошла в столовую, исполненная непреклонной решимости.
Все еще сидевшая за столом тетя обнимала одной рукой Лео, желая успокоить растерявшегося мальчика, в другой руке она сжимала мокрый от слез платок.
— О, моя дорогая Лилли! — воскликнула она в отчаянии, неловко поднимаясь. — Что же нам делать? Твой дядя если что-то решит, так уж ничего не изменишь! Если бы ты только ему не перечила!
Лилли подавила нараставшую в ней волну раздражения. Ее возражения дяде не имели ничего общего с его решением выгнать Лилли из дома. Утреннее происшествие всего лишь послужило предлогом осуществить давно задуманное, а тетя, как всегда, ничего не поняла. Время на дедовских часах, стоявших в углу, приближалось к половине десятого, и Лилли остро ощутила, как много ей нужно успеть сделать за очень короткий промежуток времени, если к возвращению дяди она хочет покинуть этот дом вместе с братом и сестрой. Так что успокаивать тетку было некогда.
— Я буду вам очень благодарна, тетя Гасси, если вы попросите кого-то из служанок найти наши саквояжи, — деловито произнесла она.
Как Лилли и предполагала, тетка вытаращила глаза.
— Но куда же вы пойдете? — запричитала она. — Что будете делать?
— Иногда Лилли просто не могла поверить, что ее горячо любимая мать была младшей сестрой тети Гасси. Ее мать была олицетворением практичности и деловитости.
Мечтателем и неисправимым романтиком в их семье был ее муж- ирландец. Только внешнее сходство говорило о кровном родстве между этими двумя женщинами. Даже сейчас, приближаясь к пятидесяти годам, Гасси Мосли оставалась поразительно красивой — это подтверждали широко расставленные голубые глаза с густыми ресницами, тонкой лепки лицо в форме сердечка. Лилли и Лотти унаследовали такие же тонкие черты лица, но в отличие от изящного подбородка тетки, который выдавал слабость характера, подбородки девочек несли на себе ощутимый отпечаток ирландского упрямства.
— Не знаю, — честно ответила Лилли. — Но куда бы я ни отправилась и чем бы ни занялась, я возьму…
Лотти сжала ее руку, оборвав на полуслове.
Тетя оберегающим жестом обнимала Лео.
Лилли резко втянула воздух. Из-за доброй натуры тетки она совсем забыла, что Гасси Мосли тоже страстно желала воспитать Лео как своего сына. Настолько страстно, что, узнав о неминуемом отъезде мальчика, вполне возможно, послала бы мужу записку, требуя его немедленного возвращения домой, чтобы уладить ситуацию. Своим объятием она не просто успокаивала мальчика, в этом жесте проглядывало чувство собственницы.
— Все свои вещи, — вывернулась Лилли.
— Ты не уйдешь! Не уйдешь! — отчаянно закричал Лео. Вывернувшись из рук тетки, он кинулся к Лилли. — Папин призрак будет тебя преследовать, если ты нас бросишь!
У Лилли сжалось сердце, когда она поневоле расцепила руки мальчика, обвившие ее талию.
— Я сделаю только то, что будет хорошо для всех нас, — мягко проговорила она, стараясь успокоить ребенка так, чтобы
