Эльвина покраснела, вспоминая, как леди Равенна живописала мужскую привлекательность Филиппа. То ли ее слова, то ли вино, которое леди Равенна дала выпить Эльвине, разбудили воображение девушки, и она уже тогда испытала желание к мужчине, которого никогда не видела. Стоит ли говорить Филиппу о странных способностях леди Равенны? Если суждено, он и сам о них узнает.
— Почему леди Равенна решила, что я предпочту лечь в постель со служанкой, когда я мог бы получить ее самое, если бы захотел? Может, здесь обо мне сложилось мнение, о котором я не знаю?
Эльвина усмехнулась и пальчиком провела по поросшей густыми волосами груди рыцаря.
— Не знаю, как насчет вашей репутации, милорд, но моя леди заверила меня, что все мужчины предпочитают юных девственниц вдовам. К тому же мой танец рождает в мужчинах ненасытное желание. В последнем вы сможете убедиться сами. Если же вы все же предпочтете леди служанке, пожалуйста, можете спать с ней, но я ловлю вас на слове: вы обещали взять меня с собой, когда покинете замок.
Филипп снова накрыл Эльвину своим телом.
— Не думай, что так легко отделаешься, девчонка. Придется тебе расплачиваться за свой длинный язык. Так что это за танец, доводящий мужчин до безумия?
Эльвина извивалась, стараясь высвободиться, но результат был противоположен ее намерению. Не стоило будить в нем ярость — как убедилась Эльвина, ее покровитель умел быть безжалостным.
— Сегодня вечером вы все увидите, милорд, — задыхаясь, прошептала она. Его ласки лишали ее дара речи. — Мать научила меня этому танцу. Нередко мне приходится зарабатывать на пропитание, танцуя для господ, но Тильда охраняет меня от их похоти. К тому же она аккомпанирует мне, играя на лютне. Но сегодня я буду танцевать одна, без Тильды.
— Ты не похожа на цыганку — ни черных глаз, ни черных кудрей, да и кожа у тебя совсем белая, — сказал Филипп, раздвигая ее ноги коленом.
— Я не цыганка. И отец мой и мать были такими же светлыми и голубоглазыми, как и я. Этот цвет волос стал для меня таким же проклятием, как и для моей матери, — пролепетала Эльвина, пытаясь оттянуть неизбежное ради того, чтобы вкусить больше от его ласк. — Ребенком моя мать вместе со своими родителями путешествовала в Святую землю. Родители моей матери были нормандцами, поэтому я так хорошо говорю на вашем языке. Но случилось гак, что мою мать из-за необычного цвета волос и очень Светлой кожи заметил принц-язычник. Ее выкрали у родителей и поместили в гарем султана. Вот там она научилась танцевать, чтобы угождать мужчинам.
Филипп замер. Слова девушки подействовали на него как удар грома. Должно быть, ее родители были знатными людьми или очень богатыми купцами, раз могли позволить себе паломничество в Святую землю. Хотя, прошв жизнь в гареме, как может женщина, какой бы добродетельной ни была она до этого, не превратиться в шлюху, в такую же, какой теперь стала ее дочь? Перед Филиппом была живая картина того горького упадка, к которому пришли за годы междуусобицы некогда могущественные семьи. Что бы ни чувствовал Филипп, он решил не показывать этой девчонке, что ее рассказ растрогал его.
Эльвина заметила его презрительную насмешку, и, поскольку презрение Филиппа относилось не к ней, а к ее матери, она решила защищаться.
— Думайте, что хотите, милорд, но мой отец утверждал, что мама была все еще невинна, когда он отыскал ее в гареме. Моя мать предпочла бы смерть бесчестью. Может, язычники вовсе не так бесчеловечны, как многие думают, во всяком случае, в них не больше от варваров, чем в наших баронах. Султан отдал мать моему отцу, когда тот сослужил ему службу, и мать до конца дней оставалась верна моему папе. Когда он умер от лихорадки, она тоже умерла, хотя к моменту его гибели дела у нее шли на поправку.
Эльвина чуть не плакала, и даже Филипп при всей своей суровости не ощутил укора совести. Он нежно поцеловал веки Эльвины, не дав пролиться слезам. Эта дикарка унаследовала от матери хрупкость сложения, но, как подозревал Филипп, у отца-викинга она взяла твердость характера и неистребимый воинственный дух. И это поразительное сочетание качеств притягивало его, заставляя испытывать к этой девушке, почти ребенку, то, что он еще никогда не испытывал ни к одной женщине.
На этот раз Филипп взял ее с нежностью, помня о той боли, которую причинил ранее. Эльвина купалась в его нежности, все больше узнавая о том, какие приятные ощущения дает ему ее тело.
И хотя на этот раз он не торопился, конец настал все же слишком рано, и Эльвина вздохнула со смешанным чувством удовлетворения и грусти. Приближался вечер, и пора было уходить. Но мысль о расставании с ним казалась невыносимой. Эльвина, привыкшая обходиться малым, не могла расстаться с человеком, в объятиях которого провела всего лишь несколько часов. Уже тогда она знала, что воспоминания об этих часах сохранит как самое драгоценное свое сокровище. Она провела рукой вдоль его мощной спины и тихо выдохнула его имя, словно звук этот мог удержать Филиппа подле нее.
— Хорошо, ты наконец запомнила, как меня зовут, — прошептал Филипп, целуя ее.
Ему тоже не хотелось вставать, хотя до вечера он должен был успеть многое сделать. Филипп никогда так долго не нежился в постели днем, особенно когда ждала работа, но его все еще не оставляло странное ощущение, будто стоит ему покинуть эту девушку, так похожую на эльфа из саксонских легенд, и она исчезнет. Он продолжал гладить Эльвину, словно пытаясь убедить себя в том, что она действительно существует.
— Пора мне возвращаться к Тильде. Она расстроится, если я не появлюсь в обычный час.
Эльвина провела по его волосам, коснулась щеки, ласково погладив шрам.
— Что ты расскажешь своей подруге о нас? Если ты поедешь со мной, она наверняка скоро обо всем узнает.
Филипп явно оттягивал неизбежное расставание. К тому же ему было интересно побольше узнать о чудесной нимфе, угодившей в его силок.
— Конечно, я расскажу ей о том, что было между нами. Она ведь не дурочка. Но, прошу тебя, не говори Тильде, что все это ради нее. Я обязана ей большим, чем жизнью, И то, что сделала я, — малая плата за ее верную службу.
В голубых глазах Эльвины читалась мольба.
— Скоро ли она сможет отправиться в путь? Я не собираюсь торчать здесь долго.
— Если ты не будешь ехать слишком быстро, я устрою се в повозке хоть завтра. Тильде будет удобно. Хорошо бы, чтобы несколько твоих воинов охраняли нас, тогда нам нечего будет опасаться.
Филипп повернулся на бок и, приподнявшись на локте, сверху вниз посмотрел на Эльвину.
— Ты понимаешь, что будешь ехать со мной, а не позади колонны с другой женщиной? Не хочу, чтобы хоть у одного из моих воинов закралась мысль, что ты доступна для всякого, кто тебя пожелает. За твоей Тильдой может присмотреть кто-то еще.
Лицо Эльвины исказила гримаса боли, но она послушно опустила голову.
— Как пожелаете, милорд. — Филипп недовольно поморщился, и Эльвина поспешила исправить ошибку: — Сэр Филипп, вы позволите мне навещать Тильду, когда не будете нуждаться во мне?
— Только под охраной монаха Шовена. Он дал обет целомудрия, чего я не могу сказать об остальных моих воинах. Бойцы верны мне, но не стоит подвергать их преданность испытанию. Военный лагерь — не лучшее место для молодых и красивых женщин.
Эльвина отодвинулась подальше от своего любовника и господина.
— Моя мать провела большую часть жизни в военных лагерях. Отец никогда не расставался с ней. Так что я знакома с полевым бытом и хорошо осведомлена о некоторых неудобствах, с ним связанных. Я должна идти, сэр.
Филипп, по-прежнему лежа на боку, смотрел на Эльвину и любовался ее грациозными движениями. Она двигалась очень женственно, плавно покачивая бедрами. Возбуждение снова охватило его, и Филипп, досадуя на себя, выругался сквозь зубы. Дабы не искушать судьбу, он встал с постели и начал одеваться.
Эльвина накинула тунику, но Филипп потер между пальцами шершавую ткань и, брезгливо поморщившись, сказал:
— Надо подыскать тебе что-то получше. Я не хочу, чтобы моя возлюбленная носила лохмотья.
Эльвина недоверчиво посмотрела ему в глаза, прикидывая, чем вызвана эта неожиданная забота. Едва ли дело было в проснувшихся в нем чувствах. Наверное, он решил, что, раз уж ей суждено ехать рядом с ним, она должна выглядеть так, чтобы ему не было за нее стыдно.
